глина, я чувствую глину, люблю ее. Для меня до сих пор искусство керамики – источник вдохновения. Что касается живописности, акварельности, трудно судить, когда работаю, не думаю об этом, книги сами диктуют свои условия, как диктуют свою волю, строят свою судьбу помимо твоего писательского хотения сами герои.
И еще несколько слов об акварельности. Мне грех жаловаться на свою литературную судьбу: книги издаются и в республиках СССР, и за рубежом. Но есть одна деталь, смешная, конечно, но и досадная. Почему-то большинство сборников, переводимых в республиках, называются «Акварели одного лета» – по названию рассказа. Состав включаемых туда произведений меняется, а название неизменно.
– Красиво звучит потому что?
– Смешно, конечно. На иностранных языках тоже дружные «Акварели…». Как близнецы-братья. Я пыталась протестовать: нельзя ли другое название придумать? Ну, хотя бы опять по названию одного из произведений – «Кто распространяет анекдоты» или «Лежащий тигр». Но издатели округляют глаза: «Что Вы, что Вы, разве можно так называть книги?»
– А как назовете новый роман, над которым работа идет сейчас? О чем он?
– Обычно, когда я не совсем четко представляю еще композицию будущего произведения, мне на помощь приходит музыка.
– Ваш новый роман тоже о любви?
– Все романы о любви. Я не могу более подробно пересказывать содержание еще не написанного произведения. Эта попытка получилась бы примитивной. Ведь речь идет не об увлекательном жанре, а о серьезном психологическом романе, где фабула не имеет первостепенного значения. «Изабель» – роман о любви, и любовь, как и доброта, и гуманность, многогранна и проявляется у людей по-разному. Правда, роман сейчас застопорился, никак не могу решить один важный вопрос. И потому пока даже не подхожу к «рабочему столу»…
Роман «Изабель», скажу для справки, – увидел свет в 1992 году, а прототипом героини Промет в этом произведении стала ее русская мама – Ольга. А тогда, не зная всего этого и еще не прочитав книгу, я спросила:
– Видимо, вопрос из числа «острых»?
И получила ответ:
– Сейчас стало модно рассуждать о творчестве того или иного писателя, дескать, создал произведение, где в полный рост поставлены острые, актуальные вопросы… Я убеждена, писатель, который душой болеет за свое время, за свой народ и вкладывает это в свои творения, даже если голос его негромок, – всегда писатель острый и современный. И его книги волнуют, будят глубокие, ранее неизведанные чувства и мысли, обогащают наш внутренний мир. Потому что даже самую острую проблему можно выразить больнее своими собственными, одним тобой найденными художественными средствами.
Полагаю, что мы ничего не потеряли бы, если бы художественная форма рождалась каждый раз заново вместе с замыслом.
Чтобы каждому произведению, как и каждому новорожденному дитяте человеческому, было дано только ему принадлежащее лицо. Можно ли представить себе более великую путаницу на земле, чем та, которая возникла бы, окажись люди с различными душевными качествами все на одно лицо?
Русскую прозу иногда называют «наболевшей» прозой. Об эстонской принято говорить как об иронической. Но я считаю, что ироническая проза тоже очень острая проза. В Эстонии немало интересных писателей, они все разные, их ни с кем не сравнишь, у каждого свой почерк, своя манера письма, свое видение проблемы. В этом, я думаю, и заключается смысл слов «интересная литература».
– Кого-то в этом ключе отмечаете особо?
– У меня есть счастливое свойство характера: я не испытываю зависти к коллегам, наоборот, радуюсь, если кто-то из моих товарищей напишет хорошую книгу. И каким же подарком стал для меня роман Вийви Луйк «Седьмая мирная весна»! Вийви – поэтесса, и это ясно ощущаешь в книге, настолько богато и образно ее слово. На мой взгляд, роман – значительное явление в эстонской литературе, и я была бы горда, напиши такую книгу.
И еще: высоко ценю Яана Кросса – писателя, несомненно щедро одаренного, оригинально мыслящего. Конечно, неподготовленный и не слишком эрудированный читатель, может, и не придет в восторг от его исторических романов, но для таких читателей есть другие книги, более доступные и простые.
Думаю, это хорошо, что каждый может выбрать интересную для него литературу. Потому что, если он не сможет «осилить» Кросса или, скажем, Андрея Битова, то хорошо, если прочитает другую книгу, которая тоже, несомненно, что-то даст ему. Невозможно требовать от литературы одних только шедевров. Так никогда не было и не будет. Среди карликовых деревьев обязательно вырастают высокие деревца, это закономерно. А если не будет середняков, исполина не заметишь.
– Готовится к изданию Ваш стихотворный сборник «Шиповник». Поэзия – это серьезно или просто хотите отдать дань и этому виду письма?
– Стихи начала писать еще в юности. В последнее время к поэзии вернулась. Пишу в основном белые стихи, они – своеобразное продолжение моей прозы и даже драматургии. Остается много неиспользованного материала, который требует выхода в форме белого стиха – со своими образами, философскими подтекстами. Не потому, что стремлюсь спрятать свои мысли, просто не нравятся слишком обнаженные варианты, которые порой опрощают искусство.
– А рифма?
– Я не тяготею к рифме. По мне она не многого стоит, если сковывает мысль, если искусственна. Но читаешь, к примеру, Ахматову и радуешься: как все это естественно, чувствуешь, что рифма здесь потому, что она из поэта выплескивается, и это прекрасно.
У слова есть своя магия, и если оно с другим словом не уживается, если не происходит внутреннего «сцепления», как, скажем, в музыкальной фразе, в сочетании красок, узоров, – поэзии не случится. Из десяти одинаковых слов один поэт может составить фразу, которая потрясет, другой же – такую незначительную, что и не заметишь ее.
– Сейчас многие пишут белые стихи…
– Им кажется, это самый легкий путь. На деле часто получаются просто вирши, по поводу которых так и хочется спросить: почему это называют поэзией? Так можно превратить в стихи все.
Для эстонской литературы белый стих – не мода, а традиция, белым стихом в Эстонии писали уже в начале XIX века. У русского читателя тоже очень сильны свои поэтические традиции. Я, как поэт, в эти традиции не вхожу и потому не рассчитываю на легкое понимание моей новой книги стихов «Шиповник». Не рассчитываю. Но надеюсь.
P.S. Лилли Линда Промет, прекрасный писатель и чудесный человек, умерла 16 февраля 2007 года, ровно в день своего 85-летия. Похоронена на кладбище Метсакальмисту. Четыре года спустя там же завершил свой жизненный путь ее супруг, эстонский поэт Ральф Парве. На Лесном кладбище, где мы гуляли втроем, когда я приехала в Таллин.
Нодар Думбадзе. Чистый песок
С Нодаром