этого я и хочу.
Без лишних слов она выходит из автомобиля и направляется к дому.
Нефертари имеет полное право держать меня на расстоянии. Она достойна лучшего, но все равно между нами еще далеко не все кончено.
Проходит три дня, прежде чем Нефертари снова со мной связывается.
«Дэниэл передал мне результаты компьютерного анализа. Бо́льшую часть знаков стало видно гораздо четче, он нашел еще два новых. Если хочешь взглянуть, можешь зайти».
Такая уступка наверняка дорогого стоила.
«Когда тебе будет удобно?» – вежливо уточняю я.
«В любое время. Я дома».
Гор рассказывал, что вчера она действительно ходила куда-то с Дэниэлом. Потом они встретились с ним и Кимми в пабе. А я тем временем сидел дома и собирал информацию. И пришел к некоторым тревожным выводам, которыми хотел бы поделиться со своими отсутствующими друзьями.
Пока я набираю ответ, раздается стук в дверь кабинета.
– Войдите!
Это Данте и Энола.
– Ты почтил нас своим присутствием, – приветствую я приятеля, который в последние дни тоже как сквозь землю провалился. – Как любезно с твоей стороны.
– Я был у матери. Она предпочитает, чтобы я лично докладывал ей о достигнутом прогрессе. У тебя плохое настроение?
Я раздраженно качаю головой, и он смеется надо мной.
– Особого прогресса пока нет, – сообщаю я. – Но скоро я поеду к Нефертари. Можешь поехать со мной, и ты тоже, – предлагаю Эноле, которая единственная составляла мне компанию, а сейчас сгорбилась на стуле перед моим письменным столом. Не хочу оставлять ее в стороне, хотя, в общем-то, она уже сама это делает. Сет по-прежнему живет в доме графа, и она старательно избегает бога.
Неожиданно вместо того, чтобы покачать головой, она кивает. Усевшись, Данте скользит взглядом по стопкам бумаг, которые высятся передо мной.
– Чем ты занимался?
– Пытался вспомнить, – помедлив, начинаю я.
Все, о чем я сейчас расскажу, вероятно, дойдет до Исрафила. Не хочу с недоверием относиться к другу, но не знаю точно, кому он верен.
– Мама считает, что нам следует поторопиться с поисками. На кону не только кольцо, а нечто гораздо большее. – Он пристально смотрит мне в глаза. – Все это как-то связано с прошлым.
Я тоже пришел к подобным выводам. Поэтому сейчас пора поговорить о них. Как бы тяжело нам это ни давалось и как бы долго мы ни старались подавить воспоминания о случившемся. Кроме Гора, там присутствовали все.
– Я хочу, чтобы Нефертари знала правду. Не желаю больше хранить от нее секреты. – Я буквально чувствую, как Энола цепенеет, но твердо смотрю в глаза Данте.
– У тебя и без того уже большие проблемы, – отвечает он, и это замечание относится не к регалиям, а к моим чувствам к смертной женщине. Он догадывается, что я испытываю к Нефертари что-то более серьезное, чем было бы разумно при нынешних обстоятельствах. – Она человек. Она доверяет Сету. Живет с ним в одном доме. И если у нас одинаковые подозрения, то все это каким-то образом связано с ним.
– Вот только, возможно, совсем не так, как мы думали раньше. Вероятно, тогда мы сделали неверные выводы. Мы не желали войны, и я до сих пор не изменил свою позицию. Но правильно ли было верить Осирису? И пожертвовать Сетом?
В глазах джинна вспыхивает удивление.
– Правильно. – Энола садится ровнее, у нее краснеют щеки, и я понимаю, что с ней творится.
За прошедшие дни я обдумал ту ситуацию со всех точек зрения. Времени у меня было предостаточно. Некоторые воспоминания поблекли, другие сохранились отчетливее, чем мне бы хотелось. Тысячи лет раздоров, войн и борьбы за власть оставили следы в каждом из нас. Для Данте и Энолы эти мысли в новинку. Если в прошлом мы приняли неверное решение, значит, на нас ложится часть вины за то, что случилось после.
– Мы так и не выяснили, откуда у Аль-Джанна взялась сила, позволившая превратить столько ангелов в демонов, – осторожно произношу я. Без помощи Сета я бы стал демоном. Я обязан ему жизнью, но все равно предал его. Пожертвовал лучшим другом, чтобы спасти Атлантиду.
– Это Сет наделил Аль-Джанна такой силой. – Энола неверяще скрещивает руки на груди, голубая кровь у нее под кожей начинает пульсировать. Если пери выйдет на улицу в таком взбешенном состоянии, любой догадается, что она не из этого мира. – Проклятие было частью его плана заполучить регалии в свои жадные ручонки, а когда совет их не отдал, он убил собственного брата. Он чуть не принес в жертву тебя. – Ее голос звучит умоляюще. – И спас только в надежде таким образом перетянуть тебя на свою сторону. Ты величайший воин среди ангелов, о лучшем союзнике он и мечтать не мог.
– Мне все это известно. Поэтому впоследствии я и повернулся против него, когда он повел демонов на войну против нас, потому что не смог добиться своего. А когда Сет попытался убить Гора, мы решили, что оказались правы. Но вдруг мы что-то упустили? – Я был очень зол на Сета и после его поползновений в сторону Нейт не обращал внимания уже ни на что. Впрочем, с ней у него ничего не вышло. Она любила меня и послала его к черту. – Что, если нас использовали? Нас и Сета? Вдруг нас натравили друг на друга?
Это было бы ужасно, поскольку означало бы, что все, во что мы верили, – обман.
В глазах Данте мелькает боль. Джиннам тогда пришлось хуже всего. Среди проклятых оказалось множество друзей, братьев и сестер Данте, а когда Атлантида затонула, они потеряли еще и тех, кто уцелел.
– К старости ты становишься сентиментальным? – Лицо Энолы превращается в гримасу гнева. – Он запудрил тебе мозги? Одно то, что Сет пока пощадил Тарис, еще не означает, будто он не перережет ей горло при первой возможности. Как только она перестанет быть козырем, поскольку в твоей спальне появится другая женщина. Он не трогает ее лишь из-за того, что ты ее защищаешь, и так подмазывается к тебе.
– Прекрасно, – парирую я. – Но к твоему сведению: в моей постели не появятся другие женщины. А Нефертари тем более.
Если такое вообще возможно, пери цепенеет еще сильнее.
– У тебя с Тарис все серьезно? А как же Нейт? Как ты собираешься объяснять ей, что предпочел смертную? Ты ее любишь? – Вопросы сыплются как из рога изобилия.
– Энола, – одергивает ее Данте, но так выжидающе смотрит на меня, словно тоже жутко заинтересован в ответах.
– Я не влюблен в Нефертари, – говорю я. – И моя личная жизнь – не ваше дело.
– Наше. Особенно