переписывали эти обрывки в попытке восстановить такие документы… — Кристина помолчала, потом, не выдержав, подняла на Петра измученные, полные слез глаза. — Я пойду, ладно?
Петр только кивнул. Кристина поднялась из-за столика, и, развернувшись, поспешила к выходу. Петр, словно опомнившись, подскочил и, догнав ее в дверях, ухватил за руку.
— Подождите… Деньги… Сейчас… — суетливо зашарил он по карманам.
— Не надо… — покачала головой девушка. — Я не возьму… Я не знала, что ваши дети… там… — она всхлипнула и, прижав к губам руку, бросилась бежать.
Посмотрев ей вслед, Петр вернулся к столику и, сев, обхватил голову руками. Мишка был прав — все погибли. А Костик? Как же он умудрился выжить? И где его искать?
С утра мужчина отправился к лагерю. Если бы Мишка ему не сказал, что Костик жив, он бы уже развернулся и уехал — искать было некого. Но парень не ошибся ни в чем, ни разу. И у Петра в сердце горела надежда, не позволявшая ему сдаться и заставлявшая его переступать через свою гордость, через отчаяние, через боль… Заставлявшая переступать через всё, через все препятствия в поисках сына. Теперь он был уверен, что сын жив. Но где он?
В очередной раз попытавшись пройти в лагерь и снова получив резкий отказ, мужчина в отчаянии бродил по улицам города, не в силах найти себе место. Зайдя в один из магазинов, он бесцельно оглядывал его убранство. Женщина, стоявшая за прилавком, нахмурившись, не сводила с него глаз.
— Что вы ищете? — наконец не выдержала она.
— А? Ищу? — оглянулся на нее Петр. — Да… Ищу. Сына. Он в лагере был, в Освенциме… Вы не знаете, куда детей из лагеря дели? — без особой надежды пробормотал он, подходя к прилавку.
— Ох… — прикрыла рот рукой женщина, глаза которой мгновенно налились слезами при упоминании страшного места. — Маленький? Или взрослый?
— Маленький… Три года ему было, когда сюда попал, — задумчиво ответил Петр.
— Еврей? — подозрительно оглядела его продавщица.
— Нет… — отрицательно покачал головой он.
— Да не выжили детки почти… Тех, кто выжил, в Краков отправили, по домам да по приютам, — принявшись нервно перекладывать товар на полках, наконец ответила продавщица на его вопрос.
— Жив он… — снова покачал головой Петр.
— Там монахини помогали… — опершись руками на прилавок, тихо проговорила она. — С Красного Креста. Тут недалеко есть костел Богоматери, а при нем небольшой монастырь. Туда сходите… Но вряд ли они вам помогут…
Петр, мгновенно вскинувшись, подробно расспросил, как добраться до этого костела и чуть не бегом ринулся туда.
В костеле священник указал ему, как пройти к монастырю, и вскоре мужчина барабанил что есть сил в закрытые ворота католического монастыря. Вышедшая на стук монахиня покачала головой:
— Матушки настоятельницы сейчас нет. Приходите завтра, возможно, она согласится с вами поговорить, — тихо ответила на его вопрос монахиня.
Поникнув, мужчина поплелся обратно. Едва пережив ночь, рано утром он вновь стучался в ворота монастыря. На сей раз, попросив его немного подождать, монахиня исчезла. Вернулась она спустя почти полчаса, и, открыв ворота, сопроводила его к видневшемуся неподалеку когда-то красивому кирпичному зданию, как и всё вокруг пострадавшему от обстрелов.
Поднявшись по широкой каменной лестнице на второй этаж, она провела его по коридору и указала на дверь:
— Проходите. Матушка Мария ждет вас.
Оробевший Петр тихонько постучал, и, услышав приглашение войти, шагнул внутрь.
Что он ожидал увидеть? Он и сам не знал. Его поразила простая, даже аскетичная обстановка кабинета. Скромные темные занавески на окнах, простой деревянный стол, заваленный бумагами, обычная стеклянная чернильница, несколько перьев рядом… Вдоль оштукатуренной стены стеллажи с лежащими на них бумагами, на стене в углу скромная икона богоматери с горящей перед ней лампадкой.
За столом сидела худая, даже, скорее, изможденная невысокая женщина лет сорока в монашеском одеянии и что-то писала. Оторвавшись от своих дел, она подняла взгляд на вошедшего мужчину и с легкой улыбкой наблюдала за тем, как тот робко топтался у порога, комкая в руках свой картуз и обводя взглядом убранство кабинета.
— Доброе утро, — наконец тихо проговорила она, указывая рукой на стул, стоявший подле стола. — Присаживайтесь.
Дождавшись, когда Петр умостится на стуле, она остановила на нем внимательный взгляд спокойных, каких-то безмятежных синих глаз.
— Сестра Наталия сказала, что вы просили встречи со мной, — произнесла она с довольно сильным акцентом, что, впрочем, лишь придало ей особого шарма. — Позвольте узнать — зачем?
— Я… — Петр сглотнул и продолжил чуть громче: — Я ищу мальчика. Сына. Его в конце сорок второго угнали в лагерь, в Освенцим…
— Конец сорок второго… — задумчиво покачала головой монахиня. — Мне жаль, но… В Освенциме дети так долго не жили.
— Костя жив, я знаю! — перебил ее Петр. — Мне сказали, что монахини помогали с детьми из лагеря после освобождения.
Монахиня встала и, едва слышно шурша юбками, медленно отошла к окну. Заложив руки за спину, она, казалось, смотрела куда-то далеко, вглубь себя…
— Не только после освобождения, — наконец, тихо проговорила она, не оборачиваясь. — Нас иногда пускали в лагерь ухаживать за больными детьми. Но если вы надеетесь, что я скажу, что знала вашего сына, то напрасно, — резко обернувшись, она вернулась к столу. — Так чего вы от меня хотите?
— Нет… — покачал головой Петр. — Скажите, куда отправили детей после освобождения? Их же не могли просто выставить на улицу?
— Конечно нет… — вновь отошла к окну женщина. — Часть детей, самых крепких, тех, кого привезли недавно и еще не успели… — она запнулась, — ничего с ними сделать, накормили и по возможности отправили сперва в Краков, потом по домам, к родственникам. Но таких было мало, очень. Остальных… Кого-то нельзя было трогать, кто-то был… в ужасном состоянии… — монахиня помолчала. — Их пытались лечить, спасти, и тех, кто смог выкарабкаться… их распределили по детским приютам, по монастырям… Несколько человек усыновили.
— Матушка, — споткнулся на непривычном для него обращении Петр, — а по каким приютам отправляли детей? Вы ведь наверняка знаете!
— В основном в Краков, — вернулась она к столу и села напротив Петра, сложив перед собой руки в замок. — Дети были слабы, и отправлять их куда-то далеко… Они бы попросту не перенесли дороги.
— Я был во всех приютах в Кракове, — покачал головой мужчина. — Но сына там не нашел.
— Мне жаль… — опустила взгляд на свои руки настоятельница. — Если честно, то думаю, что вы не найдете мальчика… К сожалению. Я слишком хорошо знаю, что происходило в Освенциме, — тихо добавила она.
— Но вы сказали, что детей оставляли и по монастырям… Как это? Каких-то особенных? И по каким монастырям? Почему? — нахмурившись,