…– Ну а что касается пункта «б», то с его выполнением мне пришлось немного подождать. Однако я и виду не подавал, что жду. Молчал я. Молчали и соавторы. Но вот в один прекрасный день мое ожидание было вознаграждено. Раздался телефонный звонок, и я услышал голос одного из соавторов:
– Старик Саббакин, нам необходимо с вами повидаться. Когда вы можете нас принять?
– Да валяйте хоть сейчас! – воскликнул я, желая несколько разрядить официальный тон, впрочем смягченный обращением ко мне «старик Саббакин».
(«Старик Саббакин» был одним из моих псевдонимов в юмористических журналах.)
Соавторы появились хорошо одетые, подтянутые, строгие.
– Мы хотим выполнить свое обязательство перед вами по пункту «б».
С этими словами один из соавторов протянул мне небольшой, но тяжелый пакетик, перевязанный розовой ленточкой. Я развернул папиросную бумагу, и в глаза мне блеснуло золото. Это был небольшой портсигар с бирюзовой кнопочкой в замке, но не мужской, а дамский, то есть раза в два меньше.
Эти жмоты поскупились на мужской.
– Мы не договаривались о том, какой должен быть портсигар – мужской или дамский, – заметил мой друг, для того чтобы сразу же пресечь всяческие словопрения.
Мой же братишка на правах близкого родственника не без юмора процитировал из чеховской «Жалобной книги»:
– Лопай, что дают.
На чем наши деловые отношения закончились, и мы отправились обмыть дамский портсигарчик в «Метрополь».
Роман «Двенадцать стульев», надеюсь, все из вас читали, и я не буду, леди и гамильтоны, его подробно разбирать. Замечу лишь, что все без исключения его персонажи написаны с натуры, со знакомых и друзей, а один даже с меня самого, где я фигурирую под именем инженера, который говорит своей супруге: «Мусик, дай мне гусик» – или что-то подобное.
Что касается центральной фигуры романа Остапа Бендера, то он написан с одного из наших одесских друзей. В жизни он носил, конечно, другую фамилию, а имя Остап сохранено как весьма редкое.
Прототипом Остапа Бендера был старший брат одного замечательного молодого поэта, друга птицелова, эскесса и всей поэтической элиты. Он был первым футуристом, с которым я познакомился и подружился. Он издал к тому времени на свой счет маленькую книжечку крайне непонятных стихов, в обложке из зеленой обойной бумаги, с загадочным названием «Зеленые агаты». Там были такие строки:
«Зеленые агаты! Зелено-черный вздох вам посылаю тихо, когда закат издох». И прочий вздор вроде «…гордо-стройный виконт в манто из лягушечьих лапок, а в руке – красный зонт» – или нечто подобное, теперь уже не помню.
Это была поэтическая корь, которая у него скоро прошла, и он стал писать прелестные стихи сначала в духе Михаила Кузьмина, а потом уже и совсем самостоятельные.
К сожалению, в памяти сохранились лишь осколки его лирики.
«Не архангельские трубы – деревянные фаготы пели мне о жизни грубой, о печалях и заботах… Не таясь и не тоскуя, слышу я как голос милой золотое Аллилуйя над высокою могилой».
Он писал:
«Есть нежное преданье на Ниппоне о маленькой лошадке вроде пони», которая забралась на рисовое поле и лакомилась зелеными ростками. За ней погнался разгневанный крестьянин, но ее спас художник, вставив в свою картину.
Или:
«Как много самообладания у лошадей простого звания, не обращающих внимания на трудности существования».
Он изобразил осенние груши на лотке; у них от тумана слезились носики и тому подобное.
У него было вечно ироническое выражение добродушного, несколько вытянутого лица, черные волосы, гладко причесанные на прямой пробор, озорной носик сатирикон-чика, студенческая тужурка, диагоналевые брюки…
Как все поэты, он был пророк и напророчил себе золотое Аллилуйя над высокой могилой.
Смерть его была ужасна, нелепа и вполне в духе того времени – короткого отрезка гетманского владычества на Украине. Полная чепуха. Какие-то синие жупаны, державная варта, безобразный национализм под покровительством немецких оккупационных войск, захвативших по Брестскому миру почти весь юг России.
Брат футуриста был Остап, внешность которого соавторы сохранили в своем романе почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер. Он не имел никакого отношения к литературе и служил в уголовном розыске по борьбе с бандитизмом, принявшим угрожающие размеры. Он был блестящим оперативным работником. Бандиты поклялись его убить. Но по ошибке, введенные в заблуждение фамилией, выстрелили в печень футуристу, который только что женился и как раз в это время покупал в мебельном магазине двуспальный полосатый матрац.
Я не был на его похоронах, но ключик рассказывал мне, как молодая жена убитого поэта и сама поэтесса, красавица, еще так недавно стоявшая на эстраде нашей «Зеленой лампы» как царица с двумя золотыми обручами на голове, причесанной директуар, и читавшая нараспев свои последние стихи:
«…Радикальное средство от скуки – ваш изящный мотор-ландоле. Я люблю ваши смуглые руки на эмалевом белом руле…»
…теперь, распростершись, лежала на высоком сыром могильном холме и, задыхаясь от рыданий, с постаревшим, искаженным лицом хватала и запихивала в рот могильную землю, как будто именно это могло воскресить молодого поэта, еще так недавно слышавшего небесные звуки деревянных фаготов, певших ему о жизни грубой, о печалях, о заботах и о вечной любви к прекрасной поэтессе с двумя золотыми обручами на голове.
– Ничего более ужасного, – говорил ключик, – в жизни своей я не видел, чем это распростертое тело молодой женщины, которая ела могильную землю, и она текла из ее накрашенного рта.
Но что же в это время делал брат убитого поэта Остап?
То, что он сделал, было невероятно.
Он узнал, где скрываются убийцы, и один, в своем широком пиджаке, матросской тельняшке и капитанке на голове, страшный и могучий, вошел в подвал, где скрывались бандиты, в так называемую хавиру, и, войдя, положил на стол свое служебное оружие – пистолет-маузер с деревянной ручкой.
Это был знак того, что он хочет говорить, а не стрелять.
Бандиты ответили вежливостью на вежливость и, в свою очередь, положили на стол револьверы, обрезы и финки.
– Кто из вас, подлецов, убил моего брата? – спросил он.
– Я его пришил по ошибке вместо вас, я здесь новый, и меня спутала фамилия, – ответил один из бандитов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});