Нэд шагнул к собеседнице, словно хотел встряхнуть ее — тонкую, гневную. Но в последний миг удержался. Все это он знал. Все понимал, но вины наставницы это не умаляло.
— Ну, гляди. Упредила ты все. Уберегло то ее?
Женщина вновь поникла.
— Не уберегло.
Креффы молчали. И это молчание звучало как приговор. Виновна. Только, кто бы на ее месте не виноват был?
— Значит, не уберегло, говоришь? — речь смотрителя сделалась опасно вкрадчивой и тихой.
В этот миг тишину разорвал негромкий, но твердый голос Клесха:
— В том, что девка убиться решила, не крефф повинен, — сказал он. — Грош цена была ее Дару, хоть до сносей, хоть после. В ней страх жил. И был он посильнее Дара. Он ее и убил, затуманил разум. Пока выученик страх в себе не победит, он не обережник. И все здесь это знают. Сожгла она в себе Дар трусостью. Не приняла его суть, думала, целители только настойки варят! А целительство это еще кровь и боль. Сила в ней была, а воли управлять ей — нет. Такие годятся только в знахарки. Ошиблись мы все. Майрико как могла исхитрялась, чтобы девка по капле из себя страх выдавливала. Потому и берегла ее, что правду эта дурища принять не могла. Коли взяли бы ее в шоры с первого дня, так она на второй седмице бы со стены шагнула. Все одно: своего ума нет — чужой не вложишь.
На несколько мгновений в покое воцарилась тишина. Обережники осмысливали сказанное. Нэд не выдержал такой хлесткой отповеди и рявкнул:
— Ты-то хоть помолчи! Думаешь, я не знаю, как ты свою выученицу к сосне привязал и бросил упырю на забаву? Нашелся благостник! Ты чем думал, когда девку с регулами в лесу оставлял? Если бы ее сожрали, мы бы еще и ратоборца потеряли?!
— Ну, то-то я дурак записной, — кивнул Клесх. — Привязал и оставил. Ума-то у меня ведь нет. Зато злобы лютой на всю Цитадель хватит. Да я чуть не в трех шагах стоял. Не блажи она от ужаса, сразу бы заметила. А как, по-твоему, из девки воя взрастить? С чучелами что ли ставить ее ратиться? А страх как ее научить перебарывать? Уговорами? Ничего, прооралась и сдюжила. Вот теперь я говорю, что она ратоборец. А до этого дура была простая. Вроде Айлиши вашей.
От этой непочтительной речи смотритель пошел белыми пятнами.
Но наставник Лесаны спокойно и прямо смотрел в глаза старшему креффу. Он привык говорить в лицо то, что многие держали за душой. Однако… кое о чем Клесх предпочел умолчать. До поры решил ни с кем не делиться тем, что ему случайно открылось. Жизнь отучила.
— Ишь ты, какой толковый… — мрачно заметил из своего угла Руста. — Только Клесх знает, как от выучей толку добиться. Не смотри, что в креффате без году седмица. Нам — убогим — только позавидовать.
Клесх в ответ промолчал. Лаяться еще не хватало.
— Нэд, в его словах есть правда, — заметил со своего места Лашта.
Колдун потер подбородок и продолжил:
— Девка и впрямь блажная была. У таких все через… через пень-колоду, — поправился он. — А тому, Руста, как крефф своих подлетков учит, остальным дела мало. Тут главное — итог. А Клесх, хоть и сам не без дури, воспитывает с толком. Тебе поучиться. Да и девка у него впервые на поруках. Я вот за свой срок не припомню, чтобы у воев бабы ратились. А в Цитадели-то подольше твоего.
Руста фыркнул, но затевать свару не стал.
Нэд молчал, давая высказаться каждому и пользуясь передышкой, чтобы не пришибить дерзкого креффа воев.
Скрипнула скамья, стоящая в тени очага. Со своего места встал здоровый, словно гранитная глыба, еще один наставник ратоборцев — Дарен. Роста он был превеликого и разгонять Ходящих мог одним своим видом — плечистый, с лицом, словно вырубленным топором, с безобразно рассеченными еще в юности бровями и совершенно лысой головой.
— Нэд, — примирительно сказал вой. — Майрико оплошала. Но уж и не настолько, чтобы лютовать тут до ночи. И правда ведь, девка малахольная была. Давай уж, отмеривай ей, да разойдемся. Дураки наши там без дела слоняются, а их после эдакого занять надо, чтоб еще кому в голову не пришло, будто крылья выросли, да летать не потянуло.
— Сядь, — голосом Нэда можно было пригвоздить к месту.
Вой вздохнул и опустился обратно на скамью. Дерево снова жалобно скрипнуло, принимая на себя недюжинный вес.
— Клесх. Коли ты такой умелец выучей готовить, ныне же бери старшего своего. Как там его… Фебра. И езжайте до Встрешниковых Хлябей. Утром оттуда сороку прислали — оборотни там. Да, похоже, несколько стай. Изведете. Парня к лету пора отпускать со двора. В Старграде обережника подрали. Замена нужна. Заодно охолонишься. А то больно брехлив стал. Да и девке твоей от тебя роздых нужен. Отдашь ее пока, вон, Дарену. Пусть воспитывает. Мира в пути.
— Мира в дому, — ответил Клесх, про себя усмехаясь — долго ему еще будет аукаться юношеская выходка, коей сроку было уже больше десятка лет.
Память у Главы долгая. И не один год пройдет, прежде чем он перестанет видеть в креффе ратоборцев припадочного звереныша.
— Майрико.
Целительница вскинулась. А смотритель продолжил:
— От тебя ныне толку немного. Собирай заплечник. В Росстанях лекаря ждут. У них там лихорадка черная детей косит. Хоть делом займешься. До лета молодших выучеников твоих Русте передаю. Ты покуда разъездами займешься. Засиделась, гляжу, в четырех стенах. Мира в пути.
— Мира в дому, — эхом отозвалась лекарка.
Со своего места подала голос непривычно тихая Бьерга:
— Не дело Нэд, креффами разбрасываться, — напомнила она. — Больно лют ты по окраинам их распихивать. Да и Клесх прав, не по силам девке Дар достался, иные вон гнутся да не ломаются. А она себя так и не приняла. Нет тут ничьей вины, кроме ее собственной. Какой бы из нее наставник вырос, коли она сама взрослеть не хотела?
Правы были и Клесх, и Бьерга, и Дарен, и Лашта. Правы. Понимал это Нэд. Но глодала Главу досада, что пришлось потерять девку, которая могла спасти жизни многих. Не по плечам ей ноша оказалась. А по-другому тоже нельзя было. Не станут Ходящие ждать, когда каждого выученика с поцелуями да благословлениями из Цитадели проводят. И простой люд надеется на Осененных, что защитят те, не оставят в беде. Оттого-то и растят из послушников волков-бирюков, запрещая им слабости. Девку-дуру не жаль, жаль, что Дар такой пропал впусте. Дай Хранители, последняя эта потеря будет. Но и креффам науку преподать надо. Клесху за то, что дерзок и вежество забывает. А Майрико для острастки, пусть мягкосердечность свою попридержит.
Тяжело вздохнув, Нэд махнул рукой:
— Ступайте с миром. Клесх, готовь Фебра. Майрико, детьми займись. Как воротитесь, погляжу, умерить вам наказание или нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});