Читать интересную книгу Неполная и окончательная история классической музыки - Стивен Фрай

«Лоэнгрин». Или, если воспользоваться полным клубным именем:

Ладно, насчет полного названия я наврал. Ну расстреляйте меня. А вообще, займемся лучше 1851-м. Тем более там есть о чем порассказать.

ЖЕНЩИНЫ — ЛГУНЬИ

1851-й. Давайте быстренько пробежимся по разным странам, посмотрим, как в этом году обстоят дела с численностью населения. В Британии сейчас проживает около 20 миллионов, в Америке — поразительные 23, во Франции — 33, в Германии — 34, однако на первом месте — сногсшибательные 430 миллионов — стоит заткнувший всех за пояс Китай. Отличный результат, Китай. Можешь начать сокращаться!

И какие же еще новости я вам могу сообщить? Довольно большие. Куба только что провозгласила независимость, Франция получила — после учиненного Луи Наполеоном переворота — новую конституцию, а Британия? Что ж, в Британии появились первые двухэтажные омнибусы. Не бог весть какое событие — для Британии, — но все-таки. Вообще тут все малость поуспокоилось.

В США новехонькая «Нью-Йорк таймс» печатает рекламу столь же новехонькой швейной машинки — первой из когда-либо созданных швейной машинки, дающей сплошной шов, — ее только что запатентовал Исаак Зингер, между тем как в Париже пионер фотографии Луи Дагер упал, споткнувшись на собственном крыльце, и умер. Таким образом, он не только изобрел фотографию, по и стал первым из тех, кто отдал концы на пороге своего дома.

Английские ценители искусства оплакивают кончину одного из лучших своих живописцев, Д. М. У. Тёрнера. Литературным событием года стал «Моби Дик» Германа Мелвилла, а вокзал Кинг-Кросс получил от Уильяма Кьюбитта свеженькое, вызвавшее всеобщие нарекания современное здание. Правда, платформу 9¾ там еще не соорудили[*]. В мире же музыки мы встречаемся с Верди, прячущим кое-что в рукаве. В зеленом, могли бы добавить мы, рукаве.

Вообразите, что вы уже там.

Где?

Там. В Венеции. В театре «Ла Фениче».

И допустим… допустим, вы сидите в оркестре. Да, вот именно. Вы сидите в оркестре. Вы уже отсидели три генеральные репетиции и всякий раз, добираясь до определенного места оперы, натыкались на чистый лист. В буквальном смысле. Вот здесь должна быть ария, а вместо нее — пустая страница. Добравшись до нее, все смотрят на дирижера — вопросительно. Дирижер — он же и композитор — произносит нечто вроде: «О… ну, мы… мы это потом добавим». Чертовски странно. Это происходит один раз. Другой. Собственно говоря, происходит каждый раз, как вы доходите досюда, бесспорно, пугающе, душераздирающе, чертовски и дьявольски странно! Вернее, казалось странным до самой последней генеральной репетиции, состоявшейся в день перед вечерней премьерой. Только тогда Верди — наш дирижер/композитор — и выложил на стол недостающую арию.

Почему? А видите ли, Верди понимал, что у него на руках козырной туз. Собственно говоря, Верди был уверен, что на руках у него козырная, ударная ария, ну и держал свой козырь в рукаве, опасаясь, что какой-нибудь мазурик из композиторов его попятит. И был, надо сказать, прав. Я не о том, что его кто-то украл, — я хотел сказать, что у Верди действительно имелась в запасе ударная ария. Начало ее обычно переводится как «Сердце красавиц склонно к измене», однако я помню изумительную постановку Английской национальной оперы, осуществленную доктором Джонатаном Миллером, переведшим эти слова так: «Женщины — лгуньи», что, по-моему, не лишено смысла. Ну-с, эта опера, «Риголетто», была в тот вечер исполнена вместе с ударной арией, которую Верди до последнего дня скрывал даже от своего оркестра, — с арией «La donna è mobile».

Нет, согласитесь — мелодия сногсшибательная. Теперь вы понимаете, почему он над ней так трясся. Одна из тех мелодий, которые раз услышишь и уж больше из головы никогда не выкинешь. Да и слова неплохие.

