Читать интересную книгу Поцелованный богом - Лариса Соболева

– Мне не нужны драгоценности, я не баба.

– Чем же тогда расплатиться?

– Собой.

– Что?!! – Негодуя, Катя подскочила. – Как ты сказал?

– Три дня поживешь у меня, после этого твой Назар вернется.

Оскорбительное предложение шуткой не было, это был ультиматум! Катя задохнулась, так и хотелось вырвать Ваське второй глаз, но, сжав кулаки, она процедила:

– Никогда!

– Тогда иди, – Васька пожал плечами и уткнулся в бумаги.

Катя решительно пошла к двери, но так же решительно и остановилась:

– Это подло. Ты же знаешь, что Назар не виноват, но пользуешься своей властью...

– Катя, мое условие тебе известно, – без эмоций сказал Васька. – Жизнь твоего Назара зависит от тебя.

Она вернулась к нему, оперлась о стол и зашипела не хуже змеи:

– Издеваешься, да? Злишься с двадцатого года? Но я только защищалась, тебе это известно как никому другому. Почему ты не хочешь взять то, что имеет цену?

Черствый Васька оставался глухим, в ярости Катя сошвырнула с его стола все, что на нем лежало. А у него ни одной эмоции на лице, он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, и спокойным тоном продолжил:

– Спрашиваешь, почему? Хочу освободиться от тебя раз и навсегда. Ты у меня вот где, – он провел ребром по горлу.

– Не понимаю!

– Зато я понимаю. Дело за тобой. Три дня ты моя, потом забирай своего Назара и вези на хутор.

– Я тебя ненавижу.

– Я тоже хочу тебя ненавидеть. Вот пересплю с тобой и, думаю, поставлю на тебе точку. Да или нет?

– Ты не оставил мне выбора...

– Вот ключ от квартиры, тебя отвезет водитель. До вечера у тебя есть время подумать и уйти. В этом случае ключ оставь у соседей.

– У меня условие, – зло сказала она. – Меня выкупил Назар за крест, я недорого стою. Поэтому сейчас я оцениваю жизнь Назара: одна ночь! – Чтоб он лучше видел своим глазом, Катя выставила перед его лицом указательный палец. – Одна! С тебя довольно.

– Торгуешься? Ну да ладно. Думаю, ночи мне хватит.

Скрипнув зубами, Катя схватила ключ, выскочила вон, бубня ругательства, которым научилась на хуторе, но никогда их не произносила. Ее и так трясло, а в автомобиле трясучка усилилась, этот вид транспорта был далек от совершенства. Но вместе с тем частично вытряслась злость, в конце концов, она обязана сделать все, чтобы спасти Назара, который в двадцатом спас ее. Правда, ему не пришлось заплатить столь дорого. Ничего, она закроет глаза и перетерпит.

Квартира у Васьки оказалась достойной. Обойдя три больших комнаты, Катя с презрением выговорила:

– Холопы поменялись местами с панами.

Неожиданно в ней проснулись расчетливые родственницы, имевшие кучу любовников, которые им наверняка не все нравились. Некоторые дамы спали с мужчинами из политических соображений, меркантильных... Да мало ли на то причин у бедной женщины, которая не может противостоять силе и власти? Польская прабабушка легла в постель с вельможей ради того, чтоб войти к нему в доверие и вскорости отравить его. И плебсом не брезговали, желая получить удовольствие. А не сыграть ли ей с Васькой злую шутку? Что значит – «хочу от тебя освободиться»? Э, да Васька – хам, быдло, бандит, убийца, – кажется, страсть к ней питает, это его точит. Так пусть же он за свою подлость страдает до конца дней.

Она открыла на стук, не спросив, кто. А кто мог явиться? Конечно он. Не произнося ни слова, Катя прошла в спальню с большой кроватью, по-солдатски стала раздеваться, складывая вещи на спинку стула. Осталась в одной нательной рубашке, улеглась, язвительно сообщив:

– Я в твоем распоряжении.

Он погасил свет и, сидя на кровати и раздеваясь, поинтересовался:

– Бревном собираешься лежать? Такого уговору не было.

– Не беспокойся, не буду.

Катя думала, что он набросится на нее, как дикий зверь, и начнет терзать, лизать мокрыми губами – фу! Но Васька лег рядом, подпер голову рукой и просто смотрел. Из открытой двери падал свет, а ей хотелось темноты, чтоб не видеть, с кем она. Ну да все равно, глаза можно закрыть. Тем временем Васька прикоснулся кончиками пальцев к ее лбу, провел ими по носу, прижал ладонь к щеке, скользнул ею по шее на грудь, ниже. Он все делал с осторожностью, будто Катя была из другого чем он материала и от грубого касания могла попросту рассыпаться. Целовать стал не губы, а тело, начиная с ног, чего Назар никогда не делал. Только когда снял с нее нижнюю рубашку, прошелся губами (к счастью, не мокрыми) по лицу и задержался на ее губах. Если б это был не Васька... Вернее, если бы Назар был так же нежен и ласков, так же чуток...

