нее».
А потом из секции вернулась Катя, и надо было сказать дочери, что мама приболела и спит, и вести себя как ни в чем не бывало – вместе поужинать, расспросить о тренировке, выслушать поток новостей.
Про оставленное в гардеробе ресторана пальто, неоплаченный счет и забытый на стуле шелковый шарф Свиридов вспомнил уже ночью, и этими вопросами на следующий день занималась секретарь.
А Лара, проведя два дня в постели, на третий вышла на работу.
Ее бок был почти черный от огромного синяка. Как не сломалось ребро – загадка. Лара быстро уставала, движения давались ей трудно – Александр все видел, и на ужин привозил еду из ресторана.
А Лара каждый день ездила в свой магазин. Даже сегодня – в субботу. Потому что ей надо было чем-то заниматься. Он это понимал и не пытался отговорить. Они почти не оставались наедине и разговаривали только о бытовом: о новом расписании тренировок дочери, необходимости покупки зимней обуви и что взять на ужин в ресторане.
Они больше не возвращались к теме ее визита в отель, не обсуждали аварию и старательно сворачивали в разговорах на безопасные темы. При этом мучились оба. Но, как ни странно, не становились чужими. Просто переживали по отдельности.
Каждый вечер перед сном он аккуратно наносил выписанную врачом мазь от ушибов и гематом на ее страшный почерневший бок и осторожно втирал. Она терпела, периодически задерживая дыхание, по которому Александр понимал – очень-очень больно.
Но при этом все равно утром ехала в свой магазин.
«Только будь, – думал он, лежа по ночам рядом и чувствуя ее. – Только будь».
А сегодня утром, роясь дома в своих документах на столе, Александр наткнулся на предсказание, которое Лара привезла ему в подарок из Сочи. Одно слово. «Верь». И он застыл с этой бумажной полоской в руках.
Он очень хочет верить. Очень.
– А мы, когда ждали мультик, сходили с бабушкой на выставку.
Катя расправилась с мороженым и приступила к пирожку, запивая его чаем. Если сегодня день фастфуда – надо этим пользоваться на всю катушку.
– Какую выставку?
Дочь вытерла руки о бумажную салфетку и, открыв розовый рюкзачок, вынула оттуда листовку:
– Вот! Здесь есть целый выставочный зал. Бабушка сказала, что это наскальная живопись.
Перед Александром легла листовка-приглашение на выставку современной живописи «Любовь многолика», украшенная тремя небольшими абстрактными репродукциями.
– Тебе понравилось? – спросил он.
– Ну… так. Не все. Но некоторое было интересно, хотя непонятно, почему это любовь.
– Конечно, непонятно. Но что еще можно ожидать от мазни? – подала голос Вера Дмитриевна.
– И там была девушка с синими волосами! – торжественно провозгласила Катя.
– На картине? – спросил Свиридов.
– Нет, живая. Она тоже пришла посмотреть картины и даже что-то записывала в блокнот. Но волосы у нее были очень красивые. Когда я вырасту, то тоже покрашусь в синий цвет.
– Почему не сейчас? – спросил Александр, слабо представляя себе дочь в синих кудряшках.
– Бабушка не переживет, – последовал аргументированный ответ.
3
Петя нес Алене подсолнухи. Под дождем, под хмурым серым московским небом, оберегая цветы от ветра. Он их нес и думал о том, что сегодня один из решающих дней в его жизни. И это связано именно с жизнью, не с карьерой, не с ролями, не с новыми проектами. А с той частью Петиного существования, которое наступает тогда, когда стираешь с лица грим и собираешься домой.
Долгие южные разговоры про жизнь и роли упали в благодатную почву. За прошедшее время Петя много всего пересмотрел, передумал, перемолол в себе. Известие о будущем отцовстве перевернуло его жизнь. И расставило все по местам.
Мечта о ролях, достойных фильмах, настоящих спектаклях никуда не делась. Она была жива, и Петя верил в эту свою мечту.
Но еще он очень хорошо понял, что на пути к ней чуть не потерял Алену. Что, если бы Алена уехала? Что, если бы то, что происходит с ней сейчас, она прожила бы в одиночку?
Петя до сих пор не мог смириться с ее долгим молчанием про беременность. Оно было громче всяких слов. Алена в нем усомнилась. Она не должна была, но…
Телефон зазвонил, когда Петя поднимался в лифте на свой этаж.
– Я тебе все скинул, – бодро прозвучал голос Кирилла. – Ты там посмотри, выучи, подготовься. И, это, не завали пробы.
– Я постараюсь, – пообещал Петя.
Но попозже.
Алена была дома, стояла у плиты. Ее почти перестали тревожить запахи и даже появились любимые. Например, запах лимона и апельсина. Каждый вечер Алена разрезала апельсин на две части и сидела – нюхала перед тем, как съесть.
Еще ей очень понравилась привезенная с юга ракушка, которая вместо украшения интерьера стала выполнять полезную функцию – хранилище для резинок и заколок.
Пете было интересно за всем этим наблюдать. Она была какая-то совершенно новая – его Алена – очень-очень знакомая и при этом чуточку незнакомая. Живот уже начинал потихоньку выделяться очертаниями из-под футболки, и от мысли, что там сейчас живет новый человечек – его сын или дочь, – Петя каждый раз чувствовал волнение.
– Ты промок? – спросила Алена, накрыв крышкой сковороду и обернувшись к Пете.
– Нет, не успел.
Он освободил букет от упаковки и стоял сейчас перед Аленой с подсолнухами в руках. Сегодня все решалось точно так же, как и несколько лет назад, когда он впервые принес ей этот цветок на День святого Валентина и поцеловал. Тоже впервые.
– Ой, – сказала Алена, увидев цветы, а потом взяла букет. – Я никогда к ним не привыкну. Это как держать в руках солнце. Спасибо.
А Петя вдруг понял, что у него нет слов. Хотя он все прорепетировал. И текст придумал, и проговорил его про себя несколько раз. А сейчас все забыл. Вот текст роли он никогда не забывает.
Только этот вечер – не съемка и не дубль, и потом уже ничего не переиграешь.
Алена потянулась и поцеловала его в губы. И он ее обнял. Вместе с подсолнухами. И тоже стал целовать. Губы, щеки, глаза… и наконец вспомнил. Правда, всего одно предложение из всей заготовленной речи. Зато самое главное.
– Ты выйдешь за меня замуж?
И – пауза. Почти мхатовская. Алена чуть отстранилась, отступила на шаг. Она всматривалась в его лицо, и взгляд ее был пытливым, даже тревожным.
– Ты этого хочешь? – наконец спросила тихим голосом.
– Да, – ответил он твердо.
– Нет, ты не понимаешь, – Алена отвернулась и стала искать, куда поставить цветы.
Но ваза находилась в зале, за ней надо было идти, поэтому она просто