БЕЗ ВОСЬМИ МИНУТ СЕМЬ

После премьеры «Риголетто» прошел всего один год, но боже ты мой, сколько же всего наслучалось. Луи Наполеон стал королем, во всяком случае, наделил себя властью монарха — примерно так же, как я чуть раньше наделил себя властью императора. Скажу вам честно, это меня нисколько не изменило. Я по-прежнему кормлюсь все в том же рабочем буфете, оставляю машину на все той же рабочей парковке — ну и так далее. Вот и Луи Н. по-прежнему именует себя Президентом. Опять-таки совсем как я — я же не устраиваю скандалов, требуя, чтобы все называли меня Императором. Нет, разумеется, если все начнут так меня называть, я и на чай давать стану немного больше. Ладно, пока мы не оставили эту тему — скончался, дожив до величаво преклонных восьмидесяти четырех, Железный Герцог; жизнь он прожил достаточно долгую для того, чтобы увидеть самую первую английскую сборную по крикету. Можно предположить, что он успел увидеть и самую первую череду бэтсменов-мазил. Чарлз Диккенс, похоже, все еще не научился писать плохо, шедевры выходят из-под его пера один за другим — в этом году вышел «Холодный дом», который спорит за место на полке с «Хижиной дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу. Если говорить об искусстве изобразительном, наиболее приметными работами года стали «Свет мира» Уильяма Холмена Ханта и «Офелия» Милле. Что же касается музыки 1852 года, больше всего шума по-прежнему производит Рихард Вагнер.

В 1852-м Вагнер все еще сидит изгнанником в Цюрихе. И хоть Лист устроил ему, по дружбе, премьеру «Лоэнгрина» в Веймаре, Рихард остается, по собственным его словам, одним из немногих немцев, оперы этой на театре не видевших. Тем не менее она обратила Вагнера в одного из самых знаменитых на его родине композиторов. Сложив все это вместе, вполне можно понять, почему он в один прекрасный день проникся желанием обзавестись собственным оперным театром, не правда ли? Такой театр наконец-то позволил бы ему увидеть собственные творения на сцене.

Впрочем, РВ вовсе не собирался, сидя в краю коров и шоколада, попусту тратить время. Он старательно корпел над исполнением величайшего, пока что, из своих замыслов — и, скажите честно, разве вы надеялись услышать от меня что-нибудь другое? Да я и сам не способен вообразить себя пишущим нечто вроде: «Он решил немного сбавить обороты, заняться чем-то небольшим, быть может, сочинять музыку лишь в свободное от занятий любимым страховым бизнесом время!» О нет. Рихард, вне всяких сомнений, принадлежал к разряду людей, руководствующихся в жизни девизом «Больше, лучше, грандиозней», и потому новой его идеей стала не просто опера, но гигантский ЦИКЛ опер. Четыре, если быть точным, оперы, которые станут колоссальным явлением, которые, единожды прозвучав, вознесутся превыше всех прочих опер, прошлых и будущих. «Кольцо нибелунга», такое название дал Вагнер своему замыслу, обладавшему изрядным сходством с куда более поздними «Звездными войнами». Первым делом Вагнер написал текст — либретто — того, что он назвал «Смертью Зигфрида». Зигфрид — герой всего цикла, так что, если вам это поможет, представьте его себе как Люка Скайуокера девятнадцатого столетия. Когда же Вагнер принялся за сочинение отвечающей тексту музыки, ему пришло в голову, что, вообще говоря, он мог бы и рассказать, с чего вся история началась. И потому написал текст первой, так сказать, «серии», названной «Юностью Зигфрида», — это, если угодно, своего рода «Зигфрид: Призрачная угроза». Следом он написал текст еще одного «предваряющего эпизода» — «Валькирии», а там и еще одного — «Золото Рейна». Представляете себе — одна книга с тремя вступлениями. Так что сами видите: «Звездные войны», затем «Звездные войны: Призрачная угроза», затем «Звездные войны: Атака клонов» и т. д. — все это уже было проделано Вагнером лет этак 150 назад.

Наконец, написав столько слов, он все же принялся сочинять для них музыку. И уже к 1856-му закончил первые две части: вступление, «Золото Рейна»… и первый эпизод, «Валькирия». Надеюсь, вам все понятно. Если так, не могли бы вы объяснить хоть что-нибудь и мне, потому что я уже намертво запутался.

Разумеется, полностью музыку цикла он дописал лишь к 1874 году, что способно дать вам некоторое представление о том, какой гигантской была его затея. В окончательном виде цикл исполняется в течение четырех вечеров: это полных пятнадцать часов оперной музыки. Если вам случится проходить мимо оперного театра и увидеть людей при полном параде, в смокингах и манишках, заходящих туда в 3.30 пополудни, можете без особого риска поспорить, что это либо (а) заблудившиеся, мертвецки пьяные студенты, расходящиеся по домам после буйной ночки, предварившей Майский бал, либо (б) в этом театре дают «Кольцо».

Что и говорить, с первого раза с «Кольцом» освоиться не просто, тем не менее оно способно стать не только испытанием для мочевого пузыря, но и наградой за воодушевленное терпение. Это колоссальный поток совершенно УПОИТЕЛЬНОЙ музыки — музыки, в которой можно, без всяких шуток, утонуть с головой. Сюда следует добавить, что таковое мнение разделяют далеко не все. Известно, что Россини к числу поклонников «Кольца» не принадлежал. Как и Фридрих Ницше.