– У меня есть заключение доктора, к которому обратился Бершак за помощью, – докладывал Василий начальнику, положив перед ним лист с записями Волошина. – Его не ранили, он выстрелил сам себе в предплечье.

– Сам? – с сомнением произнес тот, читая заключение. – И что из этого следует?

– У меня есть предположение, но хотелось бы прежде послушать Бершака.

– Так в чем дело, доставьте его.

За Бершаком поехала машина с милиционерами, которым было приказано достать его хоть из-под земли, но без Василия. Не достучавшись, опросили соседей, мол, когда они последний раз видели Бершака, где он может быть. Те ничего вразумительного не сказали, однако толстяк с верхнего этажа, по виду нэпман, пошутил:

– Вас увидел в окошко, вот и сидит в квартире, не шелохнется, чтоб вы подумали, будто его нет. Я знаю эту ползучую породу.

Милиционеры взломали замок, в те времена это делалось без особых разрешений. Бершак действительно был дома, правда, с простреленной головой, а на полу под правой рукой лежал пистолет, на столе – исписанный лист бумаги. К вечеру Катя получила Назара.

Этим же вечером Василий приехал к брату, тот встретил его с привычным радушием. Выпили. Василий дождался, когда Анюта с папиросой в зубах уйдет, достал лист, развернул его и положил перед братом. Петро читал, постепенно бледнея, наконец, кинул донос, нецензурно выразившись. Он лихорадочно соображал, чем чревата записка, его интересовало, кто еще о ней знает, а Васятка молча поедал заливную рыбу.

– Где ты это взял? – спросил Петро.

– У Бершака.

– Ах паскудник! – потряс кулаком тут. – Таких в Гражданскую к стенке...

– Скажи спасибо, что я побывал у него раньше и забрал донос. Бершак застрелился.

– Кто застрелился? – поморщился старший брат, не веря. – Да он за свою шкуру весь город вырежет вместе с младенцами.

– Я попал к нему, когда он уже того... Дверь была открыта. Бершак написал на двух листах, как совершил убийства на хуторе и подставил Яурова, про тебя отдельно накатал. Считай, тебе повезло.

– Это ж почему отдельно?

– Места не хватило.

– Так меня...

– Нет. – Василий отодвинул тарелку и посмотрел на брата с явным осуждением. – Зачем ты это сделал?

Петро закурил, глядя на Васятку с нежностью. Так ведь выручил! А как иначе? Родная кровь. У него гора с плеч долой свалилась, поэтому он обнял брата за плечи и перешел на доверительный шепот:

– Да я ж тебе хотел помочь. Думаешь, не знаю, как ты ездишь на свою Катьку глядеть? А чего на нее глядеть? Убрал мужа и бери.

Чему-то усмехаясь, Василий чиркнул спичкой и поднес огонек к уголку кляузы, она занялась огнем, пламя быстро поедало страницу, а он сказал:

– Петро, я ведь знаю тебя. Больно крупный узел ты завязал, чтоб тебе поверить. Ради того, чтоб я получил Катю, ты троих положить решил? А по-честному?

– Ну, были свои причины. Мясищев под меня копал, все чего-то вынюхивал, чего-то высматривал, дрянной человечишка. И вынюхал. Я продал вагон продовольствия, ну, сэкономил и...

– Деньги прикарманил, – Василий нашел подходящие слова, которые не давались Петро.

– Мясищев Бершаку рассказал, а тот мне. Я нарочно устроил так, чтоб они остались в том районе. И попросил Бершака убрать Мясищева, заодно подставить Назара. А Назара ради тебя, поверь...

– А Костюшко? Этого за что?

Петро выпятил губу, развел руками, и вздохнул с сожалением, мол, это неудачное стечение обстоятельств. Но Васятка не сводил с него единственного глаза, ожидая ответа. Петро еще раз вздохнул, застигнутый врасплох:

– Бершаку не удавалось сладить дело так, чтоб самому остаться в стороне, а Назара подставить. Он придумал, как все устроить и ждал подходящего случая, чтоб прямо на хуторе... так вернее. Ну, там народ позвать, панику поднять, чтоб на него никто не подумал. Чего ты пристал с этим Костюшко? Я его даже не знал.