Читать интересную книгу На вулканах - Гарун Тазиев

Можно подумать, что, разорив Катанию, извержение немного успокоилось: реки лавы замедлили свой бег. Однако еще целых два месяца жерла Монти-Росси продолжали изрыгать потоки лавы и облака пепла. Только в июле вулкан угомонился после трех с половиной месяцев беспримерного буйства.

Глава девятая,

в которой Флоранс Тристрам описывает восхождение на Этну во времена классиков и романтиков.

Более года после описанных памятных событий ни вершина, ни боковые конусы даже не дымили. Этна истощила свои силы. Но Катания была разрушена, область разорена, порт пришел в упадок, жители находились в отчаянном положении. Сжалившись над обитателями многострадального города. Карл II Испанский царственным жестом великодушно освободил город от податей и налогов на десять лет.

Люди долго не могли оправиться от неслыханного бедствия, заново обживали городки, селения, мало-помалу приводили в порядок дома, церкви, монастыри, дворцы, восстанавливали свой город и порт. Жизнь вошла в привычную колею, каждый вновь занялся своим делом. Катастрофа была слишком ужасна, чтобы можно было опасаться скорого ее повторения: наказав людей за грехи, бог не мог теперь не сжалиться над ними.

Воспоминание о катастрофе уже начинало стираться в памяти людей, когда спустя каких-нибудь восемьдесят лет, 16 июля 1693 г., в тот момент, когда огромная толпа в двенадцать тысяч человек заполнила большой собор и всю соборную площадь, дабы присутствовать на торжественном богослужении, земля заходила ходуном у них под ногами: все двенадцать тысяч верующих, стоявших внутри храма или вокруг его, были засыпаны обломками здания. За считанные секунды двадцать тысяч катанийцев нашли смерть во вновь разрушенном городе.

В том же XVII в., когда свирепствовали извержения и землетрясения, на смену сказаниям, легендам и поэтическим описаниям пришел научный подход. Ученые люди, как их стали называть, то есть те, кого в древности именовали философами, а мы скромно называем научными работниками, - подлинные ученые или просто желающие так именоваться - заинтересовались вулканической деятельностью, в частности Везувием и Этной, и решили поближе их изучить, дабы объяснить происходящее в них - вполне понятное и похвальное желание.

Несмотря на неудобства путешествия, находилось все больше смельчаков, взбиравшихся на Этну. Их вдохновлял пример императора Адриана, который еще в 126 г., через шесть веков после Эмпедокла, невзирая на нелегкую дорогу к вершине, поднялся наверх единственно с целью посмотреть с тогдашней "крыши мира" на солнце, восходящее над Сицилией. У путешественников XVIII и XIX вв. к любопытству туристов-дилетантов примешивался некоторый оттенок научного интереса. В их путевых записках с красноречивыми описаниями зачастую счастливо соседствовали научные рассуждения о натуре газов и скальных пород, о термометре и барометре, о лавовых потоках и пепловых облаках, причем они приводили столь точные сведения, что ими уверенно могли пользоваться "истинные" ученые, сидевшие, как и пристало таковым, в своих кабинетах и с глубокомысленным видом толковавшие о явлениях, на которые они не удосуживались взглянуть.

Сегодня за час можно доехать автобусом или на машине по петляющей, но в общем изумительно живописной дороге до приютов и отелей, откуда другие машины на гусеничном ходу довезут вас в двадцать минут до самых кратеров. Совсем не так это происходило в те времена: из Катании путешественник отправлялся с первыми лучами солнца, в лучшем случае верхом на муле, а то и просто пешком, положив в карман записную книжку и взвалив на спину мешок с провизией и одеялами, сопровождаемый кем-нибудь из местных жителей (часто священником), официальным проводником, а также одним или несколькими крестьянами.

Каноник, истинный кладезь мудрости, принадлежал к той породе любителей, что долгие часы проводят в монастырских библиотеках, роясь в трудах, где упоминается или описывается вулкан. Проводник, подобно нынешним гидам, был покорен и очарован своей горой, с детских лет исхоженной им вдоль и поперек, знал все ее потаенные уголки, мог интуитивно предсказать заранее ее выходки, назубок знал все опасные места, где могли подстерегать неожиданности. Часто вовсе неграмотный, он и не пытался как-то объяснить причины тех явлений, которые наблюдал чаще любого другого. Он мог бы рассказать немало любопытного и поучительного иным академикам, но подобное ему и в голову никогда не приходило. Если каноник был мозгом экспедиции, то проводник - ее сердцем, он обеспечивал удачное восхождение группы и ее возвращение в целости и сохранности. Крестьянин же приносил пользу своей физической силой, смекалкой, здравым смыслом, он мог приготовить на костре пищу, поймать птицу, быстро построить хижину из веток, чтобы укрыться от внезапно налетевшей непогоды. Опекаемый таким образом и оберегаемый от всех забот, отважный путешественник мог без страха предпринимать многодневное восхождение, о котором ему все в один голос твердили, что оно станет достойным завершением его путешествия на Сицилию.

