Салон отправляется многострадальный портрет Эвы Гонсалес (1878, частная коллекция), которым автор не слишком доволен, а Берта Моризо выставляет сразу две своих картины. Жюри принимает работы художника и его натурщицы, но если к Берте академики в целом благосклонны, то Мане вновь достаются сплошные оскорбления. Что ж, оказывается, даже к этому можно привыкнуть…
Американская гостья
Куда труднее оказалось привыкнуть к войнам и революциям. Во Франции происходит очередной переворот. Империю лихорадит, авторитет Наполеона III пошатнулся, в январе 1870 года создаётся новое правительство. Через полгода объявлена война Пруссии. Мане приветствует провозглашение республики и, когда Париж берут в осаду немцы, даже не думает покидать город, но заранее отправляет мать, жену и сына в безопасное место – Нижние Пиренеи. Берта Моризо тоже отказывается уезжать из Парижа, и впереди у этих упрямцев – тяжелейший голодный год. Мане участвует в охране укреплений, видит, как взрывают мосты через Сену, ест, как все парижане, собак, кошек и крыс, болеет, мёрзнет и… смертельно скучает по жене. Пишет Сюзанне письма, одно другого нежнее. Долгожданная встреча будет лишь через год; как только снимают осаду, Мане выезжает за своими родными. В надежде отдохнуть от испытаний он снимает жильё в Аркашоне и вновь ищет спасения у моря. Но из Парижа летят тревожные вести. Там происходит революция, объявляют Коммуну, начинается гражданская война… Мане возвращается в Париж – и попадает в самое пекло. Версальские войска казнят коммунаров, над городом стоит дым, на баррикадах – тела убитых… Коммуна уничтожена. Какая уж тут живопись! К тому же мастерская Мане разгромлена – хорошо, что холсты не пострадали, а впрочем, покупателей на них так и не находится. Силы художника на пределе, он истощён физически и духовно, ничтожной малости хватает, чтобы вывести его из себя. Доктор советует Мане срочно покинуть Париж и провести как можно больше времени у моря, на свежем воздухе. Спасительный пейзаж Булони слегка умиротворяет Эдуарда. Он пишет здесь одну из самых чарующих своих работ – «Партию в крокет» (1873, Штеделевский музей, Франкфурт-на-Майне). Душа его успокаивается, а вот боли в ноге становятся всё сильнее.
Ему почти сорок, от богатства, оставленного отцом, остались одни лишь воспоминания. Мане привык жить на широкую ногу, он мало заботился о будущем. К счастью, в его жизни очень вовремя появляется известный маршан, торговец картинами Поль Дюран-Руэль – он в полном восторге от работ Мане и тут же покупает целую серию полотен. Где он был раньше? Следом за Дюран-Руэ-лем интерес к картинам Мане проявляют другие коллекционеры, даже «Мыльные пузыри» уходят за 500 франков. Настроение художника стремительно улучшается, и он решает в очередной раз штурмовать Салон – первая послевоенная выставка по традиции откроется в мае. Мане выставляет свою марину – «Битву “Кирсэджа” и “Алабамы”», и критики впервые в жизни единодушно хвалят его произведение! В самом деле, там всё понятно, спорить не с чем: крепкий сюжет, достойное исполнение, никаких чёрных котов или голых дам на траве. Довольный Мане принимается за новую работу, она будет называться «Кружка пива» (1873, Музей искусств, Филадельфия), для неё позирует завсегдатай кафе «Гербуа», литограф Эмиль Белло. Мане требуется чуть ли не сотня сеансов, чтобы завершить этот портрет, но толстяк Белло не жалуется – будто чувствует, что эта работа принесёт им обоим успех.
Между тем «батиньольцы» – будущие импрессионисты – в этом году сговорились игнорировать Салон. «Что вы готовите для Салона?» – простодушно спрашивает Мане у Сезанна, а тот ядовито отвечает: «Горшок дерьма!» Господа, вы не правы, возмущается Мане. Так нельзя! Как же почести и слава? Всем известно, что они появляются только вместе с наградой Академии.
«Кружка пива» производит в Салоне 1873 года настоящий фурор. Ею восхищаются все, с работы делают репродукции, Белло становится популярнейшей личностью и открывает корпоративную газету «Эхо французских пивных». Но Мане не спешит радоваться. Вместе с «Кружкой» он выставил в Салоне «Отдых», тот самый портрет Берты Моризо, но его или не замечают, или по-прежнему критикуют. А ведь «Отдых», он это чувствует, воплощает настоящего, подлинного Мане, отошедшего в сторону, когда шла работа над «Кружкой» – традиционной, понятной публике картиной… Сможет ли он и дальше прятать свои собственные чувства, требующие воплощения?..
В один из дней, когда Мане терзался сомнениями, в дверь его новой мастерской решительно постучали. Гостья без труда нашла его адрес, ещё бы – теперь в Париже всякий знает Эдуарда Мане!
– Викторина, какими судьбами?
Она похудела, побледнела, выглядит усталой и разочарованной. Вот только глаза всё те же – дерзкие. Викторина мало рассказывает о себе, хотя за те шесть лет, что они не виделись, много воды утекло. Роняет слова скупо, как монеты, которых не лишку. Влюбилась в американца, уехала с ним за океан, но ничего хорошего из этого не вышло. Теперь она вернулась во Францию и готова позировать Мане, как прежде. Но у неё есть к бывшему любовнику одна маленькая просьба. Она и раньше мечтала быть художницей, а теперь всерьёз вознамерилась найти признание в Салоне. Что он об этом думает, не согласится ли ей помочь?
Мане не воспринимает слова Викторины всерьёз, он думает совсем о другом. Стоит появиться этой женщине, как его живопись меняется – самые скандальные работы Эдуарда всегда связаны с ней, Викториной. Может, она и вправду ведьма? Так или иначе, но противиться желанию вновь написать Викторину Мане не может. Она позирует для «Железной дороги» (1873, Вашингтон), давно задуманной картины, где нет никакой дороги или поезда, а есть лишь уставшая женщина, прислонившаяся к ограде вокзала, и маленькая девочка, повернувшаяся к зрителю спиной. Сможет ли кто-то узнать в героине «Дороги» обольстительную «Олимпию»?
Одновременно с этой картиной Мане пишет «Бал-маскарад в Парижской опере», где представлена блестящая столичная публика. Эта работа, неуловимо перекликающаяся с «Музыкой в Тюильри», будет представлена в Салон 1874 года вместе с «Железной дорогой» и «Ласточками», написанными на пленэре. Он уверен в себе, он рассчитывает на медаль – после стольких лет его не могут обойти наградой! А батиньольцы тем временем создают собственное, независимое общество и пытаются перетянуть Мане на свою сторону. Тщетно! Жюри принимает лишь одну работу Мане – «Железную дорогу», ему дают понять, что зря он не стал развивать успех «Кружки пива». Опять эти игры со зрителем – к чему? Что хочет сказать эта бледная женщина? Зачем она тут сидит? Где, в конце концов, поезд, вокзал?
Выставка батиньольцев открылась на бульваре Капуцинок 15 апреля; публика в смятении и ярости, один из