закричал солдатам: «Наших бьют! Ребята, за мной!» — и все ринулись за ним на площадь.
…Потом присоединились три роты л. гв. Гренадерского полка, приведенные поручиком А. Н. Сутгофом, баталионным адъютантом Н. А. Пановым и подпоручиком Кожевниковым. Перебежав через Неву, они вошли во внутренний двор Зимнего дворца, где уже стоял полковник Геруа с багалионом гвардейских сапер. Комендант Башуцкий похвалил усердие гренадер на защиту престола, но люди, заметив свою ошибку, закричали: «Не наши!» — и, повернув полукружием около двора, вышли из дворца, прошли мимо государя, спросившего их: — «Куда вы? если за меня, так направо, если нет, так налево!» Кто-то ответил: «Налево!», и все побежали на Сенатскую площадь врассыпную и были помещены внутри каре Московского полка, чтобы там рассчитать и построить их по-ротно, чего еще не успели, как артиллерия начала действовать. Должно, однако, заметить, что Сутгоф вывел свою роту в полной походной амуниции, с небольшим запасом хлеба, предварив ее о предстоящих действиях.
Всего было на Сенатской площади в рядах восстания больше 2 000 солдат. Эта сила в руках одного начальника, ввиду собравшегося тысячами вокруг народа, готового содействовать, могла бы все решить, и тем легче, что при наступательном действии много баталионов пристали бы к возмутившимся, которые при 10-градусном морозе, выпадавшем снеге с восточным резким ветром, в одних мундирах, ограничивались страдательным положением и грелись только неумолкаемыми возгласами «ура». Не видать было диктатора, да и помощники его не были на месте. Предложили Булатову: он отказался; предложили Н. А. Бестужеву-1-му; он, как моряк, отказался, навязали, наконец, начальство князю Е. П. Оболенскому, не как тактику, а как офицеру, известному и любимому солдатами. Было в полном смысле безначалие: без всяких распоряжений, — все командовали, все чего-то ожидали…»
ИЗ ПОКАЗАНИЙ СЕРГЕЯ ТРУБЕЦКОГО
«Выезжая на площадь с Невского проспекта, я увидел, что много народу на Дворцовой площади и волнение; я остановился, увидев Скалона, который служит в Главном Штабе и находится при библиотеке оного, подошел к нему спросить, что такое. Он мне сказал, что Московский полк кричит ура государю цесаревичу и идет к Сенату… Я не хотел идти на площадь и пошел двором Главного Штаба в Миллионную, не зная сам, куда идти, и у ворот канцелярии г-на начальника Главного Штаба встретил входящего в них полковника Юренева, чиновника Гунаропуло и еще одного человека мне незнакомого;, они имели вид испуганный и зазвали меня с собою; я взошел на лестницу и вошел с Гунаропуло в канцелярию г. начальника Штаба, где никого не было. Он с весьма испуганным видом говорил мне: «Беда! Какая беда! Московский баталион и множество народа прошли по Морской к Сенату, я с ними встретился, бежал от них, они кричат «ура» императору Константину…»
…Я спросил, можно ли пройти на Аглинскую набережную не мимо бунтовщиков, что я в большом беспокойстве о жене; он мне отвечал, что «ничего, можно очень пройти и мимо их даже, они всех пропускают, ездят даже, они только кричат «ура» Константину Павловичу и стоят от одного угла Сената до другого». Тогда я надеялся, что жена моя выехала и что она может быть у сестры моей, куда я и поехал, взяв извозчика…»
ВЛАДИМИР ШТЕЙНГЕЛЬ
«Вскоре после того, как государь выехал на Адмиралтейскую площадь, к нему подошел с военным респектом статный драгунский офицер Якубович, которого чело было под шляпою повязано черным платком, и после нескольких слов пошел в каре; но скоро возвратился ни с чем. Он вызвался уговорить бунтовщиков и получил один оскорбительный упрек. Тут же, по повелению государя, был арестован и понес общую участь осужденных. После его подъезжал к инсургентам генерал Воинов, в которого Вильгельм Кюхельбекер, поэт, издатель журнала «Мнемо-зина», бывший тогда в каре, сделал выстрел из пистолета и тем заставил его удалиться».
АЛЕКСАНДР БЕЛЯЕВ
«С тылу к нашему баталиону подъехал великий князь Михаил Павлович. Когда все бывшие тут офицеры подошли к нему, он стал уверять, что сам был у Константина Павловича и что тот действительно отрекся от престола. С ним вступили в разговор некоторые офицеры, в том числе Михаил Бодиско, которые, представляя ему, что мы не можем изменить своей присяге, не имея указа от самого императора, просили его отъехать, не подвергая себя бесполезной опасности. В это самое время, когда мы все были в таком мирном настроении, в ожидании скорого присоединения к нам всей гвардии, журналист Кюхельбекер несколько раз наводил на великого князя Михаила Павловича пистолет; один раз его отбил один унтер-офицер, в другой он спустил курок, но выстрела не последовало. Кюхельбекер в эту ночь ночевал у князя Одоевского, конно-гвардейского офицера, который как член общества, не быв в состоянии возмутить свой полк, считал своим долгом лично выйти на площадь…».
ВЛАДИМИР ШТЕЙНГЕЛЬ
«После этой неудачи из временно устроенной в Адмиралтейских зданиях Исаакиевской церкви вышел Серафим-митрополит в полном облачении, со крестом в пред-несении хоругвей. Подошед к каре, он начал увещание. К нему вышел другой Кюхельбекер, брат того, который заставил удалиться вел. кн. Михаила Павловича. Моряк и лютеранин, он не знал высоких титлов нашего православного смирения и потому сказал просто, но с убеждением: «Отойдите, батюшка, не ваше дело вмешиваться в это дело!» Митрополит обратил свое шествие к Адмиралтейству».
МИХАИЛ БЕСТУЖЕВ
«Вскоре эскадрон конногвардейцев отделился из строя и помчался на нас. Его встретил народ градом каменьев из мостовой и разобранных дров, находившихся за забором подле Исаакиевской церкви. Всадники, неохотно и вяло нападавшие, в беспорядке воротились за свой фронт. Вторую и третью атаку московское каре уже без содействия народа выдержало с хладнокровною стойкостью. После отражения третьей атаки конногвардейцы проскакали к Сенату, и, когда начали выстраиваться во фронт, солдаты моего фаса, полагая, что они хотят атаковать с этой стороны, мгновенно приложились и хотели дать залп, который, вероятно, положил бы всех без исключения. Я, забывая опасность, выбежал перед фас и скомандовал:
— Отставь!
Солдаты опустили ружья, но несколько пуль просвистело мимо моих ушей и несколько конногвардейцев упали с коней. Коннопионеры немного спустя помчались, бог весть по чьему приказанию, мимо моего фаса и конногвардейцев. Мои солдаты пустили по них беглый огонь и заставили воротиться назад. Я был на другом фасе и не мог предупредить или остановить. Как ни прискорбны эти два случая, но они породили счастливые для нас результаты. Выстрелы были услышаны в гвардейских казармах, и к нам они поспешили на помощь…
…Генерал Шипов, полковой командир Семеновского полка и