В частности, Сон из Пэкче положил глаз на область бассейна реки Ханган, ранее принадлежавшую Пэкче, но завоеванную Квангхето Великим в прошлом веке. Он был уверен, что эта земля принадлежит ему – даже если на неё претендует Когурё, исконно она принадлежала Пэкче. Армии Когурё, отправленные в другие края, были не в состоянии защитить территорию, и к 551 году объединённые армии Силлы и Пэкче разгромили силы Когурё. Однако Чинхын из Силлы играл по своим правилам, и в последний момент напал на своего союзника и присвоил добычу.
Сон из Пэкче еще некоторое время упорно цеплялся за низовья Хангана, но его войска вскоре были изгнаны. Он затеял сражение с гигантом, ничего за это не получил – и сильно разъярился. Вернувшись домой, Сон составил новый план. Он отправил дары (статую Будды из золота и меди и буддийские книги) на восток, на Японские острова, и попросил тамошнего правителя о помощи.[78]
В течение как минимум двух столетий королевства на полуострове знали об обитателях восточных островов. Они были известны как народ Вэ, и время от времени появлялись, чтобы торговать либо воевать.
Мы знаем довольно мало о ранних днях Вэ. История древнейших культур Японии не записана. Старейший исторический документ, «Кодзики», был написан только в VII веке нашей эры. Археологи, работающие скорее с предметами, а не с записями, называют первую эру японской истории «периодом Дзёмон», что значит «Помеченный верёвкой». В тот период жители Японских островов помечали свою керамику, прижимая к изделиям плетёную верёвку.[79]
Около 400 года до н. э. с севера островов начала распространяться новая культура, принося с собой новые методы сбора урожая, и обработки бронзы и меди и другие новшества. Эти методы, скорее всего, были принесены в Японию переселенцами из Китая или с корейского полуострова, либо же и оттуда, и оттуда. Комбинация оригинальной культуры с этими инновациями отмечает новый исторический период, Яёи, который (после переходного этапа, длившегося около ста лет) продолжался приблизительно от 300 года до н. э. до 250 года н. э.
К 250 году нашей эры Япония, как и её соседи с запада, уже превращалась из конгломерата неустойчивых союзов воинственных кланов в централизованную монархию. Воинственные кланы, известные как удзи, ещё существовали, география страны (четыре крупных острова и множество небольших; горы, разделяющие даже крупные острова на отдельные области) способствовала возникновению многочисленных независимых владений. Однако к 270 году Япония имела как минимум одного крупного правителя и его правящую семью. Династия Ямато правила плодородной равниной на самом крупном из японских островов – равниной Ямато, дававшей лёгкий проход к Внутреннему морю.3
Первый период владычества Ямато был отмечен коронацией полумифического правителя Одзина в 270 году. Одзин – первый японский монарх из упомянутых в «Кодзики», который мог быть настоящей исторической личностью. Однако о нем сказано, что он занял престол в возрасте семидесяти лет и правил в течение сорока лет, а это маловероятно.[80]
В действительности настоящий Одзин скорее всего был не царём, а полководцем, сумевшим подчинить своих соседей. В течение следующих нескольких столетий его род управлял Ямато, но они не были единственными правителями всего домена, не говоря уже о ближайших островах. Они стали известны как тэнно, «небесные монархи». Они не собирали колоссальных армий, не контролировали торговые пути. Вместо этого они обеспечили точку связи, где божественное могло встретиться с земным, где присутствие святости неизвестным для нас из современных источников способом обеспечивало стабильный центр для населения островов[81].
Множество племенных вождей и полководцев сосредоточились вокруг центра Ямато. На южном острове, известном как Кюсю, жили кланы бамбецу, «иностранные кланы» – сложная структура семей, чьи предки переселились с корейского полуострова или с материковых территорий Китая и обосновались там; память об этом еще была свежа. На северном острове Хоккайдо жили люди, которых Ямато звали эдзо – варвары. Принадлежность к царскому роду значила немного, пока люди не провели черту между цивилизацией (собой) и варварами (остальными).4
В 552 году прибытие даров от Пэкче поставило правителя Ямато перед выбором – принять их и согласиться на союз, либо отказать и изолироваться.
