Как это, у него что-то – да и не получается!
Я улыбнулась, эгоистично радуясь тому, что, оказывается, не только у меня что-то выходило наперекосяк.
— Карин, даже не смей винить себя, — недовольно проговорил он, напоминая мне же о моих словах. — Что ты еще могла сделать? Все эти чаи, таблетки какие-то…
Я удивленно приоткрыла рот на его слова, но так ничего и не сказала. Марк же, как всегда, понял меня без слов и, поджав губы, еще более недовольным тоном добавил:
— Или ты думаешь, я не слышал, как ты плакала по ночам в туалете, пытаясь сцедить молоко, которого нет? Потому что от этого его якобы станет больше. Хватит себя мучить.
Марк впервые был резок. Я хоть и понимала, что он как бы старался меня поддержать, но боль и обида лишь усилились, я опять заплакала, но все равно сначала обняла его. Если и плакать, то уж лучше на груди у Марка.
— Прости, — шепнул тут же он и начал осыпать меня поцелуями. — Ты прекрасная мать, и есть у тебя молоко или нет – это же не главное. А знала бы ты еще, как я уже соскучился по нашей близости и хочу тебя, вообще бы думать о глупостях забыла.
— Марк, — усмехнулась я сквозь слезы, понимая, что, кажется, он их прогнал. Так быстро. — Еще пока нельзя…
— Ну, вообще, осталось чуть-чуть, — я не видела, но чувствовала, как он улыбается, — я дни, вообще-то, считаю.
— Ах ты! — Стукнула его ладошкой по груди и тут же чмокнула в место удара. — Только это тебе от меня и надо.
— Не только.
— А что же еще?
— Выходи за меня замуж.
— Вот так просто? — Я даже на локтях приподнялась, отстраняясь от него.
— Почему же просто? Я давно хотел.
— А почему тогда не…
— А разве ты сама хотела выходить замуж с огромным пузом? Я думал закатить торжество. Так-то первая свадьба будет не только у тебя, но и у меня, — рассмеялся Марк и повалил меня на себя. — Но только после того, как нам разрешат опять заниматься сексом. Потому что вступать в брак без первой брачной ночи я не согласен. Увы. — Он прикрыл глаза и, все еще улыбаясь, покачал головой. — Я все ждал момента, хотел что-то красивое и запоминающееся устроить. Сделать нормальное человеческое предложение. А в итоге… Не быть мне романтиком, — горестно выдохнул он, а я рассмеялась и потянулась к нему за поцелуем, но Марк остановил меня, положил палец на мои губы и, почти соприкасаясь с ним своими, прошептал: — Ты ведь знаешь, что я тебя люблю? — Я округлила глаза, чувствуя, как сердце словно замерло и не хотело больше стучать, оно было так же шокировано, как и я. Губы расплылись в улыбке, и я уже хотела было открыть рот, но Марк не дал мне и слово вставить, портя весь момент своими дальнейшими словами: — Но я хочу, что бы ты мне кое-что пообещала.
— Что?
— Я записал тебя к психологу. Сходи, пожалуйста. Я пойду с тобой и, если пожелаешь, буду ждать под дверью.
— Что за глупости?
Я тут же вырвалась из его объятий, присев на кровати.
— Ты думаешь, что у меня поехала кукушка?
Это был уже не первый подобный разговор. То Марк усиленно отправлял меня в салоны, то на шопинг, то посидеть в ресторан с подругами, хотя подруга у меня была всего одна. Я не понимала этого его стремления словно избавиться от меня. А тут еще и психолог. И надо же… говорил о свадьбе, о любви. А по факту… По факту испортил такой момент!
Неужели он и правда считал, что мне нужно лечить голову?
— Я всего лишь думаю, что нам всем тяжело. Я сам психолога посещать начал, еще когда ты была беременна, — непринужденно заявил он, пожимая плечами, — и не вижу в этом ничего такого. Нам всем сейчас непросто. Даже Ромка словно не от мира сего…
— Нет, — я покачала головой, — тем более не завтра, Марк. Завтра я хотела поехать домой. Кристина все еще не берет трубку. Вбила себе в голову какую-то глупость. Даже племянника не видела. И…
— Хорошо, — Марк опять опрокинул меня на себя, — завтра нет, но пообещай мне, что обязательно подумаешь о моей просьбе.
