– Чтобы не обесценивать мелочной суетой редкостное событие: умугай-кыч. Выстрел, значимость которого дало ему право быть единственным в этот день.
– Это волшебно! – негромко проговорила Адония, заворожённо всматриваясь в незнакомую лесную даль и едва живого от голода охотника. – Это волшебно…
На следующий день, оседлав лошадей, приведённых Маленьким с фермы, выехали на стрелковое поле.
– Ну ты и молодец! – воскликнула Адония, увидев, сколько дощатых щитов выставил вчера Маленький. – И всё – один? Я это запомню.
Филипп, взглянув на небо, довольным басом проговорил:
– Ни облачка, ни ветерка. Идеально!
Подъехали к первым мишеням. Приготовили пистолеты.
– Сначала стреляешь с правой руки, – сказал Филипп Адонии. – После выстрела останавливаешь лошадь, заряжаешь, скачешь к следующей мишени, стреляешь… И так до конца поля. На обратном пути стреляешь с левой руки. Всё понятно? Потом вместе едем смотреть.
Адония кивнула. Однако первый выстрел решила произвести с места: опробовать новый кремень. Вытянув руку, она привстала в стременах и спустила курок. Грохнул выстрел – и одновременно закричали и Филипп, и Маленький: на дальнем краю поляны мелькнул рыжий огненный всплеск.
– Лиса-а!! – восторженно орали оба, вытягивая руки с пистолетами.
Раз за разом ударили четыре выстрела.
– Далеко! – крикнул, улыбаясь, Филипп. – Из мушкета достали бы, а пистолет не возьмёт! – И, пристально вглядываясь в залёгшую между снежными холмиками лису, добавил: – Да и лис-то, судя по повадкам, старый, опытный. Гляди-ка, знает, что такое стрельба.
– Это точно! – тоном знатока подтвердил Маленький. – Молодая лиса пошла бы в скачки, а этот понимает, что он на открытой поляне. – И весело крикнул: – Эй, лис! Что, пришёл мышей половить?
Оба не видели, что делает Адония. Она же торопливо набивала новый заряд. Взвела курок, вытянула руку, привстала в стременах…
– Далеко! – крикнул, успокаивая лошадь, Филипп. – Пистолет не возьмёт!
Адония, задержав дыхание, спустила курок. Одновременно с выстрелом замерший вдалеке лис подпрыгнул и забился, поднимая вокруг себя снежный смерчик. Девушка, взмахнув дымящимся пистолетом, крикнула:
– Я пороха – полтора заряда вкатила!
И, бросив лошадь в галоп, понеслась к огненно-рыжей добыче.
Вернувшись, она подняла перед собой действительно старого, с облезлым мехом, ещё подёргивающегося лиса и, глядя на Филиппа, спросила:
– Так что? Похож мой скромный выстрел на умугай-кыч?
Филипп, в седле, прижав руку к груди и слегка кланяясь, подтвердил:
– Не стану спорить, счастливица. До завтрашнего дня – не стреляем.
Адония и Маленький вернулись на хутор, а Филипп направился в сторону фермы и на весь день исчез. Вечером, когда Адония, по своему обыкновению, сидела возле камина и щурилась, глядя на огонь, её учитель вернулся. Шагнув через порог и впустив белый клуб морозного воздуха, Филипп осторожно отпахнул полу и достал большую алую розу с чуть примятыми лепестками. С едва заметной улыбкой посмотрев на ученицу, Филипп протянул её цветок. Адония, не веря себе, встала, приняла в дрогнувшие ладони свежую, благоухающую розу.
– И что это значит? – с любопытством спросил из своего угла Люпус.
– Это значит, патер, – не без торжественности произнёс Филипп, – что у нас появился ещё один отличный стрелок.
Соучастник
Весной разбойничьи шайки Люпуса поползли из монастыря по направлению к большим городам. Адония, обедая с патером в его апартаментах, однажды спросила:
– Может быть мне съездить «в свет» с одним из отрядов? Цынногвер вот очень зовёт.
– Нет, дочь моя, – негромко возразил старый монах. – Нам с тобой предстоит иное путешествие.
– С вами, патер?! – вспыхнула от радости девушка.
– Да. Появилась надобность мне и моей личной охране наведаться в пару мест.
– А кто, если не секрет, состоит в вашей личной охране?
– Люди, – растянул в улыбке коричневые щёки монах, – которых любой встретившийся на их пути ни за что не назовёт тренированной волчьей стаей. Одна семнадцатилетняя скромная девушка. Один застенчивый, невзрачный подросток. И вот третьего никак не выберу, – всё гадаю: Глюзий или Цынногвер?
В эту минуту, постучав, вошёл и поклонился Филипп. Протягивая монаху лист бумаги с написанным на нём единственной цифрой, он пояснил:
– Привезли деньги от Джованьолли.
Адония, всмотревшись в цифру, снисходительно улыбнулась. И вдруг, взглянув на Филиппа, озадачилась: он с той же ироничной, возмутительной снисходительностью смотрел на неё. Когда Филипп вышел, Адония недовольно проговорила:
– Чему это, интересно знать, он так улыбался?
– Своему пониманию того, чему улыбалась, в свою очередь, ты, – туманно пояснил Люпус.
– Не могу постичь смысла, патер, – призналась Адония.
– Твоя снисходительность, если не сказать – пренебрежение, – стал растолковывать Люпус, – были вызваны сравнением суммы, добытой тобой, и суммы, присланной Джованьолии.
– Что ж, это так.
– Но тобой ли одной было добыто состояние Гаррета? Имелись ли у тебя соучастники?
– Кроме вас? Ну… Не знаю.
– А Филипп знает. Каким образом, по твоему, барон лишился наследников? Чего стоила одна только собирательница ягод. Думаешь, это легко – несколько дней таскать на себе ящик с парой осиных гнёзд, выслеживая наследницу, а потом, выпустив ос, держать её над этим ящиком, пока они не накачают её достаточной мерой яда? Да ещё держать вслепую, укутавшись в душный войлочный балахон! Ты знаешь, что жало осы пробивает даже суконную куртку? А потом в этом балахоне и с ящиком продираться несколько миль по лесу, потом лежать, задыхаясь, и ждать, пока осы отстанут? Или человек, вышедший во время ночной пирушки в метель, и найденный только утром – далеко от дома…
– Так это всё – наш Филипп?!
– В основном он.
– Как стыдно, – покраснев, прошептала Адония. – А я тут нос задираю. Доска моя висит первой…
– А Филипп, значит, тебе даже не намекнул? Молодец.
– Скажите, патер, – вдруг попросила всё ещё красная от стыда Адония. – Можно, чтоб этим третьим с нами поехал Филипп? Право, он мне симпатичен.
– Что ж, – кивнул, подумав, монах. – Хорошее разрешение моей трудной задачи. Стало быть, и не Глюзий, и не Цынногвер. Ну, пусть так и будет.
– Когда отправляемся, патер?
– Думаю, через неделю.
– А Маленький знает?
– Ещё нет.
– Можно, я скажу ему?
– Конечно, скажи.
И Адония, наскоро поклонившись, выбежала из столовой.
Глава 9
Бронзовый лучник
Никому из своих подданных Люпус не сообщил о той острой тревоге, которая заставила его покинуть надёжное логово и отравиться в длительное, с неясным маршрутом, и бесцельное, на первый взгляд, путешествие. Тревогу вызвало то, что два его отряда, две проверенные, опытные разбойничьи шайки – произнести страшно! – исчезли, растворились не в таких уж бескрайних просторах Англии; пропали до последнего человека.