― Кстати, давайте-ка, подставляйте ладони, — обратился Ян к гостям, развязывая мешочек.
― Что это? — спросила Аня.
― Размолотые водоросли, — шаман потрепал девушку за щечку, — смешанные еще кое с чем.
― И на хре... — Артур кашлянул, — и зачем они нам?
― Если ты, пацанчик, не проглотишь их сейчас, то скоро та штуковина, которую ты так часто упоминаешь в своих речах, у тебя отвалится, — Заквасский в упор посмотрел на наследника. — Это против радиации.
«Так вот оно какое, лекарство! — Артур подставил ладонь. — Цвет... коричневый, что ли...»
Порошок имел солоновато-горьковатый привкус.
― Ну, — шаман оглядел публику, — ешьте, пейте и слушайте. Сейчас вы узнаете старинное предание, которое я придумал сегодня днем...
― Это как? — снова задала вопрос Аня.
― Не перебивай меня, девчушка, — Ян в очередной раз погладил Аню по щеке. — Но, раз уж спросила, отвечу. Любое наше слово, любой наш рассказ, все, что мы говорим и будем говорить, уже было когда-то кем-то произнесено. Все, что мы делаем, и все, что будем делать, уже кто-то когда-то совершил. Поэтому, сочиняя новую историю, я рассказываю все те же старые мифы, байки и сказки.
Артур осторожно откусил кусочек мяса, внутренне приготовившись выплюнуть гадость, но, вопреки ожиданию, еда оказалась отменной. Действительно, такой вкуснятины он еще не пробовал, и, пожалуй, по сочности она давала десять очков вперед баранине в трактире Гоги.
― Сегодня я расскажу вам легенду о пяти веках, которые были до Великой Катастрофы и о том, почему погиб мир, — шаман встал так близко от костра, что казалось, штаны на нем вот-вот загорятся, и простер вверх руки. — Так, кто у нас любит читать? — Ян хитро оглядел сидящих. — Вот, пацанчик, Артур, ты читал когда-нибудь греческие мифы?
― Нет, — ответил парень, не переставая жевать.
― Молодец, — Заквасский кивнул, — молодец, иначе тебе будет неинтересно. В этих мифах говорится, что веков на земле было пять. Кто из вас знает, что это за века были?
― Золотой, Серебряный, Медный, Век Героев и Железный век, — выпалила Аня.
Артур, ошарашенный, уставился на жену, забыв проглотить кусок.
― Вообще-то в интернате было два урока по мифологии, — снисходительно улыбнулась она мужу.
― Правильно! — подтвердил Ян. — Но мало кто догадывался, что мифы эти были не о прошлом, а о будущем человечества. Греческий шаман Гесиод написал о тех временах, которые еще не настали. Иногда старики говорят, что Золотой век был до Великой Катастрофы. Не верьте им, когда всему пришел конец, Золотым веком и не пахло. Но я поведаю вам правду о тех временах.
Как-то раз наш Бессущностный решил покинуть свои чертоги и посмотреть, как обстоят дела на земле. В те дни на дворе стоял Золотой век. Назывался он так не потому, что люди гонялись тогда за машинами, компьютерами, телевизорами, айфонами и к их услугам были самолеты и интернет. Нет. Просто в то время жили те, кто умел слышать неслышимое, видеть невидимое, ощущать неощутимое. И вот парил Дух над планетой и лицезрел всю мерзость мира и всю злость человеческую, как простые работяги жили в неволе, как ими помыкали и не давали продыху. Зрел он много страстей, мало благородства и океан невежества. И замутило Бессущностного от созерцания таких картин, тошнота подкатила к горлу. Но Золотой век на то и Золотой, что на нашей земле жило много вождей, много жрецов и много шаманов, чьими устами мог бы говорить Дух. И возопили они о несправедливости, возроптали. И один из главных жрецов тех времен сказал:
Питомцы ветреной Судьбы,Тираны мира! трепещите!А вы, мужайтесь и внемлите,Восстаньте, падшие рабы!
Полегчало Бессущностному, вернулся он восвояси.
― Это он про наши порядки говорит? Что-то не верится, чтобы рабы восстали, — прошептал Артур в самое ухо жене. — По-моему, он укуренный.
Аня, отдернув голову, прошипела:
― Заткнись!
