— Маоаоа, Маоаоа, Маоаоа, вызывает местное управление. Откликнитесь.
Тишина.
Оскорбленная отсутствием ответа, дама теряет самообладание и разражается целым потоком обвинений. Я вздрагиваю, когда она, совершая хватательные движения рукой, сообщает, что сделает со шкипером, если тот не ответит сию минуту.
Гнетущая тишина.
Дама закидывает микрофон обратно в шкаф и захлопывает дверцу.
— На судне никого.
Я ныряю в сторону, когда она вновь проходит мимо. Дама молча начинает колотить по клавишам, а я бормочу слова благодарности и исчезаю за дверью.
Вернувшись на пристань, вижу, что Смол Том и все спят. «Хороши наблюдатели», — сварливо думаю я и, устроившись под деревом, наблюдаю за «Марией Челестой». Однако выясняется, что эпизод с радиосвязью потребовал от меня гораздо больше эмоциональных сил, чем показалось, и вскоре глаза у меня начинают слипаться. А еще через несколько минут, несмотря на титаническую борьбу со сном, я уже крепко сплю.
По прошествии некоторого времени меня будят птицы, которые, похоже, достигли какого-то компромисса и теперь болтают без умолку. Далеко вдали я различаю грузовое деревянное судно зеленого цвета, называется оно «Моувоу» или «Моуервоуер» — я видел, как его грузили на причале в Хониаре. На синей глади моря оно выглядит потрясающе. Я поворачиваюсь на бок и вновь соскальзываю в объятия Леты — по крайней мере, мне кажется, что ее зовут именно так.
— Том! Луки! Хапи! Вот он! Просыпайтесь! Корабль! Он подплывает! — кричу я, резко просыпаясь и испытывая чувство тошнотворной дезориентации, которая всегда меня посещает, когда я понимаю, что не должен был спать. Я уже не раз переживал подобное ощущение, сидя за рулем собственной машины или в экзаменационной аудитории.
— А? — Все трое одновременно садятся и открывают глаза.
Но я уже лечу к пристани. Троица догоняет меня уже на самом краю причала, и мы все вчетвером замираем, глядя на то, как судно, неторопливо пыхтя, движется по спокойным водам. Наша собственная лодка, застеленная пластикатом, чтобы уберечь мешки с кормом от протечек, уже готова.
Однако что-то идет не так. Для того чтобы причалить и не сесть на мель, судно должно пройти по узкому каналу, обозначенному белыми шестами, воткнутыми в риф. Однако оно почему-то разворачивается носом к следующему мысу, словно намереваясь обойти остров. Мы замираем в нерешительности, уповая на то, что капитан одумается. Однако он и не думает поворачивать.
И мы быстро запрыгиваем в каноэ. Я так спешу, что умудряюсь поскользнуться на пластике и плашмя падаю на дно лодки, а Луки лихорадочно пытается завести мотор. Он берется за дело с таким энтузиазмом и такой энергией, что отрывает от стартера шнур и тоже падает на дно лодки. Я выкарабкиваюсь из-под Луки и с тоской смотрю вслед удаляющемуся «Маоаоа».
— Ну давай, Смол Том, вдруг нам удастся завести этот мотор.
Однако обычно невозмутимый Смол Том смотрит на меня с каким-то туманным видом.
К несчастью, веревка, которую Луки продолжает сжимать в руках, оказывается слишком короткой, чтобы ее можно было использовать. Смол Том сходит на берег и через некоторое время возвращается с куском лианы.
— Думаешь, получится? — спрашиваю я. Лиана выглядит слишком хилой и тонкой, чтобы из нее мог выйти какой-нибудь толк.
— Не волнуй-волнуйся, — отвечает Смол Том, зевая.
Он снимает с мотора крышку и обматывает лиану вокруг его верхней части. Интересующее нас судно уже исчезло за мысом. Смол Том обматывает другой конец лианы вокруг запястья и несколько раз дергает. Лиана рвется, но лишь после того, как мотор чихает и начинает тарахтеть. Смол Том крутит рычаг управления, и мы отплываем от причала. Потом он разворачивает длинное каноэ, и мы устремляемся за «Маоаоа». Каботажное судно движется гораздо медленнее, чем мы, и вскоре впереди возникает его туманный абрис, напоминающий мираж.
Когда мы обходим маркерный шест, поднимается ветер, и волны начинают бить нам в борт, поднимая тысячи брызг. Уже через несколько минут мы оказываемся вымокшими до нитки, однако расстояние между нами и судном начинает сокращаться. Я снова различаю цвет корпуса и черные хлопья дизельного дыма, вылетающие из ржавой трубы. Мы даже видим фигуры людей, стоящих на палубе.
А затем, естественно, двигатель заедает, и лодка резко сбавляет скорость. Я обеспокоенно оглядываюсь. Мотор пропускает еще один такт. Смол Том наклоняется и сжимает резиновую грушу топливного насоса. Лодка делает скачок вперед, и Смол Том, выпрямившись, удовлетворенно улыбается.
— Думаю, мало бензина! — заявляет он, жизнерадостно помахивая оранжевой канистрой. И все разражаются смехом.
К счастью, от «Маоаоа» нас отделяет уже всего несколько сотен ярдов, Смол Том выжимает последние капли топлива, и мы оказываемся в попутной струе сухогруза. Когда мы обходим судно, Луки хватается за край бортового иллюминатора, и свесившиеся сверху чернокожие матросы смотрят на нас с явным изумлением.
«Что надо этим болванам?» — написано на их лицах.
Однако мне уже все равно. Мы мокрые насквозь, и бензина у нас почти не осталось. Каноэ начинает угрожающе биться о борт более крупного судна, и меня охватывает чувство позорной тошноты.
К экипажу присоединяется еще один человек в черной фуражке с вышитым золотым якорем посередине, который тоже перевешивается через борт и начинает с интересом нас рассматривать.
Он что-то кричит, но ветер относит звук его голоса, чему я несказанно рад, так как, судя по его лицу, он пользуется не самыми изысканными выражениями. Я приподнимаюсь и цепляюсь за борт. И Смол Том, сидящий у мотора, который окончательно глохнет, вероятно, удостоверившись в том, что мы достигли своей цели, хлопает меня по колену.
— Иди. Наверх, — кричит он.
— Как? — откликаюсь я, склонив голову к подмышке.
И в этот момент, словно отвечая на мой вопрос, сверху спускается веревочная лестница. Я хватаюсь за веревки и медленно и неуклюже поднимаюсь на палубу. Две пары рук протягиваются ко мне, чтобы перетащить меня через деревянное ограждение, и я смущенно улыбаюсь. Смотрю вниз и вижу, как довольный Смол Том демонстрирует мне большие пальцы рук и, прихватив канистру, начинает карабкаться вслед за мной.
— Ну и что вы смотрим? — с изумленным видом спрашивает шкипер.
— Я просто хотел узнать, не вы ли везете корм для моих цыплят. Вы имеете ням-ням кокорако, который мой?
— А какой имя твой? — дернув подбородком, осведомляется шкипер.
— Уилл, Уилл Рэндалл из Мендали.
Один из членов экипажа исчезает в трюме. Через несколько минут оттуда появляется мешок, за которым немедленно следуют остальные, передаваемые из рук в руки всеми членами экипажа к планширу. Когда мне вручают первый, я чуть не падаю вместе с ним за борт и в последний момент вцепляюсь в поручень, так что мешок остается болтаться снаружи, перевешивая меня. Но Луки уже протягивает руки.