Читать интересную книгу Колье без права передачи - Лариса Соболева

Щукин выпил таблетку, после чего взял в руки листы с делом об убийстве директора кафе.

Пистолет лежал в кармане, торговец оружием показал, как им пользоваться. Казимир Лаврентьевич постоянно доставал его, рассматривал, вспоминая мысли Власа Евграфовича по поводу револьвера, из которого убили семью ювелира. О, если б сейчас Влас Евграфович нечаянно ожил, он бы умер заново от потрясения. Что там пистолет! Создано такое оружие, которое способно уничтожить целый земной шар в один миг, а не то что одного человека. И все же маленькая пуля имеет достаточно силы, чтобы убить наповал. Данный факт самого Казимира Лаврентьевича, человека современного, ввергал в трепет. Но только лишь потому, что, может быть, ему придется это сделать – выстрелить. Слыша выстрел в своем воображении, Казимир Лаврентьевич вздрагивал, будто пуля уже попала в него, потом понимал, что это всего лишь его фантазии. Пока фантазии.

Но все равно страшно. Щекочет в горле, замирает сердце, стоит представить, как палец надавливает на курок, после раздается резкий хлопок и… человек мертв. Казимир Лаврентьевич сделает это, если потребуется. Он представил себе лицо Власа Евграфовича, если б тот минуту назад слышал его мысли, и тихо засмеялся. Этот господин, шагнувший из девятнадцатого в двадцатый век, имел слишком доверчивую и нежную душу, он бы не выжил в современных условиях. А Казимир Лаврентьевич усвоил уроки, он знает, чего хочет, и добьется желаемого.

Старый ювелир решительно щелкал предохранителем, проверяя, насколько легко у него это получается, а после клал пистолет назад в карман и смотрел на часы. Однако его тревожила будущая встреча…

Конечно, он придет, когда никого не будет ни в магазине, ни в мастерской, ни поблизости. Конечно, он придет под покровом темноты, так как знает, что темнота – надежный друг убийцы. Конечно, Казимир Лаврентьевич боится его, но… надеется на собственную выдержку, самообладание и готовность к схватке. Одно ему не ясно: кем себя мнит убийца? Сильной личностью, способной перевернуть Вселенную, или он тоже наделен всеми присущими человеку страхами и сомнениями? И еще его волновало: каков он, стар или молод, красив или уродлив? Почему-то это было для него важным. Казимир Лаврентьевич хотел, чтоб это был пожилой человек, с которым легче договориться, и тогда не будет выстрела. А молодость эгоистична, безжалостна, надменна и цинична. Но нет, убивал все же молодой человек. К такому выводу приходил Казимир Лаврентьевич. Следовательно, ему предстоит трудная встреча.

Смолк шум, Генрих заглянул к отцу, спросил, не нужно ли чего. Казимир Лаврентьевич отмахнулся от сына, как от назойливой мухи, и остался один.

Один… Он не боялся оставаться один в мастерской, всегда засиживался здесь допоздна. В тишине приятней работать, ничто не отвлекает, приятно думать обо всем на свете. Да, а еще – жить, становясь самим собой. Казимир Лаврентьевич заметил, что люди в основном играют какие-то придуманные ими самими роли. Играл и он. Но в мастерской, особенно оставаясь в одиночестве, становился собой, потому и любил это место, как никакое другое на земле.

Он проверил сигнализацию, которая соединяла магазин с мастерской. Казимир Лаврентьевич знал все места, откуда подается сигнал. После того как он будет подан, уже через десять минут здесь должна быть милиция. Ювелир вычислил все возможные варианты появления пришельца и был готов к неожиданностям. В сущности, неожиданностей не должно случиться, потому что сквозь стены этот человек не пройдет. Хоть он и воплощение Алголя, но, чтобы войти, ему понадобится одна из дверей – их всего две – или окна, а они в крепких решетках. Значит, остаются двери.

И вдруг холодный пот прошиб его с головы до пят. Одну деталь не предусмотрел Казимир Лаврентьевич, одну, но важную. Что, если он не выйдет победителем? Что, если сегодня будет попросту убит, как убита Верочка и глупая Ева, а убийца свободно уйдет? Ну, уж нет! Казимир Лаврентьевич должен позаботиться об убийце. Он подскочил, запихивая пистолет в карман:

– Я не умру по твоей воле… нет. И ты не уйдешь легко и просто. Я достану тебя после смерти… если так случится, что я проиграю… но я надеюсь…

Он ринулся на улицу. Лихорадочно закрывая двери мастерской, постоянно оглядывался, так как боялся, что убийца застигнет его врасплох. А улица темная, сырая, безлюдная… и ветер поднялся…

Было около одиннадцати часов утра. На полном лице Романа Семеновича, вызванного по телефону в прокуратуру, обозначилось крайнее удивление. Он держал в руках собственные часы, которые считал уже потерянными безвозвратно, и то взглядывал на следователя, то вновь опускал глаза на часы. А Щукин спокойно наблюдал за ним.