― Вот прошло время, — продолжил шаман. — Золотой век закончился, наступил Серебряный. И снова Бессущностный решил слетать, поглядеть, что там на земле творится. И вот он несется над миром и примечает, что с тех пор кое-что поменялось: благородства стало меньше, невежества больше, а страсти бурлят, вскипают, восстают из пепла; появились вожди, призывающие весь старый мир насилия разрушить, а построить новый мир с помощью того же насилия. Серебряный век был прекрасен, но закончился войной всех против всех. И не понравилось это Бессущностному, опять стало не по себе, чувствовал, что сейчас стошнит. Но остались еще вожди, остались жрецы, остались шаманы. Помнится, одна женщина изрекла:
Если душа родилась крылатой —Что ей хоромы — и что ей хаты!Что Чингисхан ей и что — Орда!Два на миру у меня врага,Два близнеца, неразрывно-слитых:Голод голодных — и сытость сытых!
Лучше стало Бессущностному, отправился он домой.
― Нет, ихний шаман реально в хламину... — Артур не успел дошептать фразу, поскольку получил от Ани локтем в бок.
Олег тоже не совсем понимал, что рассказывает шаман, но от огня шло такое приятное тепло, мясо неведомого зурелана было самой вкусной едой за последние несколько дней, а гладкое бедро Каур, прижатое к его ноге, вызывало одно желание: чтобы этот вечер длился нескончаемо долго.
― Прошел Серебряный век, начался век Медный, — на набережной стало совсем темно, и тень шамана выплясывала причудливый танец на морском песке внизу. — И вновь Бессущностный отправился на прогулку. Что там говорил древний пророк Гесиод об этом времени? Никто не знает? Ага... ну, сказал он следующее: «Возлюбили люди Медного века войну...» Так оно и случилось. Началась эта эпоха с Великой Бойни, которую назвали Первой мировой, потом была еще Вторая Бойня, а после нее война, которую назвали Холодной. А знаете, почему век — медный, а не бронзовый, чугунный или еще какой? Потому что души человеческие стали так же легко плавиться, как этот металл. А костры, на которых их растапливали, назвали «пропагандой». Так владыки земли лепили из живых людей болванчиков, одинаковых и ничем не отличимых друг от друга. В общем, в очередной раз увидел Дух много мерзости и срани человеческой. Благородство стало показным, страсти поблекли, остудила их та самая Холодная война, а невежество возросло в разы. И стало опять Бессущностного мутить. Но снова нашлись те, кто сумел выразить его негодование. Ну, например:
Танки идут по соблазнамжить не во власти штампов.Танки идут по солдатам,сидящим внутри этих танков.
Бессущностный вернулся в свои чертоги довольным.
Но прошло еще время. И Медный век подошел к концу. Его сменил Век Героев. И снова Дух вылетел из своего чертога. И узрел, что благородства больше нет совсем, а страстями стали топить костры пропаганды. Мир оборачивался бутафорией, а добро и зло превратились в ложь, неотличимую друг от друга. И вокруг всего этого — нескончаемые потоки невежества. Окинул взглядом он землю — и не было предела срани человеческой. И начало его тошнить. Сильно, прямо до спазмов. Но на этой планете, полной мерзости, все же остались еще те, кто были способны вещать от имени Бессущностного. Это были герои, последние герои человеческой эры. Один из шаманов сказал так:
Здесь бродят тени,Ими движет запах денег.Боль других и холод греют им сердца.Связь времен распалась.И Злодей, и Светлый ГенийТесно сплелись в объятьях,Их различить нельзя.
Дух справился с рвотными позывами. Отправился спать. Сколько он дремал, неизвестно, но когда проснулся, землю затопила сплошная тьма невежества и гадость человеческая, от которой исходила такая жуткая вонь, что Бессущностного тут же начало тошнить. Посмотрел он на вождей мира, но те давно превратились в клоунов, в ряженых шутов, которые рассказывали лживые байки отупевшей толпе. Взглянул тогда Дух на пророков мира, но они умели лишь стоять перед кострами пропаганды и сжигать на них остатки людских душ. А шаманы? Те, переодевшись скоморохами, били в бубны, плясали, развлекали человеческие коконы, у которых вожди съели мозги и сожгли души. И не было никого, кто мог бы отверзнуть уста и изречь Слово. И тогда Дух сам открыл рот и закричал: «Попса!». А потом его стошнило.