Японские хроники рассказывают, что небесный правитель Киммэй созвал глав союзных ему кланов и советовался с ними, принимать ли дары. Небесные правители могли быть центром соединения Земли и Неба, но главы кланов являлись настоящей политической силой на землях Вэ, и в этом случае их мнения не сходились. Клан Накатоми, контролировавший поклонение традиционным японским божествам, был против, как и члены клана Мононобэ, протестовавшие не столько против религии, сколько против её иностранного происхождения. С другой стороны, предводитель могущественнейшего в Японии клана Сога выдвинул аргумент, что раз остальные царства исповедуют буддизм, Японии пора к ним присоединиться. Он был убеждён сообщением, которое прислал Сон: «От дальней Индии и до трёх корейских царств все почитают это учение, и не найдётся никто, кто бы не уважал его». Никто на востоке от Китая не хотел «отбиваться от стаи», выделяясь из общего потока.5
Киммэй решил сохранить статую, и в качестве благодарности отправил армию на помощь Сону. Сон направил удар на крепость Квансан, ключевой пункт обороны Силлы. Несмотря на подкрепления, битва обернулась катастрофой. Сон был убит, а армия Пэкче отброшена; Чинхын из Силлы, ободрённый победой, продолжал с боем продвигаться на юг до тех пор, пока в его владениях не оказалась не только земля в бассейне Хангана, но и окрестности реки Нактонган до южного побережья полуострова.
За несколько лет Чинхын сделал свою страну крупнейшей и сильнейшей на полуострове. Карта вновь изменилась. Теперь уже Силла, а не Когурё была «царём горы». Новый правитель Пэкче, сын Сона Видок, поспешно заключил альянс с бывшим врагом, царём Когурё, чтобы оградить себя в будущем от агрессии.[82]6
Тем временем на востоке от полуострова образ Будды был в опасности. Правитель Ямато Киммэй позволил главе клана Сога, Сога-но-Инаме, построить храм и начать следовать по пути буддизма, но эта религия вскоре подверглась испытаниям. Глава клана Накатоми предупредил, что древние боги Японии накажут того, кто вторгся на их территорию. Сога-но-Инаме проигнорировал предупреждение – но в столице разразилась эпидемия, после которой Сога внял угрозе, выбросил статую в канал, а храм сжёг.7
Однако учение Будды уже пустило корни. Сейчас нам сложно с точностью сказать, как выглядела традиционная японская религия, позже ставшая известной как синтоизм, до появления буддизма. Письменность пришла в Японию вместе с буддизмом, и все подробные описания были сделаны уже после того, как буддизм прочно укрепился в Японии. Синтоизм основывался на ритуалах, исполняемых в ками – священных местах, где земной мир пересекался с миром божественным. Главы кланов были обязаны следить за соблюдением ритуалов и содержать ками в чистоте.8
Так или иначе, в VI веке синтоизм был тесно связан с определёнными местами. Это была местная религия в наиболее строгом смысле этого слова. Универсализм буддизма означал, что эти две веры не пересекались. Буддизм со своими глобальными истинами и всеобъемлющими понятиями предлагал ответы на вопросы, которых в синтоизме никто даже не задавал. Статуя Будды из золота и меди могла лежать в грязной канаве – но после 552 года слова Будды неостановимо распространились по Японским островам.
Избавившись от Будды, Сога-но-Инаме защитил власть своего клана. Теперь отступник Накатоми не мог использовать новую религию как оправдание соперничеству с влиянием Corn на правителя. Монарх Киммэй и его династия прозвали себя Великими – но их величие было неопределённым и весьма нестойким. Они источали святость, но их земная власть поддерживалась растущим доверием к клану Сога.9
Из трёх царских жён Киммэя две были из семьи Сога. Киммэй сам организовал свадьбу своего сына и наследника Бидацу с одной из собственных дочерей, сводной сестрой принца от одной из жен, урожденной Сога, ещё плотнее привязывая клан к престолу. Когда он скончался, Бидацу спокойно занял престол; после его тринадцатилетнего правления трон достался его брату Ёмэю, который правил два года, а затем его брату Сусюну, правившему пять лет. Все они были детьми Киммэя от его жён из клана Сога, и Сога были заинтересованы в том, чтобы оставить их у власти.
Как и его братья, Сусюн пришёл и оставался у власти благодаря влиянию клана Сога, но, в отличие от братьев, он конфликтовал с влиятельными лицами.
Он поссорился с главой клана Сога, Умако, который был также его дядей. Официальные хроники утверждают, что он «ненавидел дядю за своеволие, которое тот проявлял, будучи на посту Великого Имперского Предводителя. Однажды государю преподнесли голову дикого кабана, и он спросил, когда голова его врага будет подана ему таким же образом». Сога-но-Умако получил известие об этой не особо завуалированной угрозе и отреагировал первым – послал убийцу чтобы избавиться от своего высокопоставленного племянника. В то же время он направил свой клан на могучего соперника, способного померяться силами с кланом Сога – анти-буддистский клан Мононобе, находившийся в союзе с также анти-буддистской семьей Накатоми. Когда пыль осела, клан Мононобе был разгромлен, хоть и не уничтожен, а Су-сюн убит.10