Читать интересную книгу Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика - Ольга Власова

3. Лорен Мошер и «Сотерия»

Самым успешным и самым признанным из всех ближайших соратников Лэйнга оказался Лорен Мошер (1933–2004), который в своем проекте «Сотерия» предпринял попытку развить его идеи, отслеживая эффективность работы и сохраняя институциональные связи самого проекта с психиатрией.

Мошер родился и вырос в Монтерее (Калифорния), закончил Стэндфордский университет и Гарвардскую медицинскую школу. В отличие от Лэйнга и некоторых его последователей его идеи и деятельность всегда были четко институционализованы: он проходил обучение в Национальном институте психического здоровья, затем там же с 1968 по 1980 г. был организатором и первым директором Центра исследований шизофрении, главным редактором «Schizophrenia Bulletin».

В 1970–1992 гг. Мошер руководит проектом «Сотерия» – терапевтическим сообществом для больных шизофренией, в котором живое общение и феноменологический подход ставятся выше лечения препаратами. После окончания проекта он занимается исследовательской работой, а также занимает должность профессора психиатрии в медицинской школе Калифорнийского университета и директора Службы охраны психического здоровья в Сан-Диего, Калифорния. В 1998 г. Мошер выходит из Американской психиатрической ассоциации из-за несогласия с ее политикой подчинения фармакологическим компаниям, обвиняя ее в том, что под их влиянием она превращается в психофармакологическую ассоциацию.

Исходной точкой своей карьеры, точнее, ее переориентации, Мошер называет собственный опыт экзистенциального кризиса[319]. Это произошло в 1961 г., он вспоминает: «Впервые я почувствовал ответственность, заботясь о людях, которые вот-вот умрут, я был бессилен помочь им, я мог лишь попробовать понять то, что они переживают. <…> Впервые я столкнулся с фактом своей собственной смертности и с тем, что моя смерть сопровождалась бы такими же унижением, дегуманизацией и отсутствием всякой помощи, если бы мне не повезло оказаться в той больнице, в которой я тогда работал»[320].

Этот опыт заставил Мошера искать объяснение пережитого им: он обратился к отредактированной Р. Мэйем работе «Экзистенция», а также открыл для себя благодаря Людвигу Лефебру экзистенциально-феноменологическую философию и психиатрию: труды Гуссерля и Сартра, Кьеркегора и Мерло-Понти, Тиллиха и Бинсвангера. Эти работы, по его собственному признанию, изменили его взгляд на больных, привив непредвзятость, уведя от категоричности к открытому восприятию опыта болезни. Центральной для него установкой стало понимание всех переживаний пациента как онтологически реальных: «Что вы видите, то и есть», – обозначил он эту стратегию.

Этот феноменологический взгляд дополнился для Мошера идеями Г. С. Салливана и Г. Бейтсона, поэтому его внимание устремилось к межличностным отношениям, коммуникации. Одновременно с этими интеллектуальными исканиями психиатрическая больница представляла в его повседневной работе образцы тоталитарных стратегий, авторитаризма и стигматизации. В конце концов он пришел к выводу, что «психиатрические больницы – это не самое лучшее место для душевнобольных»[321]. Он начал скептически смотреть и на доминирование медикаментозной терапии в лечении, одновременно осознав, что человеческие отношения могут стать терапевтической силой даже для таких закрытых больных шизофренией.

Мошер никогда не хотел стать обычным врачом-психиатром, да и никогда, подобно Лэйнгу, не работал в психиатрических больницах, он хотел быть и был психиатром-исследователем. С 1964 г. он занимает пост ассоциированного врача в Национальном институте психического здоровья, в отделении семейных исследований. Уже на основании ранних изысканий он говорит о значимости психосоциальных факторов в формировании психоза.

В июне 1966 г. Мошер знакомится с деятельностью Филадельфийской ассоциации и до 1967 г. стажируется в Кингсли-холле у Лэйнга. Лэйнг был для него несомненным авторитетом: он прочитал «Разделенное Я» как только оно вышло, и все, что было там написано, удивительно совпало с его собственным восприятием психического заболевания.

