На следующий день, 26 июля, он поставил меня в известность, что в разговоре с австрийским послом он предложил провести прямые переговоры между Веной и Санкт-Петербургом с целью найти некую формулу, которая удовлетворила бы основные требования Австрии, но была бы более приемлема для Сербии. По его словам, он сказал графу Сапари, что вполне понимает мотивы, побудившие Австрию выдвинуть этот ультиматум, и что, если она согласится пересмотреть некоторые условия, будет не трудно прийти к удовлетворительному решению.
В ответ на вопрос, с которым он обратился ко мне в ходе разговора, я сказал, что заявления, сделанные мной в беседе с ним 24-го числа, получили одобрение сэра Эдварда Грея как правильно отражающие политику британского правительства. Правительство, добавил я, использует все свое влияние для предотвращения войны, но, чтобы эти усилия не были напрасны, важно, чтобы Россия не объявляла мобилизацию до тех пор, пока не останется другого выхода.
27 июля я передал господину Сазонову предложение сэра Эдварда Грея созвать конференцию четырех послов в Лондоне, на что он ответил: «Условия, при которых начались мои переговоры с послом Австро-Венгрии, могут, как я полагаю, способствовать пересмотру австрийского ультиматума. Если напрямую договориться с Веной не удастся, я с радостью приму предложения сэра Эдварда Грея или любые другие предложения, которые могут привести к благоприятному разрешению конфликта».
Поскольку международное положение становилось угрожающим, британскому флоту, находящемуся в Портсмуте, были даны приказы не рассредоточиваться для маневров. Сообщая об этом российскому послу, сэр Эдвард Грей пояснил, что этому не должно придаваться другого значения, кроме как обещания дипломатической поддержки.
28 июля обстоятельства изменились в худшую сторону. Не только отклонены графом Бертольдом предложения господина Сазонова о прямых переговорах между двумя правительствами, но и объявлена Австрией война Сербии. Россия, сказал мне господин Сазонов, не удовлетворится обещаниями Австрии сохранить независимость и территориальную целостность Сербии, и приказ о мобилизации будет отдан в тот же день, когда австрийская армия перейдет сербскую границу. Тем не менее я снова призвал его воздержаться от каких-либо военных действий, которые могут быть истолкованы как вызов Германии.
Я передал суть этого разговора моему французскому коллеге, с которым я встретился в передней, где он ожидал приема, и попросил его придерживаться той же линии. Ситуация, сказал я, становится критической. Россия настроена серьезно и никогда не позволит Австрии раздавить Сербию. Но если России будет навязана война, важно, чтобы у Германии не было возможности представить ее в роли агрессора. Если британское общественное мнение не будет уверено, что ответственность за начало войны лежит на Германии, оно никогда не одобрит наше в ней участие.
Барон фон Шён в своих воспоминаниях приводит отрывок из книги «Царская Россия во время Великой войны», в котором господин Палеолог приводит мои вышеупомянутые высказывания и придает им смысл, которого в них нет. По его словам, я говорил: «Россия твердо намерена начать войну. Поэтому мы должны возложить на Германию всю ответственность и инициативу нападения, так как это единственный способ склонить общественное мнение Британии в пользу войны». Далее он представляет дело так, будто я подстрекал Россию к войне, стараясь при этом возложить вину на Германию. Это весьма произвольная трактовка моей позиции, поскольку, как я уже показал, я делал все, что в моих силах, для предотвращения мобилизации, зная, что это предоставит Германии предлог, который был ей нужен для объявления войны России.
У посла Германии в Санкт-Петербурге за это время сложилось впечатление, что российская общественность не слишком обеспокоена австро-сербским конфликтом и что лишь небольшая группка шовинистов пытается придать ему острый характер. Когда 28 июля он завтракал со мной в нашем посольстве, я воспользовался случаем открыть ему глаза на растущую опасность. Он просил меня уговорить Сазонова действовать осмотрительно, и я ответил, что с самого начала только это и делал. Пришла пора, добавил я, германскому послу в Вене поговорить серьезно с графом Бертольдом, ибо, если Германия позволит Австрии напасть на Сербию, результатом будет всеобщая война. Граф Пурталес, которого сильно встревожило мое замечание, возразил, что Россия, а не Германия виновна в существующем напряженном положении. Лично он, я полагаю, всей душой стремился предотвратить войну и, вероятно, не был поставлен в известность о действительных намерениях своего правительства. Но такая позиция была непригодна для сглаживания острых углов. Он полагал, что Австрия имеет право сурово покарать Сербию, а Россия должна спокойно на это смотреть и играть роль незаинтересованного наблюдателя. Если она, напротив, проведет предполагаемую мобилизацию, то, по его заявлению, подвергнет опасности мир в Европе. Напрасно я убеждал его, что Россия уже продемонстрировала свои мирные намерения, приняв предложение о конференции четырех и объявив о готовности подчиниться любому решению этой конференции, если оно получит одобрение Франции и Великобритании. Он не пожелал меня слушать, когда я напомнил ему, что Австрия не только частично мобилизовала свои войска, но и объявила войну Сербии. «Я не могу, – ответил он, – обсуждать действия Австрии».
Хотя Австрия начала мобилизацию против Сербии еще 26-го, Россия предприняла предварительные шаги к мобилизации Киевского, Одесского, Казанского и Московского военных округов лишь 28-го. 29 июля между часом и двумя пополудни граф Пурталес имел беседу с господином Сазоновым, во время которой напомнил, что по условиям союзного договора между Германией и Австрией такая частичная мобилизация повлечет за собой автоматическую мобилизацию Германии. В тот же вечер около семи часов граф Пурталес еще раз посетил министерство иностранных дел и передал господину Сазонову телеграмму от германского канцлера, в которой говорилось, что, если военные приготовления не будут прекращены, Германия будет вынуждена принять контрмеры, и это будет означать войну.
Такое заявление было почти равносильно ультиматуму, и, поскольку российское военное ведомство в это время получило сведения о широких военных приготовлениях, тайно осуществляемых Германией, а также о всеобщей мобилизации в Австрии, вся ситуация нуждалась в пересмотре. В тот же вечер император, уступая давлению со стороны своих военных советников, неохотно согласился отдать приказ о всеобщей мобилизации. Через несколько часов после этого он получил от германского императора телеграмму следующего содержания: «Считаю возможным заключение непосредственного соглашения между вашим правительством и Веной, чему мое правительство стремится способствовать. Разумеется, военные приготовления со стороны России, представляющие угрозу для Австро-Венгрии, только приближают трагедию, которой мы оба хотим избежать».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});