Внешне это никак не определяется, все то же каменное лицо, что и обычно. Но вот в глазах…
Там такое, отчего мне сразу начинает не хватать воздуха, и я глупо раскрываю рот, словно рыбка, выброшенная на берег.
Что он тут забыл? Что ему, в конце концов, надо здесь? Сколько можно меня мучить! Я же вздохнуть не могу свободно, он не дает мне воздуха!
Темирхан смотрит только на меня, пока идет к столику у окна. И ощущения, скажу я вам, не самые приятные. Словно в саванне на тебя размеренно и неумолимо движется африканский буйвол. Из тех, которых даже львы сторонкой обходят, чтоб не дай бог, не попасть под копыта. И не заметит ведь, как в землю втопчет.
На его фоне Тимур, которого я, конечно, замечаю, но особо не вижу, смотрится бледновато.
Хотя, в тандеме братья Булатовы убойны, что уж тут говорить…
Вот сейчас они, похоже, меня и убьют…
Я начинаю вставать, непонятно, зачем, правда, потому что существенного преимущества это не дает, мои сто шестьдесят пять против их… сколько? Много, очень много…
Но в любом случае, стоя я чувствую себя уверенней.
Сжимаю руки в кулаки. И смотрю в глаза Темирхану. И очень сильно надеюсь, что выгляжу хоть немного… презентабельно? Да? И зачем мне это, Господи…
Темирхан хмуро осматривает меня, и от его взгляда становится еще больше не по себе. Жарко и очень волнительно. На щеках, наверняка, опять красные пятна… Блин, как я умудряюсь в каждой, практически, ситуации выглядеть настолько нелепо?
— Майя… — неожиданно хрипло начинает он, и я непроизвольно вздрагиваю от его голоса. Такого же, как сегодня ночью, когда он брал меня… Я же не смогу с ним говорить, мамочки… Я же сейчас просто…
И тут ко мне приходит помощь оттуда, откуда вообще не ожидалось.
Маленький блондинистый смерч выкатывается передо мной и пытается закрыть своей худенькой спиной от бешеных горячих глаз Большого Босса.
— Тимур Анварович, оставьте уже Майю в покое! — звонко, на весь бар заявляет Вика, — как вам не стыдно? Она же… Вы же видите, какая она беззащитная? Как вы могли воспользоваться?
Наступает мертвая тишина. Абсолютно мертвая. Даже машины не ездят за окном.
Я в ужасе смотрю на Темирхана, потом на Тимура, у которого на лице медленно, но верно проступает не меньший ужас, чем у меня, наверняка.
— Э-э-э… Мышка… — начинает он, но Вика перебивает все так же звонко:
— И вообще, наверно, ваш брат не в курсе ваших похождений, да? Темирхан Анварович, при всем моем уважении, так нельзя же! Майя она… Даже ответить не может! Она доверчивая и добрая! А он ее… Как так можно? — последние фразы она буквально со слезами выкрикивает уже в лицо Тимуру, — я не позволю, понятно? Она совершила ошибку, связавшись с вами, и теперь жалеет. Она так плакала сейчас! Как вам не стыдно! Если вы, Темирхан Анварович, не уймете вашего брата, я в полицию пойду и напишу заявление о сексуальном домогательстве! Майя пойдет, вернее! И напишет, понятно вам?
— Непонятно, — наконец, отмирает Темирхан, всем корпусом поворачиваясь к брату. Это выглядит реально страшно, такое обманчиво спокойное движение бешеного зверя, — но Тимур мне сейчас все объяснит. Да, Тимур?
— Э… Тем… — Тимур, ощутимо спав с лица, тем не менее не двигается назад, хотя я бы на его месте… Да черт, я бы уже в обмороке валялась давно! И без того, непонятно, как держусь!
И не знаю, просто не понимаю, что делать сейчас!
— Мышка… Она все неправильно поняла, Тем, ты чего? — начинает говорить Тимур, но Вика опять его перебивает:
— Все я правильно поняла! Что тут не понять? Вы ее утром на руках в квартиру Темирхана Анваровича несли! Кстати, ваш брат в курсе, чем вы занимаетесь у него в квартире в его отсутствие?
— Очевидно, что брат не в курсе… — обманчиво спокойно отвечает Темирхан, не отрывая взгляда от Тимура, — но мне же сейчас и это пояснят, да? В подробностях…
Бешеное утро, как возмездие за кайф
Вокруг меня испуганные лица. Это вообще не новость, это, можно сказать, мое кредо на постоянной основе — делать вокруг себя людей испуганными.
Но конкретно сейчас мне такое нифига не нравится.
Потому что испуг на лице русалочки больно бьет по нервам и скручивает мышцы желанием ничего не выяснять, а просто обнять ее, поднять и утащить куда-нибудь в безопасное место, и там долго и со вкусом стирать это выражение с нежного личика.
Испуг на неоднократно за текущие сутки битой роже братишки дико напрягает. Если боится… значит, есть чего? Значит… Эта мелкая белобрысая мышь правду сказала? И Тимурка позволил себе разглядывать и трогать мою женщину? Это тоже больно, учитывая, что он никогда себе ничего подобного не позволял, вообще никогда за моей спиной. И не потому, что чревато мордобоем, а просто… Просто, ну это же брат мой. Как такое вообще возможно, чтоб позарился на мою женщину? Никогда. И, если я ошибся в нем… Вот это реально больно.
Из всех нас, только боевая мышь нихрена не боится.
Загораживает мелким тщедушным тельцем мою русалочку, зубки оскалила, как самка, своего детеныша у норки защищающая.
И это было бы смешно, в другой ситуации.
А сейчас тоже больно.
Потому что, это что же получается, русалочку настолько запугали, что ее приходится от меня защищать?
ДА ЧТО ЗА ЕБАНЫЙ БРЕД ТУТ ТВОРИТСЯ???
Непроизвольно руки сжимаются в кулаки, и Тимурка враз отмирает, почуяв дополнительные нехорошие признаки. Можно подумать, основных ему мало!
— Э-э-э… Темир, здесь налицо ошибка, я сейчас все объясню, и мы вместе посмеёмся…
— То есть, ситуация, по-вашему, смешная, Тимур Анварович? — вклинивается мышь, выговаривая имя-отчество моего брата, словно это ругательство, — то есть, для вас это привычное дело, вот так…
Тут она затыкается, делает свои здоровенные глазища еще более здоровенными и бледнеет.
— А может… Да, наверно, для вас это в норме…
И вот