Сначала дорога пролегала между апельсиновых деревьев и виноградников, расположенных у подножия горы, постепенно становясь все круче и круче. Здесь не обходилось без банальных замечаний о разительном контрасте между буйным нравом вулкана и тем богатством, которым он одаривал живущих под его сенью: здешние сады и виноградники приносили своим владельцам несравненно более высокие доходы, чем во всех прочих местах Сицилии, где довелось побывать нашему путешественнику. От селения к городку, от монастыря к вилле везде вокруг очарованного путешественника кипела прекрасная и бурная жизнь. Из-за жары он замедлял шаг и охотно соглашался на заранее предусмотренный проводниками привал, где неторопливо дегустировал местное вино, подаваемое ему отнюдь не бесплатно крестьянами. Вина, говорили ему, здесь бывает немного, но оно отличается особым вкусом и немалой крепостью.

Наш турист не мог не восхищаться изворотливостью и упорством поколений тружеников, обрабатывавших, невзирая на опасность, здешние плодородные земли. Но если крестьяне, казалось, не обращают на это никакого внимания, то уж сам-то он ни на миг не забывал, что находится на вулкане, имеющем грозный нрав, и обязан изучить его.

Вскоре взору открывались Монти-Росси, выросшие, здесь после страшного извержения, разрушившего Катанию в 1669 г. В XVIII и даже уже в XIX вв. крестьяне часто называли их "горами бедствия". Гете записывает в своем дневнике * от 4 мая 1787 г.: "Мы рано поутру пустились в путь верхом на мулах и, непрестанно оглядываясь назад, добрались до владений не усмиренной временами лавы. Навстречу нам попадались зубчатые глыбы, огромные камни, между которыми мулы находили случайные тропки... Над нами - леса Николози, из которых выступает заснеженная, слегка курящаяся вершина". Гете поднимается на Монти-Росси, где его встречают ужасающие порывы ветра, но это не мешает ему с умилением взирать на "прелестную местность, простиравшуюся подо мною от Мессины до Сиракуз, песчаный берег с изгибами и бухтами".

* Гете И. - В. Итальянское путешествие. Пер. Н. Ман. Собр. соч. Т. 9. М.: 1980, с. 142-143.

В конце первого перехода маленький караван вступал в городок Николози, отстроенный около старинного бенедиктинского монастыря. Вокруг пестрели надписи, повествовавшие о несчастьях, выпавших на долю города-страдальца за его долгую историю. В зависимости от желания и свободного времени наши путешественники могли выбирать - либо, не задерживаясь, пуститься напрямик через лес либо посвятить какое-то время осмотру одной или нескольких пещер и гротов, которых здесь великое множество. Самым знаменитым был "грот диких голубей", ледяной, огромный, вызывающий жуть. В нем дыханием сквозняков задувало факелы, а колодцы были столь глубоки, что из них не доносился даже стук брошенного камня. Путешественникам становилось не по себе, и они торопились вернуться на свет божий. Наверху их ждал чудесный теплый, но не жаркий вечер: даже в разгар лета здесь, на высоте 800 м над уровнем моря, нет того палящего зноя, от которого страдают катанийцы.

Вместо того чтобы остановиться на ночлег в гостинице или попросить приюта у монахов, некоторые наиболее бесстрашные путешественники предпочитали ночевать в одном из гротов, куда пастухи загоняют своих коз во время непогоды. Там они находили лишь бедное ложе из листьев или соломы, а температура в таком гроте ночью опускалась настолько низко, что позволяла местным жителям до самой осени сохранять там снег, запасенный ими зимой на верхних склонах Этны. Еще древние римляне пользовались этими естественными холодильниками.

Весь второй день путники шли через великолепный лес, покрывавший склон Этны. Они не уставали восхищаться его красотами и признавались, что еще нигде не приходилось им встречать столь роскошные деревья, а такое признание многого стоит, например, для англичан, привыкших гордиться своими парками с их вековыми деревьями. Глаз радовало многообразие пород - здесь росли и дубы, и сосны, и каштаны, и березы... Одно дерево, дожившее до самого конца XVIII в. вошло в легенду: его окрестили "каштаном ста коней", и каждый, кто мог себе это позволить, делал крюк, чтобы взглянуть на сию достопримечательность. Оно имело у основания примерно 16 м в обхвате, а внутри ствола было выдолблено небольшое помещение с печкой для жарки каштанов.