Читать интересную книгу Черный пролетарий - Юрий Гаврюченков

Переводя дух и утирая холодный пот надушенными носовыми платками, взбодрённые любители цирка послушно направились за ним, подталкивая друг друга локтями и оживлённо обсуждая происшествие.

— Желаю вам приятного просмотра! — Вергилий запер калитку на крюк. — Кто не купил билеты на представление, немедленно в кассу! Они скоро кончатся.

Хлопая ушами, муромские тусовщики разбрелись делиться впечатлениями, а мужичок деловито направился к очереди набирать с риском для себя следующую потайную группу.

* * *

Раскинув руки, человек плыл в чёрной выси, озарённый светом электрического прожектора. Негромко играл оркестр, слышен был стук парового движка за тонкой полотняной стенкой. Зрители следили, затаив дыхание. Человек под куполом резко раздвинул ноги в поперечный шпагат, перекувырнулся в свободном полёте, перехватил в последний миг трапецию, раскрутился на ней, раскачался и переметнулся на штамборт, подтянул ноги, и вот уже стоял во весь рост на неподвижной перекладине, возбуждённо дыша под бешеное рукоплескание зала.

— Как они это делают? — беззвучно сказал Щавель.

Жёлудь зачарованно смотрел, раскрыв рот.

— Это не он?

Прожектор медленно гас. Начали зажигаться лампы.

— Не тот китаец? — повторил отец.

— Нет.

С поднебесных высот акробатики цирк опустил зрителей на бесстыжую низменность клоунады. На манеж вышел враскорячку фигляр в зелёном комбинезоне заводского фасона, в красной рубашке, красной кепке и огромных красных ботинках. У него был сизый нос картошкой и густые чёрные усы. Следом выплелся синий паяц в комбинезоне с мотнёй до колен, будто в него наклали добра, крошечных туфлях и синем берете, косо сидящем на всклокоченном парике. Нарумяненные щёки и круглый красный нос на резинке дополняли образ алкоголика. В руке синий держал плакат на палке «Даёшь 6-часовой рабочий день!»

Красный немедленно дал ему пинка.

— Ты чего дерёшься?

— А ты чего бастуешь?

— Хочу шестичасовой рабочий день! Я за четырёхчасовой ничего заработать не успеваю.

В зале заржали.

— Тогда шланг соси и этим грейся!

Красный пролетарий опять врезал синему пролетарию под зад.

— Буду бить тебя, пока не выбью всю дурную кровь, — гордо заявил он.

— Да ты, Марио, правоохранитель! — обвинил его синий клоун. — Ты красный как Ленинская комната!

Марио не смутился, а подбоченился и выдал на публику:

— У нас, пролетариев, одна извилина, поэтому мысль движется строго по прямой.

Смех в зале перерос в гомерический хохот. Аплодировали не только господа и судари в первых рядах, купцы и лавочники, рантье и менеджеры среднего сектора, но и работяги с галёрки.

— Столько времени подряд и всё на позитиве? — обиженно вопросил синий клоун.

— А чего нам унывать, Луиджи? Мы знаем, что мы правы, а в правде вся сила. Кто сильнее, тот и прав, поэтому я буду тебя бить.

— А я буду бастовать!

Марио немедленно отвесил ему поджопник, дал оплеуху и чпокнул звонкого щелбана под гул барабана из оркестра.

— Это нетолерантно! — загундосил Луиджи.

— Смотрю на протестный движняк и не врубаюсь, откуда такие борзые?

— Ума нет, а дела хочется, вот и пишутся молодые пролетарии во взрослый блудняк.

— Придётся заткнуть тебе рот, — Марио решительно засучил рукава.

— Тогда ты услышишь глас афедрона! — не сдался синий клоун.

Красный погнался за ним, но синий, бросив плакат, улепётывал и пару раз увернулся от карающего штиблета. На третий раз нос ботинка врезался в отвисшие портки и там застрял. Марио замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, но плюхнулся на ковёр. Луиджи изловчился, сложился пополам как китайский ножик, заглянул себе между ног, словно что-то там проверяя, выпрямился, провернулся на месте и выкрикнул в зал:

— Теперь порядочек!

Перебивая смех, с галёрки донеслось:

— Жги, дырявый!

Протестный клоун словно этого и ждал. Он наклонился и издал протяжный звук, сопровождаемый басовитым аккомпанементом тромбона. В портках у клоуна обнаружилась здоровенная дыра, искусно пробитая красным пролетарием.

— Ты пердишь как грузчик, — заявил Марио, сидя на ковре.

— Тогда я буду пердеть как агитатор! — гордо ответил синий.

Попрыгав на прямых ногах не разгибаясь, он повернулся головой к выходу, гузном к залу и отчётливо прорычал:

— Даёшшь-шестичассовой ррабочий день!