В 1966 г., когда Мошер входит в Кингсли-холл, проект находится в самом разгаре и уже высвечивает ряд проблем. Некоторые проживавшие в коммуне доктора уже покинули ее, поскольку больше не могли 24 часа в сутки жить с психически больными, не имея никакой личной жизни. «Все это напоминало зоопарк, в который приезжали американцы, чтобы полюбоваться на животных в клетках»[322], – позднее вспоминал Мошер. Кингсли-холл дал ему как негативный, так и позитивный опыт. Повседневная жизнь коммуны была организована крайне плохо: здание было в запущенном состоянии, возникали проблемы с приготовлением еды и с финансами. Кингсли-холл впервые показал ему реальную альтернативу обычной институционально организованной и движимой медикаментозной терапией психиатрической больницы, он доказал, что больные шизофренией могут поправиться и в других условиях.

После такого радикального опыта Мошер попадает в совершенно противоположную ситуацию. Он работает доцентом военно-медицинской школы Йельского университета и врачом психиатрического отделения в Коннектикутском центре психического здоровья. Здесь он проводит эксперимент, аналогичный «Шумной комнате» Лэйнга. Отделение начинает функционировать в режиме открытых дверей, пациентам разрешается заниматься тем, чем они желают, и как угодно оформлять свои палаты. Правда, через год администрация решает прекратить эксперимент и вернуть отделение в традиционное русло. Получив подтверждение своим догадкам и осуществив первый опыт организации свободного пространства терапии, Мошер уже не мог остановиться на полпути. В 1968 г. он становится первым директором Центра исследований шизофрении, только что организованного при Национальном институте психического здоровья.

В 1969 г. группа психиатров из Северной Калифорнии обратилась к Национальному институту психического здоровья с просьбой выделить деньги на проведение сравнительного исследования. Они собирались организовать эксперимент и сопоставить эффективность лечения в двух отделениях одной психиатрической больницы: в первом должно было проводиться традиционное лечение нейролептиками, во втором – психосоциальная терапия без использования препаратов. В деньгах отказали, и исследовательская группа оставила эту идею, но Мошеру она понравилась, и он начал обдумывать пути ее практической реализации. Итогом этой деятельности и стала организация терапевтического сообщества «Сотерия».

Исследовательский проект «Сотерия» Мошер запускает в апреле 1971 г., открывая одноименное сообщество (Soteria House); в 1974 г. тоже около Сан-Франциско стартует сообщество-близнец «Эманон» (Emanon), задуманное как подтверждение опыта «Сотерии». Уже в 1974 г. публикуются первые результаты эксперимента[323], впоследствии они подтверждаются[324].

«Сотерия» в переводе с греческого означает «спасение», «освобождение». Теоретический и методологический фундамент проекта составили межличностная теория Салливана, традиция морального исцеления американской психиатрии, теория стигматизации, теория индивидуальной терапии (в частности, юнгиански ориентированная), психоанализ, концепция перерождения в психозе, а также имевшийся тогда опыт организации терапевтических сообществ.

Сообщество базировалось в небольшом двухэтажном доме в Сан-Хосе. В доме было 12 комнат, вмещавших одновременно шесть больных, с которыми круглосуточно находились двое добровольцев, другие добровольцы, психологи, психиатры сменяли друг друга и не проживали в здании постоянно. Директор проекта и психиатры координировали его, но не находились с больными круглосуточно.

Эта определенная численность клиентов, которых могла принять «Сотерия», не могла быть ни больше, ни меньше. Если набиралось больше людей, единая группа разбивалась на части, и хотя большая численность клиентов содействовала налаживанию интенсивного общения, в нем исчезала глубина, и связи между членами группы так и оставались поверхностными. Большая численность сообщества приводила и к конфликтам внутри штата. При меньшей численности клиентов возникало ощущение изоляции, внутригрупповые отношения уступали место дуальным межличностным, и клиенты часто высказывали жалобы либо на излишнюю, либо на недостаточную поддержку и защищенность. Внутригрупповые процессы при меньшей численности попросту не запускались. Поэтому опытным путем было установлено, что если около 12–15 или менее шести человек проводят в «Сотерии» более четырех часов в день, начинают возникать конфликты или разрушается пространство внутригруппового взаимодействия[325].

Участников проекта отбирали по следующим критериям: 1) диагноз «шизофрения», поставленный тремя независимыми врачами; 2) нуждающиеся в госпитализации; 3) имеющие четыре из семи диагностических симптомов по Блейлеру (подтвержденные двумя независимыми врачами); 4) не более одной госпитализации, продолжительностью не более 30 дней; 5) возраст от 18 до 30 лет; 6) не состоящие в браке. В основном обитатели «Сотерии» – это молодежь в возрасте около 21 года, белые, с хорошим образованием, как отмечает сам Мошер, это были представители низшего среднего класса, выходцы из семей синих воротничков из пригородов.