Я кивнула, уверенная, что даже думать не стану. Но ему об этом знать было не обязательно. И, уже когда засыпала на его плече, я шепотом, еле разлепив губы, произнесла:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я тоже тебя люблю, Скольников.
Не знаю, услышал ли он меня, но объятия мужчины стали крепче и жарче. Все же я опять вспылила, решив, что он думает обо мне плохо. Он просто заботился. Странно и совершенно не романтично, но заботился обо мне.
А наутро я все-таки поехала домой, желая разобраться с Кристиной. В такую рань она просто обязана была быть дома. Школу она окончила еще месяц назад и теперь готовилась к поступлению.
Только дома меня ждала встреча, увы, не с сестрой, а с матерью.
— Ну надо же, какие люди, — рассмеялась она, глядя на меня красными от недосыпа глазами.
— Ты что, еще не ложилась, что ли, спать? — без приветствий начала я.
— Уснешь тут с вами. Кристинка второй день на звонки не отвечает.
— Что значит не отвечает? И на твои тоже? Где она?
— Она уехала поступать.
— Уехала? — ахнула я, прислонившись к дверному косяку, ноги странным образом не желали больше меня держать.
— Да, она внезапно решила уехать жить в Санкт-Петербург, а меня оставила одну.
— Мама, не начинай, — отмахнулась я.
Раньше почему-то на меня это всегда действовало – все ее упреки, что она на наше воспитание всю себя и свою жизнь положила. Но почему-то сейчас я понимала, что не так уж и много она делала. Да, содержала нас двоих. Да, ей было сложно. Но в России есть тысячи других женщин, которые так же тянут на себе детей и никогда не ставят им это в упрек, не заставляют жить их с виной и осознанием, что они своим появлением испортили матери жизнь.
— Ну надо же. А Скольников-то, оказывается, тебе так и не рассказал? А что же ты тогда со мной все еще не общаешься?
— О чем ты? — насторожилась я.
Глупо, но я ревновала его к маме, наверное, поэтому настолько и отдалилась от нее и не хотела пока сближаться.
— Я просто удивилась, что ты меня мамой назвала, — отмахнулась она и отвернулась, я же присела рядом с ней и потянулась за ее ладонью, но она вырвалась, не давая мне взять себя за руку.
— Мам?
— Я не мать тебе, — тихо произнесла она, широко улыбнулась, а затем громко закричала, поворачиваясь ко мне: — Не мать! Ясно?
Я просто безмолвно кивнула, часто моргая и ничего не понимая. Совсем-совсем ничего не понимая.
— Ты дочь моей младшей сестры.
— Тети Кристины? — Губы пересохли и просто не желали двигаться, отлипать друг от друга, но я старалась как могла. — А папа?
— Папуля-то тот, — хмыкнула она, — Всем им Кристина краше была.
Я поднялась, больше не желая слушать этот бред, но в спину мне полетело еще более ужасное:
— Даже Марк твой влюблен в нее был до одури.
Я остановилась и , не оборачиваясь, сипло спросила:
— В тетю Кристи…
— Да не тетка она тебе, а мать! Потому-то вы так и похожи. Хорошо хоть, Скольников тебе не отец, а то казус бы вышел.
Мама рассмеялась, а я просто побежала. Вон из квартиры, вон из подъезда, вон из города. Слезы разъедали глаза, а душу отравляла горечь обмана.
Марк и Кристина. Марк и моя тетя…
Мамой назвать я ее никак не могла.
Нет-нет, это все бред какой-то. Не может все быть настолько глупо и неправильно. Не может.
Я сама не заметила, как добралась до станции и села на электричку. Телефон все вибрировал и вибрировал, но у меня не было сил и желания разговаривать, я словно настолько отупела от боли, что просто разучилась связывать мысли в слова.
Не было у меня слов, и все тут.
И это дурацкое состояние никак не проходило. Да, Марк подумает, что я опять, как он говорит, сглупила, сбежала, поторопилась с выводами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Пусть думает, что хочет.
В этот момент мне было настолько одиноко и страшно, что я никак не могла заставить себя думать о Марке.
Доехав до маленького городка, в котором я не была с пяти лет, я села в первое попавшееся такси и назвала адрес. Его я знала. Отчего-то помнила: казалось, с самого детства его намертво выжгли у меня в голове.