«Это у него чревовещание?» — даже усомнился Щавель, настолько похоже вышло.

Зал завыл над выходкой пропагандиста.

— Знакомый гудок! — вскочил возбуждённый Марио. — Мой друг на этой фабрике работал.

Из-за кулисы торопливо, но, сохраняя достоинство, вышел усатый распорядитель во фраке.

— Заканчивайте тут агитацию! — накинулся он на клоунов, за ним бежали униформисты, но синий не растерялся и провозгласил чревным вещанием:

— Проклятье палачам и работорговцам!

Преследуемые шестёркой униформистов, клоуны Марио и Луиджи были изгнаны с арены под бешеный марш, затем оркестр умолк. Распорядитель зажал нос, сморщился. Публика ответила свистом и аплодисментами. Помахав перед лицом платочком, объявил:

— Чтобы развеять дух несогласия, прредставляю вашему вниманию… пррреееестидижататора!! Высокотехнологичный! Басурманский! Фокусник-факир-р Тагир-р!

«Клоуны не китайцы, — Щавель с разочарованием комкал в кармане платок. — Пока мы тут просиживаем, бомбист удирает или готовит новый теракт».

Басурманин в шароварах и чалме выдувал огонь, пускал из рукава голубей, доставал из-под халата всё новых и новых кроликов, притягивал металлические предметы и доставал из-за уха распорядителя цветы, словом, делал всё то, на что способен средний колдун, только без волшебства. «Откуда взяться магии? Тут всюду электричество», — Щавель брезгливо поглядывал на арену, жалея о потерянном времени. Между тем, распорядитель объявил о новом акробатическом номере, на манеж легко выскочил гимнаст в искристом обтягивающем трико и поклонился публике. Пружинистым шагом прошёлся по арене, проворно взобрался по верёвочной лестнице на самую верхотуру

Жёлудь подпрыгнул на месте, повернулся к отцу, запнулся от волнения, ткнул пальцем в накрашенного гимнаста и крикнул:

— Он!

* * *

За стенами шапито был слышен оркестр, реагирующий на пируэты гимнаста. Священник ждал, опираясь на зонт.

— Вы уверены?

— Трудно обознаться, — Жёлудь не мог сформулировать, по каким признакам определил летающего китайца, по походке, лицу, фигуре или всему вместе. — Точно он.

Плоская подбелённая физиономия с напомаженными губами и в Щавеля вселила уверенность, он только кивнул.

— Как действуем? — спросил он. — Сейчас выступление закончится.

— Оцеплять нет времени, — кивнул священник. — Берём полицейского, идём за кулисы и задерживаем артиста в присутствии представителя власти, — запустил руку в прорезь сутаны, достал из брючного кармана крошечные кандалы. — Знаете, как ими пользоваться? Надеваете на большие пальцы и затягиваете потуже.

— У нас есть вязки, — старый лучник предъявил запасную тетиву. — Нам так сподручнее.

— Не будем терять время, господа.

Отец Мавродий зацепил возле касс скучающего городового, показал жетон с прорезью. Особая оперативная группа, усиленная сотрудником органов внутренних дел, вошла в задние пределы шапито.

Зал рукоплескал, дудел во все духовые оркестр, выступление акробата закончилось.

«Ткнуть ножом в бедро или пониже ягодицы, если сзади окажусь, — размечал командир зону поражения. — Лучше попортить, но зато взять быстро и живым, чтобы мог говорить».

Циркачи не препятствовали странной четвёрке шляться по служебным помещениям, но срочно вызвали директора. Навстречу полицейскому выкатился распорядитель, он же директор цирка. Длинные напомаженные усы торчали в разные стороны как стрелки семафора.

— Судари мои, сюда нельзя, — загородил он дорогу. — У нас представление. Заходите потом, милости просим, а сейчас не размагничивайте артистов. У них настроение!

— Уголовный сыск, — отец Мавродий предъявил жетон. — Вы хозяин заведения?

— Слушайте этих господ, — поддержал городовой, когда директор продолжил лепетать — тайный знак не оказал на него воздействия.

— Что вам угодно?

— Нам угодно переговорить с акробатом, который сейчас выступал, — с холодной настойчивостью вмешался Щавель. — Как его зовут?

Директор-распорядитель уступил. Плечи опустились, усы качнулись вниз, как железнодорожный семафор разрешает движение поезду.

— Ли Хой, — с видом величайшей покорности судьбе вздохнул он. — Вы не могли бы после…

— Кстати, где он? — перебил священник.

— Тут или в фургоне, сейчас найдём, — судя по визгливым голосам, на ковре опять паясничали клоуны-дегенераты, избрав своей жертвой униформистов. — Шмуклер! Разыщи Ли Хоя.