– Так быстро нашли… – наконец приподнял в недоумении плечи Роман Семенович. – Я, честно говоря, уж и свыкся с пропажей. А кто их украл?

– Один гражданин без определенных занятий, фамилия его Пушко. Помните, я спрашивал вас, не знакомы ли вы с ним?

– Нет, не помню.

– Скажите, после того как я побывал у вас, вы случайно не обнаружили еще одну пропажу? У вас все вещи на месте?

– Мы в доме проверили все, но украли только часы. Даже деньги не тронули, они у меня в палехской шкатулке лежат, а шкатулка на видном месте стоит. Там же и золотые украшения жены хранятся. Их, правда, немного, но их тоже не тронули.

– Странно… – произнес Щукин задумчиво, глядя на злополучные часы. – «Шеппард», конечно, крутые часы… но они с дарственной надписью. В вашем доме достаточно дорогих вещей, например тот же музыкальный центр. Он компактный, дорогой, к тому же без дарственной надписи…

– Вот-вот, я, кстати, положил тогда часы на музыкальный центр, – внес уточнение Роман Семенович. – Но вы ошибаетесь, часы дороже центра, и вор наверняка это знал.

– Вполне возможно, – согласился Щукин. – Значит, Пушко продвинутый товарищ… хотя я в этом сомневаюсь. А будь вы вором, разве взяли бы вещь, которая легко вас разоблачит?

– Я ж не вор, вы лучше спросите у этого… Пушка.

– Не могу, – покачал головой Щукин, отметив про себя, что зять Ксении Николаевны назвал Пушко по кличке. Оговорился? Или все же знал его лично? – Его убили.

– Да ну! – вытаращился Роман Семенович. – Из-за чего?

– И на этот вопрос не отвечу, потому что ответа не знаю, – удрученно проговорил Щукин, после чего надел маску отчужденности. – Вам вернут часы после соответствующего оформления бумаг в отделении милиции. До свидания.

– Я выражаю благодарность, – вставая, сказал Роман Семенович. – Честно сказать, не думал, что наши органы так хорошо работают. Спасибо.

Щукин после его ухода взял часы в руки, долго рассматривал, словно они должны были рассказать, что и как происходило в доме Романа Семеновича. Он вызвал Славу, с которым ему теперь по указанию прокурора полагалось работать вместе, в результате придется тянуть за уши молодую следственную поросль, которая понимает в следствии как свинья в апельсинах. Впрочем, где-то Щукин читал, что свиньи с удовольствием едят апельсины и от них у хрюшек улучшается кровеносная система. Только эта информация не имеет никакого значения. Значение имеют лишь факты, улики. А их нет. И вообще – ничего у Щукина нет, кроме разговоров про какое-то ожерелье. Очень дохленькая улика, но приходится за нее цепляться. Он вызвал также оперативника, приставленного к Батону, – в данное время за Раулем следил Вадик.

Слава сел скромно у окошка, а оперативник Гена – напротив Щукина.

– Ну и что скажешь? – спросил Щукин опера.

– Тишина, – развел руки в стороны Гена.

– Где сейчас Батон?

– На рынке мешки таскает.

– Ребята, помогите все упорядочить, а? Дело, как в чемодане: куда ни ткнись – везде стенка. Может, я что-то упускаю? Итак, что нам известно?

– Пушко где-то взял часы и ожерелье, – принялся перечислять Гена.

– Украл, – поправил его Щукин.

– Вы так думаете? А если…

– Без «если», – вздохнул Щукин. – Украл он, сомнению этот факт не подлежит. Часы пропали десятого апреля, в этот же день Пушко пытался продать их, а ночью с десятого на одиннадцатое его убили. Вопросы: как он узнал, где лежит ключ, почему его выбор пал именно на этот дом, а также почему его не слышали бабка и внучка – пока отложим.

– Как скажете, – пожал плечами Гена. – Пушко загонял часы и ожерелье двум соседкам, потом ожерелье продал Грелке. Та решила наварить стольник и предложила купить ожерелье директрисе кафе, а часы отдала Батону…

– Да это я знаю, – недовольно поморщился Щукин.

– Тогда что вы хотите?

– Что нам известно из свидетельских показаний?

– Ноль. Никто ничего не видел и не слышал.

– Странно. Два убийства произошли в квартирах, а никто ничего не видел и не слышал, кроме Батона. Только он видел убийцу, но описать его или составить фоторобот не может. Ладно. Что у тебя, Слава?

– И у меня ничего, – насупился тот.