— Не особенно, — признался он.
— Почему это?
Люций рассмеялся.
— Он нежнее тебя.
Мальчик издал гортанный звук и сорвал еще пучок травы. Похоже, этот Кадок — тоже несчастье.
— Что ж, — произнес Люций, поднялся на ноги и встал над мальчиком. Он пошарил под плащом и вытащил короткий меч с широким лезвием из тех, что используют для ближнего короткого боя. Взял меч за лезвие и протянул его мальчику рукояткой вперед.
У Аттилы открылся рот.
— Это забрали у тебя вместе со свободой, — сказал Люций. — Пришло время вернуть его тебе.
— Это… это… — заикался мальчик. — Его подарил мне Стилихон. Всего за несколько ночей до того, как…
— Я знаю. И Стилихона я знал.
— Ты…? Я хочу сказать, ты…
— Стилихон был хорошим человеком, — произнес Люций. — И однажды я дал ему определенное обещание.
Их глаза встретились. Потом Аттила протянул руку и взял драгоценный для него меч. Лезвие было таким же острым, как и раньше.
— Ты ухаживал за ним, — сказал мальчик.
Люций ответил не сразу. Он расстегнул свой ремень с ножнами.
— Надеюсь, ты тоже будешь, — сказал он, протягивая ремень мальчику. — Не знаю, зачем Стилихон сделал тебе такой подарок. Мне он тоже сделал подарок. — И рассеянно улыбнулся. — И легче, и тяжелее, чем тебе. Я его не понимаю, не больше, чем ты, но для него это что-то означало. Поэтому и для меня это много значит.
Мальчик сражался с ремнем, пока Люций не велел ему повернуться и не застегнул его сам. Ремень оказался слишком свободным, поэтому Люцию пришлось показать, как можно укоротить его, чтобы он сидел плотно. Аттила сунул меч в ножны, поднял взгляд и кивнул.
— Хорошо, — сказал он.
Люций улыбнулся.
— Во время странствий будь осторожен, — сказал он.
Аттила уставился на него.
— Что ты имеешь в виду?
Люций нетерпеливо махнул рукой в сторону холмов.
— Тебе пора идти, парень.
— Ты отпускаешь меня?
Люций вздохнул.
— А я думал, ты соображаешь быстрее. Да, я отпускаю тебя.
— Почему?
Люций замялся.
— Так ты будешь в большей безопасности. Без колонны.
— Но ты… Разве у тебя не будет неприятностей?
Римлянин сделал вид, что не услышал вопроса.
— Старайся по возможности, путешествовать ночью.
Луна только начинает расти, но она поможет тебе, когда будет полной. Люди в деревнях нормальные, но не забывай, что все пастухи немного бандиты. Да еще они могут заинтересоваться тобой и по-другому — если ты понимаешь, о чем я. Несколько… гм… экзотично. Поэтому держись от них подальше — я бы так и поступил. И не вытаскивай меч, если в этом нет необходимости. Прячь его под плащом. Старайся выглядеть нищим, а еще лучше — сумасшедшим. Никто не будет грабить безумца.
Мальчик кивнул.
— Пожмем руки? — спросил Люций,
Гунн протянул ему пятерню.
— Руку, в которой держат меч, дурень.
— О, извини.
Мальчик протянул правую руку, и они обменялись рукопожатием.
— Иначе откуда я знаю, что ты не ударишь меня мечом во время рукопожатия? Ты ведь не друг Риму, правда?
Аттила ухмыльнулся.
— Правда, — сказал Люций. — А теперь вали отсюда. И больше я тебя видеть никогда не хочу.
— И я тоже, — ответил мальчик. Снова улыбнулся высокому командиру, в последний раз, прикрыв рукой глаза от солнца. Потом повернулся и потрусил по рядам виноградника в поле. Еще раз обернулся и крикнул:
— Будь я на твоем месте, я бы вернулся в Британию! С Римом покончено!
— Да, да! — крикнул в ответ Люций, махнув ему рукой. — Будь осторожен!
Мальчик пробежал через луг, поднялся на холм, на вершине обернулся, в последний раз помахал рукой и исчез.
Люций вернулся к лошади, сел верхом и поехал к лесу.
5
CLOACA MAXIMA
Ну? — спросил Марко.
Люций поравнялся с ним.
— Он ушел.
Марко кивнул.
— Я так и думал.
— Выбили что-нибудь из пленников?
— Полководец Гераклиан приказал нам отпустить их.
Сказал, они не стоят того, чтобы рисковать головой.
— В самом деле?
— Да. Но одно мы все-таки выяснили: они хорошо говорят на латыни. Просто отлично говорят.
Люций нахмурился.
— А почему бы и нет?
— Видишь ли, они готы.
Люций резко осадил лошадь.
— Они что?
— Отряд готов.
Люций уставился в пространство между дергающихся ушей Туга Бин. Бессмыслица какая-то.
— А где Гераклиан сейчас?
Марко хмыкнул.
— Он и все палатинцы посадили остальных заложников верхом на коней и отправились вперед. По сути, они уже далеко. А мы по непонятной причине остались здесь, с каретами.
— А жирный евнух?
— Тоже с ними.
— Что, верхом? Да как?..
— И не спрашивай. Не самое приятное зрелище.
— Но они пока считают, что Аттила с нами?
— Пока да.
Люций пришпорил лошадь, и они какое-то время ехали в задумчивом молчании.
Потом Марко сказал:
— Можно спросить?
Люций кивнул.
— Тебе не кажется, что кто-то очень не хочет, чтобы мы добрались до Равенны?
Люций тряхнул головой.
— Я уже не понимаю, что мне кажется. Я не понимаю, что за чертовщина здесь происходит, но точно знаю одно: я очень рад, что я простой тупоголовый солдат, а не паршивый политик.
Центурион ухмыльнулся.
Когда стало совершенно очевидно, что палатинскую гвардию им уже не догнать, Люций послал двух солдат вперед за подкреплением. Они должны были как можно скорее домчаться до основной дороги и императорской cursus станции, и оттуда потребовать подкрепления. Если потребуется — из Равенны.
— Думаешь, на нас опять нападут? — спокойно поинтересовался Марко.
— Не думаю, а знаю. И ты тоже, — ответил Люций, оглядывая уменьшившуюся колонну: сорок кавалеристов, несколько раненых и две громоздкие дибернианские кареты. — По правде говоря, мы попали в серьезную беду. — Он повернулся к Марко. — Но держи это у себя под шлемом
Они проехали еще с полчаса, и тут колонна дернулась и остановилась. На большой ветке, перекинутой поперек дороги, были повешены оба кавалериста. Их раздели догола и содрали с них кожу. Одному отрубили правую кисть и засунули ему в рот, непристойно распластав пальцы по освежеванному окровавленному лицу. Второму в рот запихнули его же собственные гениталии.
— Снимите их, — негромко приказал Люций.
Обоих завернули в одеяла и похоронили у дороги.
Люций обратился к охваченным ужасом людям, стараясь изо всех сил, чтобы голос и глаза не выдавали его собственный ужас. Он сказал, что они оказались в глубочайшем дерьме. Он сказал, что они по самые глаза окунулись в Cloaca Maxima — в великую помойку. Он сказал, что у него нет ни единой догадки о происходящем, сказал, что они могут вовсе не выжить, а не то что добраться до Равенны. Но они должны держаться вместе — только тогда у них остается какой-то шанс.