Читать интересную книгу Будущее капитализма - Лестер Туроу

В период кусочного равновесия нужны способности выживания, некогда проявленные млекопитающими, но биологи до сих пор не могут в точности сказать, какие именно способности позволили млекопитающим выжить в новой среде, когда вымерли динозавры. Если специалисты не знают этого о прошлом, то как может отдельный человек знать это о будущем?

Если посмотреть на великих исторических деятелей, то мы видим, что они являлись только в такие времена, когда у них были потенциальные последователи, понимавшие, что надо что-то сделать, и приблизительно знавшие, что именно надо сделать. Посмотрим на Уинстона Черчилля — вероятно, величайшего лидера, какого когда-нибудь имели англичане. Черчилль стал лидером во Второй мировой войне. Перед этим он был лидером с теми же лидерскими способностями, но не было страны, готовой за ним следовать. Он всегда был в политической пустыне, часто без должности. После войны его лидерство было вскоре отвергнуто, поскольку он хотел идти в направлении, куда англичане не хотели за ним следовать (сохранить Британскую империю и сопротивляться государству социального благосостояния). Очень скоро он снова стал лидером без последователей и потерпел поражение, хотя все признавали, что он был великим лидером во время войны. Лидеры без последователей — это не лидеры. В теории лидеры могут создать себе последователей, но даже в нормальные времена это трудно, а в периоды кусочного равновесия — невозможно. Последователи почти всегда создают лидеров; но лидеры лишь очень редко создают последователей.

Современная технология также сделала лидерство более трудным. В прошлом, когда никто в точности не знал, состоится ли политическая демонстрация и куда она направится, невежество в некоторой степени порождало лидерство. Чтобы почувствовать, куда пойдет демонстрация, надо было ее организовать и вести ее, пока она не оформится.

В наши дни лидеры могут узнать, куда направится демонстрация, не будучи организаторами демонстрации. При современных методах статистического анализа можно, используя опросы общественного мнения и фокусные группы, выглядеть как лидер и без необходимости куда-то вести. Исполнитель опроса (важнейший советчик политика) говорит политику, куда идет демонстрация, так что политику остается выскочить вперед этой демонстрации, чтобы выглядеть как лидер, — тогда как в самом деле он последователь.

Республиканский «Контракт с Америкой» был моден в фокусных группах, и ни один вопрос не был оставлен в этом контракте, если он не набрал благоприятный рейтинг в 60 % или выше (36). Ньют Гингрич выскочил вперед демонстрации и выглядел как лидер. Но в действительности он был последователь. Поскольку теперь было легко выглядеть настоящим лидером, не будучи настоящим лидером, почему бы кто-нибудь захотел быть настоящим лидером? Настоящее лидерство состоит в том, чтобы изменить направление демонстрации или организовать новую демонстрацию — а это рискованно, и лишь немногие захотят это сделать. В конце концов государственный деятель, которого не переизбрали, это не государственный деятель.

Но риторика мирового лидерства все еще остается. По словам Ньюта Гингрича, «только Америка может вести за собой мир. Америка остается единственной глобальной, универсальной цивилизацией в истории человечества… Без энергичной американской цивилизации на нашей планете будут множиться варварство, насилие и диктатуры» (37). Здесь действительность улетучилась без следа.

Наш единственный опыт многополярного мира без доминирующего лидера — это период между Первой и Второй мировой войной. Коммунистическая Россия; фашистская Германия, Япония и Италия и демократическо-капиталистические Великобритания, Франция и Соединенные Штаты — все они столкнулись в мире без центра тяжести, и это привело к несчастливым результатам. Посмотрев на хаос между мировыми войнами, многие приписали бы его тому обстоятельству, что Британия перестала быть менеджером глобальной системы, а Соединенные Штаты еще не хотели взять на себя ответственность за глобальное лидерство. Когда система начала распадаться в начале 20-х гг., никто не чувствовал себя ответственным за происходящее и ничего не было сделано, чтобы предотвратить бедствия конца 20-х и 30-х гг.

