Господи, зачем она приехала?
— Сюда, пожалуйста, — распахивая высокую дверь, приветливо сказал еще один мальчик, точная копия всех предыдущих, — проходите, пожалуйста.
Народу было вовсе не так мало, как ей почему-то показалось сначала.
Небольшой зал был заполнен. Она никого не знала, по крайней мере на первый взгляд.
Вот ужас.
Прекрасная пара — родители Данилова — встречали гостей. Они стояли так, что невозможно было ни уклониться, ни пройти мимо. Марта поняла, что пропала.
Его мать сияла ледяной королевской улыбкой. У отца был равнодушно-приветливый вид. Справа от них помещался круглый столик антикварной работы. На нем невысокими стопками лежали книги в глянце, шрифт был иностранный. Невысокая женщина средних лет в черном брючном костюме с озабоченным и деловым видом перелистывала какие-то бумажки в большой кожаной папке. Увидев нового гостя — Марту, она захлопнула папку и заулыбалась ей навстречу.
— Добрый вечер, — произнесла мать Данилова отчетливо и как будто не по-русски. Улыбка у нее чуть-чуть изменилась. — Мы рады вас видеть.
Отец пожал Марте ладошку.
— Вы редактор? — спросил он. — Я вас, по-моему, где-то видел.
— Возможно, — подтвердила Марта, улыбаясь. Щеки затвердели от улыбки.
Его мать смотрела рассеянно, как будто вспоминала.
Женщина в брючном костюме энергично тряхнула Марте руку.
— Меня зовут Ольга Монт, я пресс-секретарь Михаила Петровича. Пойдемте, я покажу вам книгу. Сюда, пожалуйста, — она вела Марту к антикварному столику, стоявшему в двух шагах, как будто через тайгу, — это «Тайны времени». Именно она удостоена…
Марта быстро и бесшумно вздохнула. Почему гостей встречает только одна пара? Где же вторая — чуть моложе, но столь же совершенная? Он — знаменитый архитектор, она — сногсшибательная красавица, его невеста.
— …специально для сегодняшних гостей.
Марта поняла, что ей предлагают книгу, и машинально протянула руку.
Книга была прохладная, увесистая, лаковая.
Нужно немедленно уехать. Выпить стакан сока и уехать. Хорошо бы еще съесть какой-нибудь бутерброд, но до еды далеко. Гости все прибывают, появились телевизионные камеры, со всех сторон снимавшие антикварный столик и великого человека с супругой. Ольга Монт давно отошла от нее и совещалась о чем-то с нервным человеком в смокинге. Совещаясь, она неотрывно смотрела на дверь, готовая броситься встречать гостей. Около даниловских родителей подпрыгивал жизнерадостный толстяк, в котором Марта узнала министра культуры, и там были еще две камеры, нацеленные на толстяка.
Марта пошла вдоль правой стены — ей показалось, что так она быстрее проберется к выходу. Пусть это малодушие, но она все равно уедет. Ей здесь не место. Она приедет домой, поест и примется жалеть себя и ругать одновременно.
Небольшая толпа смокингов и вечерних платьев толпилась вокруг пожилой женщины странного вида. На ней был бордовый брючный костюм, а физиономия сплюснута книзу, как на карикатуре. Она курила длинную коричневую сигарету, очень не шедшую ей, стряхивала пепел на ковер и говорила во весь голос.
Знаменская, подойдя поближе, узнала Марта, знаменитый кардиохирург.
Академик, профессор, директор, лауреат. Данилов говорил о ней, что она потрясающая бабка.
Марта улыбнулась. В этой чужой толпе Знаменская была как будто приветом от Данилова.
Он увидел ее, когда она была уже почти у двери. Ей оставался только один шаг.
Он сунул стакан в руку удивившемуся Грозовскому и перехватил Марту.
— Добрый вечер.
Марта вздрогнула и уставилась на него, как будто увидела впервые.
— Добрый вечер.
— Откуда ты взялась?
— Приехала из Кратова.
— Тебя тоже пригласили?!
Тон был такой, что она немедленно и страшно оскорбилась.
— Нет, конечно, не переживай. Но я не лезла в окно в сортире. Пригласили маму, а она отдала приглашение мне.
— Надежду Степановну? — уточнил Данилов. Он был так рад, что не знал толком, что говорить.
Он давным-давно ничему и никому так не радовался.
— Данилов, у меня одна-единственная мать, и ее действительно зовут Надежда Степановна.
Больше говорить было нечего, и они замолчали. Марта смотрела поверх его плеча на гостей.
— Я так рад тебя видеть, — признался Данилов.
— Мог бы позвонить.
— Ты тоже могла бы.
— Я и так все время звоню. Не хочу надоедать.
— Ты мне не надоедаешь.
— Вот взял бы, да и позвонил.
— Марта, я не мог. Что-то странное происходит, а я никак не могу разобраться.
Марта повернула голову и внимательно посмотрела ему в лицо.
— Это ты о чем, Данилов? О разбойном нападении? Ты что-то узнал, да? Что? Кто это?
— Я еще ничего не узнал. Я… потом тебе расскажу.
— Точно расскажешь? — спросила она подозрительно.
Ей уже не хотелось на него сердиться. Какое счастье, что он здесь!
Теперь можно ничего не опасаться, никуда не спешить и ни из-за чего не беспокоиться. Правда, где-то поблизости красавица Лида. Где же?
— Ты поздоровалась с моими родителями?
— Конечно. Только они меня не узнали, а напоминать я не стала. Я их боюсь страшно.
— Я сам их боюсь, — пробормотал Данилов и улыбнулся в ее серые глаза. — Как ты себя чувствуешь?
— Я чувствую себя жирной коровой, — пожаловалась Марта. — Почему-то мне кажется, что мне малы все брюки. Может, я просто так растолстела, а ребенок тут ни при чем? Ему еще рано расти! Его еще не должно быть видно. Ты что? Смеешься?
— Я не смеюсь, — возразил Данилов. Удивительно, как быстро в ее присутствии жизнь становилась похожей на нормальную, человеческую. — Вон там Знаменская выступает, слышишь? Пойдем, я тебя с ней познакомлю, и она тебя устроит рожать в ЦКБ. Бесплатно, раз уж ты не хочешь взять у меня деньги.
— Мне не надо в ЦКБ. Мне надо в районный роддом. Только кретины платят деньги за понты и блатных врачей, которые ничего не могут.
— За какие понты? — не понял Данилов.
— За фикус в коридоре и турецкий ковер на лестнице. Данилов, ты что? Тупой? Мне нужен нормальный, опытный, практикующий врач, у которого каждый день кто-нибудь рожает. — Марта быстро посмотрела по сторонам, не слышит ли кто, о чем они говорят. — Я и без фикуса обойдусь, мне лишь бы ребенка не уморили, а этих, которые в ЦКБ и у которых три богатых клиента в месяц, мне не надо, боже избави! Ты что? Не слушаешь?
Конечно, он не слушал. Он смотрел на нее — и не слушал.
Как бы ему заманить ее ночевать? Пообещать, что все расскажет, но только дома?
— Данилов, что ты молчишь?
— Ты собиралась уезжать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});