С мест шли настоятельные требования в ЦК возможно быстрее определиться по кандидатуре Председателя. Но прямо скажу, что до последнего момента мы колебались, на ком остановиться, выбор был слишком ограничен: Власов, Манаенков, Полозков. Промелькнул также Воронин. Вот, пожалуй, все. И лишь перед самым открытием первого Съезда народных депутатов России было отдано предпочтение Власову. Но и эта рекомендация ходом съезда была опрокинута.
Дело в том, что при обсуждении повестки дня оппозиции удалось навязать иную, чем предполагалось, последовательность обсуждения вопросов: вначале, до выборов заслушать и обсудить доклад правительства о положении в России. Александр Владимирович сделал это не лучшим образом, и вероятность избрания его сразу оказалась под вопросом. Уже через несколько дней, как показали контакты с депутатами, выяснилось, что большинство из них больше поддерживает Полозкова, чем Власова.
На встрече с коммунистами-руководителями республик и областей, которую поручено было провести мне и Воротникову, практически все, кроме иркутян, поддержали кандидатуру Полозкова. Я, конечно, считал, что с Полозковым идти на выборы плохо, но выбора просто не было. Договорились о том, что другие кандидатуры — Власов, Мальков, Соколов (а среди них оказались Воротников и Манаенков, выдвинутые оппозицией, видимо, из тактических соображений, чтобы растащить голоса), будут сняты.
Конечно, назавтра при изложении программного выступления Полозков выглядел слабее Ельцина, хотя его ответы на вопросы были довольно бойкими. А ночью стали известны результаты голосования. Ни один кандидат не набрал необходимого количества голосов: у Ельцина — 497, у Полозкова — 473.
Во втором туре Ельцин увеличил число голосов на 6, а Полозков 15 потерял. Решили еще раз все взвесить, поработать с депутациями, узнать их настроения и собраться на следующий день, в воскресенье.
Воскресное совещание секретарей ЦК с участием Воротникова, а также Капто, Бабичева, Дегтярева, Шенина, пришло к выводу, что у Полозкова шансов на продвижение вперед нет. Если даже к голосам, полученным Полозковым во втором туре, прибавить оставшийся 71 голос, не поданный ни за того, ни за другого, все равно он не наберет необходимого минимума в 531 голос, а Ельцину нужно добавить всего 28 голосов.
Несомненно, Полозков отшатнул от себя своим консерватизмом колеблющийся центр. В то же время после снятия Власовым своей кандидатуры его рейтинг заметно повысился. Поэтому решено было переориентироваться на Власова. Наше мнение тут же было доложено Генсеку. Он был несколько удивлен таким предложением, но принял его к сведению.
У меня были самые добрые отношения с Александром Владимировичем, уважал его, как спокойного, делового, порядочного человека. Посоветовал ему собрать в кулак всю энергию, весь запас эмоций и бросить их на чашу весов в понедельник. Он, действительно, выглядел значительно лучше, чем в первый раз. Неплохая получилась и программа, кое в чем — на грани допустимого.
Вечером того же дня в зале Пленумов ЦК собрали коммунистов-руководителей депутаций, плюс тех, кому они доверяют. Было человек 450. В зале, как я заметил, оказались и некоторые «демроссы». Это было трудно предотвратить, да, собственно, и незачем. Горбачев в это время готовился к визиту в США и находился за городом. Но он приехал и недвусмысленно высказался в пользу Власова.
Утром следующего дня, когда провожали Президента в заокеанскую поездку, надежда на благополучный исход российских выборов еще сохранялась. Но и тревога не исчезала. Где-то в районе тринадцати часов появились признаки неудачи. Вскоре состоялось объявление результатов голосования: Власов несколько увеличил число голосов в сравнении с Полозковым, а Ельцин сумел набрать 535 голосов, то есть четырьмя голосами перешел заветный рубеж…
Позвонил из самолета Горбачев и мне пришлось выполнить не очень приятную миссию — сообщить ему об итогах выборов, которые поставили депутатов-коммунистов РСФСР в положение оппозиции, а радикально-демократические силы получили в свои руки серьезный рычаг воздействия на положение в стране.
Не буду описывать всех перепитий дальнейшей борьбы на Съезде народных депутатов России вокруг выборов заместителей Председателя, назначения главы правительства. Могу сказать лишь одно, что, оказавшись перед необходимостью определять тактику в новых условиях, секретари ЦК практически единодушно высказались за то, чтобы не блокировать работу Верховного Совета, вести линию на достижение компромиссов, хотя, конечно же, выстраивать эту линию в зависимости от действий нового Председателя Российского Совета. Именно это позволило сравнительно легко решить вопрос с главой правительства. Ельциным были выдвинуты несколько кандидатур, а в списке для голосования осталось двое — Силаев и Бочаров.
Откровенно говоря, это уже была игра в демократию, а скорее всего — политический маневр. Зачем же выдвигать две кандидатуры, не определив своего предпочтения и перекладывая ответственность за принятие решения на других? Ведь съезд не сам избирает, а назначает главу правительства по представлению Председателя Совета. Депутаты-коммунисты поддержали из двух этих кандидатур Силаева, и это предрешило вопрос в его пользу.
Другим свидетельством конструктивной позиции депутатов-коммунистов может служить поддержка с их стороны Декларации о российском суверенитете, за исключением принципа «верховенства российского законодательства над союзным».
К сожалению, настроя на благоразумный, компромиссный диалог, с которым Ельцин выступал перед выборами Председателя Верховного Совета в первые дни съезда, ему хватило ненадолго. Уже 30 мая в интервью для печати опять стали звучать конфронтационные мотивы о переходе России на полную самостоятельность, о том, что Москва является столицей России, а Союзу столицу надо поискать в другом месте и т. д.
Значение того, что произошло в России весной 1990 г., с точки зрения последующего развития ситуации в стране, трудно переоценить. Как и во всех других процессах здесь причудливо переплетались и позитивные моменты, и действие деструктивных факторов. Полагаю, что фатальной неизбежности в таком развитии событий, когда российский фактор приобрел по отношению к союзному разрушительный характер, не было. Процессам национально-государственного развития Российской Федерации могли быть приданы другие, не столь болезненные формы, негативно влияющие на систему межнациональных отношений в стране в целом.
Своеобразное преломление российская проблематика нашла во внутрипартийной борьбе. Напор по созданию Компартии России был настолько велик, что, осознавая всю противоречивость и неоднозначность последствий такого решения, руководство ЦК после некоторых обсуждений и сомнений пришло к выводу о создании в рамках КПСС Компартии РСФСР.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});