Глава 8

СИЛЫ, ПРЕОБРАЗУЮЩИЕ ЭКОНОМИЧЕСКУЮ ПОВЕРХНОСТЬ ЗЕМЛИ

Исследовав каждую из пяти экономических плит, мы можем теперь понять тектонические силы, столь драматически изменяющие распределение заработков и богатства. Анализ надо начать с борьбы против инфляции. Она была объявлена в середине 70-х гг. и все еще продолжается через двадцать пять лет.

70-е и 80-е гг. были десятилетиями инфляции. Инфляция началась с плохо рассчитанного финансирования вьетнамской войны, ускорилась вследствие нефтяного шока ОПЕК и продовольственных шоков середины 70-х гг., еще более ускорилась и расширилась из-за использования индексов стоимости жизни при согласовании заработков в трудовых контрактах и цен в контрактах о поставках и дальше развилась под действием второго нефтяного шока ОПЕК в конце 70-х гг. Сначала против нее пробовали такие средства, как контроль над доходами и ценами, но ни то, ни другое не помогало, и в конечном счете все промышленные страны мира пришли к заключению, что единственное лекарство от инфляции — это использование более высоких ставок процента и более жесткой фискальной политики (повышение налогов или снижение расходов) с целью намеренно замедлить экономический рост, повысить безработицу, вызвать уменьшение заработной платы и удержать под контролем цены.

Эта стратегия, хотя и применяемая иногда непоследовательно, удерживалась в течение более двух десятилетий. Для борьбы с инфляцией мировой рост был намеренно замедлен с 5 % в 60-х гг. до 2 % в первой половине 90-х (1). В настоящее время Федеральная резервная система (ФРС) проводит политику, которая должна ограничить экономический рост Америки максимумом не более 2,5 %. Все, что выше, считается инфляционным.

Как это бывает при слишком затянувшихся войнах, все первоначальные причины — нерасчетливое финансирование вьетнамской войны, шоки из-за ОПЕК и продовольствия, индексирование трудовых контрактов и контрактов о поставках, инфляционные опасения, — все это давно ушло. По мере продолжения войны, из года в год, ее отрицательные побочные эффекты — падение реальной заработной платы и усиление неравенства — начали принимать более разрушительный характер, чем первоначальные причины, по которым ввязались в борьбу. Как мы увидим в главе 9, инфляция была побеждена. Но борцы с инфляцией так сосредоточились на «продолжении борьбы», что не заметили, как выиграли войну.

Медленный рост выполнил возложенные на него надежды. Он поднял безработицу до уровня, невиданного со времен «великой депрессии». Западная Европа достигла теперь двузначных процентов безработицы — в некоторых странах свыше 20 %. Как признает Япония, по меньшей мере 10 % ее рабочей силы в действительности лишены работы, даже если им все еще платят их бывшие работодатели, так что они не учитываются в официальной статистике безработных, показывающей 3 или 4 %.

Осенью 1995 г. официальный уровень безработицы в Америке составлял 5,7 %. Но, подобно айсбергу, большая часть которого невидима и находится под водой, эти официально безработные — лишь небольшая часть из числа работников, которым недостает работы. Если сложить число официально безработных (около 7,5 миллиона) с числом людей, утверждающих, что они хотят работать, но не удовлетворяют тем или иным критериям активного трудоустройства и потому официально не считаются безработными (еще 5 или 6 миллионов), и с числом невольно работающих с неполной занятостью и желающих перейти на полную (около 4,5 миллиона), то получается внушительный процент безработицы, приближающийся к (14).

Кроме того, имеется 5,8 миллиона мужчин (более 4 % всей рабочей силы), которым по возрасту нужно работать (от двадцати пяти до шестидесяти лет) — мужчин, в прошлом работавших; мужчин, не обучающихся в школе; мужчин, не достигших пенсионного возраста; мужчин, которые не являются ни работающими, ни безработными; мужчин, живущих без видимых средств к существованию; мужчин, выброшенных или бросивших нормальную трудовую экономику Соединенных Штатов (2).

Америка производит также огромный контингент частично безработных. Имеется 8,1 миллиона американских трудящихся на временных работах, 2 миллиона работающих «по вызову» и 8,3 миллиона «независимых подрядчиков» (многие из которых — сокращенные профессионалы, именующие себя консультантами, потому что они слишком горды, чтобы признать себя безработными, хотя имеют мало настоящих клиентов) (3). Все эти категории вместе составляют еще 14 % рабочей силы (4).