фестиваля?
– Нет, – поспешил ответить Алик. – Я слишком волнуюсь в таких случаях.
Этот отказ Алик вспоминал впоследствии не один раз. Мысли о себе отвлекли его от книги, которая, неспособная к самопрезентации, ждала его слова.
– А я по твоей книге хорошо проехался, – сказал Богданнов. – И еще проедусь.
– Спасибо, – поблагодарил Алик. – Мне рассказали.
– Ты хоть книгу-то с собой привез? – спросил Богданнов.
– Нет, – грустно ответил Алик, – я даже не подозревал, что будет такое.
Он предполагал, что о нем уже забыли, он всегда думал о себе хуже, чем есть на самом деле, – это была его фирменная воспитанная черта, позволявшая, однако, не терпеть больших разочарований.
– Было бы хорошо, если бы книги были здесь, – без тени огорчения произнес Богданнов, – Но давай договоримся. Ты высылаешь несколько экземпляров, чтобы я мог их раздавать в хорошие руки. Кроме того, я еще раз пройдусь по тебе на вручении «Золотого пера России». Только ты обязательно приезжай.
– Хорошо, – быстро согласился Алик, понимая, что судьба в виде Богданнова дает ему второй шанс.
Он готов был обнять Богданнова, но привычная сдержанность не позволила…
***
Это был тринадцатый международный съезд журналистов в Дагомысе и успех, который приобрела на нем ямальская журналистика благодаря Алику, по логике, по всем законам природы, словно свет, должен был привлечь, по крайней мере, ямальских журналистов, ищущих повод к информации. На съезде присутствовали как главные редакторы Ямала, так и официальные лица Департамента. Алик, как вы понимаете, не искал этой публичности, но то, что свои журналисты, знающие его в лицо, проходили мимо, как незрячие кроты на свету, изумило его сверх меры. Нет, поздравления звучали, но звучали вынужденно, словно сожаление, что подобное случилось не с ними, а с тем, кто на их взгляд не достоин, словно Алик своим именем испортил столь хорошее событие.
При мысли о кротах, работающих в журналистике, Алика слегка передернуло.
«Событием становится то, что укладывается в канву размышлений, идеологии, направленности работы, системы ценностей, а не все, пусть даже великие события. Самое корявое слово начальника куда ближе к золоту, чем золотая книга, от которой не озолотиться. Золото мысли относительно», – оценивал Алик вновь познанное…
ПОДАРОК ОТ ДЕПУТАТОВ
«Когда долго дразнишь собаку, мимо которой приходится ходить, то она найдет способ укусить».
Из-за жаркого северного лета, когда даже мошки и комары исчезли из маленького нефтяного города, а также в результате отключений электроэнергии на городских подстанциях, расхваленных в городских СМИ как самые стабильные, если не во всем мире, то уж в России, передатчики на телецентре стали выходить из строя один за другим. Теперь на ремонт этих передатчиков Алику предстояло просить деньги у ручных депутатов Хамовского, которых он высмеял этой весной в своих телепрограммах. Это было равносильно добровольному походу на псарню, где его ждала не одна злая собака, а два десятка.
Алик, по-младенчески, в глубине души надеялся, что разумные доводы, которые, на его взгляд, нельзя оплевать беспричинно, образумят Думу. Кроме того, он не оставил депутатам выхода: либо деньги на оборудование, либо срыв трансляции избирательной кампании. В этой ситуации за неблагоприятный исход выборов «Единой России» на территории маленького нефтяного города перед губернатором пришлось бы отвечать депутатам и Хамовскому.
Однако когда тяжелая кавалерия, выстроенная свиньей, вроде клина тевтонских рыцарей или депутатского корпуса, набирает ход, его сложно остановить мгновенно.
– Давайте дадим ему публичный урок, при его же телеоператорах, которые будут все снимать, а потом заставим показать населению, – эта мрачная рекомендация Хамовского, сияла во всех парах депутатских глаз, устремленных на Алика, вышедшего для чтения доклада.
Сидящие депутаты смотрели на Алика снизу вверх, но взгляды их говорили, что смотрят они свысока. Верх и низ – счастье и несчастье крупиц, пригревшихся на маленькой планете, теряют смысл, если взглянуть на эти крупицы из космоса, из вечности. Но в маленьком нефтяном городе должностной верх и низ почитали свято.
Вы когда-нибудь купались в озерах Крайнего Севера, холодных даже в самые жаркие месяцы, где купаться в свое удовольствие могут только моржи или пьяные? Вы когда-нибудь готовили и вкушали шашлыки среди тайги Крайнего Севера под беспокойные уколы тамошней мошки и комаров, что в свое удовольствие может делать только человек крайне увлеченный или пьяный? Вы когда-нибудь садили картофель на Крайнем Севере, где и земли-то нет, где надо еще торфом запастись, чтобы создать почву, на которой этот картофель бы рос? Для этого надо быть фанатичным земледельцем или пьяным.
Крайний Север – идиотское место, почти в чистом виде ставящее выбор: деньги или жизнь.
«Заберите лет десять-двадцать моей жизни и дайте мне денег», – так говорят многие, даже не произнося слова, просто приезжая на Крайний Север навсегда. Но тут и не надо произносить слова, поскольку каждый думает, что на самом деле нет такого ужасного выбора, что денег на Крайнем Севере дают больше, чем на относительно комфортном юге, просто так.
На Крайнем Севере деньги ждут тех, кто готов работать и умереть за тех, кто владеет доильными агрегатами этой земли, дающей черную как беззвездная бездна космоса нефть и прозрачную как воздух субстанцию газа.
– Кому продаться подороже? – вопрошают души маленького нефтяного города.
– Кому продаться так, чтоб меньше работать и больше получать? – спрашивают мимо проходящие глаза.
– А я уже куплен, – говорят другие глаза.
– А я очень хорошо куплен! – кричат некоторые…
Этот взгляд хорошо купленного человека особенно ярок на фоне взгляда все потерявшего. Этот контраст Алик подглядел случайно…
***
Контраст
«Просящий хорош для власти обычно тогда, когда помогает укрепить власть, заработать или отчитаться».
В кабинете председателя городской Думы Клизмовича, по-женски жеманного мужичка с форменной седеющей бородкой, сидел крупный, но рыхлый бывший директор городского музея Маргаритов. Кучерявые седые волосы на его голове немыто топорщились. Он сидел спиной к Алику и энергично доказывал Клизмовичу свои истины.
– У меня два диплома, а меня так, – обиженно, но твердо говорил он. – Что ж я должен на низших должностях?..
До Алика долетали лишь обрывки непонятного ему разговора.
– У меня сын умер, я все для работы, а они в первый день после моего возвращения из отпуска с улыбочкой известили…, – продолжал директор музея. – Я, как узнал, так в чуме рыдал по вечерам
– А говорили, что вы на землю собрались, – холодно вспомнил Клизмович.
– Что в этом Казахстане делать? Меня там только кресты ждут, – горько проговорил Маргаритов, и Алику стало ясно, что речь идет об увольнении.
– Вам надо восстанавливаться на работе, – отстраненно посоветовал Клизмович. – …
Клизмович, получая