Его мама уже перестала тискать невестку («словно в разных городах живут») – и теперь с жаром вела разговор о следующем внуке. Мать аж трясло, так она хотела снова почувствовать в руках нежное, пахнущее молоком, трепещущее тельце. Светлана чудовищно смущалась от такого внимания. Слушать громкий разговор про Чубайса Алексей не хотел. Но старая материна подруга, сидевшая справа от Алексея, заскучала:
– Алексей, а ты чего всё время отмалчиваешься?
Лёша подумал было сослаться на усталость, но сочувственных расспросов о работе ему совсем не хотелось. Лучше уж поговорить про реформы 90-х.
– А я к Чубайсу хорошо отношусь, – сказал Звонарёв-младший, и в комнате повисла настороженная тишина, никак не соответствующая атмосфере дня рождения. От него ждали объяснений. – Благодаря ему и Гайдару у нашего поколения появился шанс. Ведь к концу СССР никакие социальные лифты уже не работали. Ну кем бы я стал? Экономические вузы готовили товароведов в пустые залы магазинов. Кассирша в сберкассу из меня бы тоже не вышла. Идти по художественной части? Рисовать бесконечного Ленина? Идти по комсомольско-партийной линии – у родителей связей бы не хватило. А так появился частный банковский сектор – и деньги там платят. Большое время было!
– Но страну же разворовали? – автор темы, лысый мужик, чьё имя Алексей забыл, пошёл красными пятнами. – Во время всей этой приватизации и аукционов.
«Да это вы свои ваучеры не смогли нормально пристроить», – эту мысль Алексей не озвучил, но сказал:
– Просто государство уже физически не могло управлять такой сложной экономикой. Другого способа делегировать ответственность за хозяйственные решения не было. Иначе был бы полный развал и воровство. А так олигархи сейчас хоть какие-то налоги, но платят.
– Платят они, как же… – в голосе собеседника прозвучала неуверенность, но Алёша ощутил, что симпатии остальных участников диспута сместились в пользу его точки зрения.
– Я бы сказал, что государство рассматривает олигархов как неких чиновников. Они аж стонут! Ведь понятно же, что весь этот доставшийся им промышленный потенциал создавался предыдущими поколениями, вот от них и ждут отдачи, – Алексей заметил, как в глазах «предыдущего поколения» засветилась гордость.
– Тост! Тост! – привлёк к себе внимание его отец.
«Да, нам платят деньги, – Алексей зацепился мыслью за им самим только что сказанную фразу и отца не слушал. – А ведь я сильно изменился! Ещё полгода назад считал, что деньги – это свобода. И с тех пор не вспоминал эту формулу ни разу! Удивительно!»
В эту ночь Звонарёв спал плохо. Он снился себе школьником, но кружился среди цифр и биржевых красно-зелёных стрелочек.
И еще Алексей твёрдо помнил, что женат.
Но не помнил, на ком.
Сквозь сон он силился вспомнить – и не мог.
Умственное усилие разбудило его, и он с облегчением ощупал супругу рядом. «На Свете! Вот чего стресс с человеком делает», – пожалел он сам себя. Спать расхотелось, к тому же заболела голова. «Видимо, шампанское не пошло!» Зашёл на кухню в поисках анальгина.
Увидел светящийся синим Светин мобильник, оставленный на подзарядке. Заметил на табло конвертик входящего сообщения.
И открыл!
– Прижаться хочу!
– Вот уже 8 лет мечтаю быть рядом с тобой
– Целовать тебя
– Люблю
– Люблю тебя.
Светиных ответов телефон не сохранил.
Алексея оглушило. Какой-то непонятный ступор охватил его. Он не знал, что думать, как реагировать, и вообще испытывал непонятные чувства. Никогда, даже в мыслях он не допускал, что Светлана может быть ему не верна. «Ведь у нас в постели всё так чудесно и безотказно. Неужели ей меня не хватает? Видимо, да». Хотя сам он был целиком увлечён Олей – Алексей даже перестал мучиться угрызениями совести – теперь он испытывал чувство жгучей обиды. «И что мне теперь делать?» – как вдруг его посетило видение открывшейся двери. «Ну что ж. Пусть всё будет, как будет!» – когда-то он уже говорил себе эти слова, стоя за спиной у Олечки, перед тем, как начать целовать её в шею… «Олечка!» – одновременно он почувствовал острую жалость к Капельке, вспомнил её голосок, её ладошки у себя на шее… «Эх! Малодушничаю. Это тебе не Капельку жалко, а самого себя! Я её не бросаю!» Алексей быстро оделся и, схватив неразобранную сумку (Светлана не успела перестирать его вещи, оставив эту процедуру на воскресенье), выскочил во двор.
Он нёсся в Москву, игнорируя скоростные ограничения. Ему нечего было сказать жене. «Нечего.
О чем говорить? Всё ясно. Утром устроить разбор полётов, она будет оправдываться, и я захочу ей поверить, потому что мне выгодно ничего не менять и верить, что измены не было, а её увлечение неизвестным мужиком ограничилось эсэмэсками. Восемь лет… Что ты там говорил про сексуальность жены? Кто её должен развивать? Вот! На тебе!» Алексей разозлился. «На фиг! Пусть сама всё разруливает. Не хочу!» Уже не первый раз во время семейных разладов он отодвигался, оставляя инициативу примирения жене. «Наверное, это моя черта что-нибудь да значит, – подумал Алёша. – Что-то, видимо, во мне изменилось. И сильно!»
2003 год, 19 октября, воскресенье, день.
Отоспавшись после дороги, Алексей уехал в центр завтракать в кафе. Накачавшись кофе, скользнул взглядом по витринам ближайшего магазина. На манекене красовался симпатичный синий кожаный плащ. «А ведь я давно новые вещи мысленно примеряю на Олечку, а не на Свету!» Они старались не звонить и не писать эсэмэски друг дружке в выходные. Но к Олечке хотелось невыносимо!
– Я тут такой чудный плащ увидел! Как раз на тебя!
Прошло несколько минут, и Алексей направился бродить по улицам, не дождавшись ответа.
– Отпусти меня. Плз.
– Что случилось?
Его сердце неприятно кольнуло холодком.
– Плз, плз, плз.
И тут же следом пришло ещё одно сообщение:
– Не могу больше. Правда.
«Сговорились, что ли?» – Алексей зло процитировал старый анекдот [46] , но настроение от этого не улучшилось.
– Надо поговорить. Так нельзя.
– Алеш, я люблю тебя
У меня Стас ушел из дома
Сказав, когда любишь – выбора нет как он прав сижу реву
– Я сейчас приеду к тебе.
– Не надо. Я не дома. Не могу там быть. Пойми.
Алексей растерялся. Он набрал её телефон, но Оля не ответила на звонок.
– Поговори со мной!
Следующая эсэмэска была злая:
– Ты считаешь, что моя мечта быть любовницей? Мой предел? Я что? Себя на помойке нашла? По-твоему?
– Но мне казалось, что у нас так все замечательно. Разве нет?