Читать интересную книгу Запретное влечение - Настасья Бакст

— Присцилла! — прервал ее Лукреций. — Быть может, Юлии не очень хочется слушать это!

— Нет, напротив, — подала голос Юлия, — продолжай, Присцилла, мне очень интересно, как Эмпитрид намерен описать мою жизнь. Продолжай.

— Хорошо, не торопи меня. Далее Эмпитрид описывает трагедию, случившуюся с Клодией Примой, которая хотела помешать кровосмесительному союзу, что мог навлечь гнев богов на Рим.

Присцилла сделала паузу и внимательно посмотрела на Юлию. Лицо девушки не выразило ничего, ни удивления, ни раздражения, ни печали.

— Клодия испила чашу позора до дна, но отвела несчастье. Это почти все. Однако, Эмпитрид вот уже несколько дней не находит себе места.

— Отчего же? — Юлия даже не смотрела на любопытную матрону.

— Он не может придумать финал, — ответила Присцилла.

— Что ж, придется Эмпитриду призвать на помощь талант, — Юлия посмотрела на собеседницу ледяными глазами, — для того, чтобы стяжать лавры Софокла[1], одной наблюдательности недостаточно.

Колесница Лукреция тронулась с места, оставив Присциллу в бессильной ярости. Юлия слишком долго не была в Риме и к тому же мало знала о личной жизни знатных матрон, поэтому даже представить себе не могла, как сильно оскорбила матрону.

Лукреций же расхохотался, как только они отъехали на достаточное расстояние:

— Ты просто уничтожила ее! — воскликнул он. — Я восхищен твоими ораторскими способностями.

— Я совсем не хотела обижать Присциллу, — дернула плечом Юлия. — Просто мне не нравится, когда кто-то обсуждает мою личную жизнь у меня за спиной! И то, что Эмпитрид намерен перенести трагедию нашей семьи на театральные подмостки, мне совсем не по душе!

— О, браво! Ты так прекрасна в гневе, моя любимая, — Лукреций провел пальцем по нежной щеке Юлии. — Но тебе следует знать, что Эмпитрид — любовник Присциллы Катонии и она им восхищается. Сказать, что он не равен Софоклу — значит нанести Присцилле кровное оскорбление. Теперь берегись ее.

— Спасибо за предупреждение, Лукреций, но я решила, что больше никогда и никого не буду страшиться, — ответила Юлия.

— Однако Катония задала очень интересный вопрос, — спутник юной фурии улыбнулся. — Какой же будет финал у этой истории? Счастливый, или же нет? — он попытался поцеловать свою невесту, но та неожиданно отпрянула назад.

— Ты меня утомляешь!

Юлия отвернулась. Вопрос Лукреция ее неожиданно разозлил, а его попытка поцеловать ее просто взбесила.

— Я раздумала ехать на твою виллу, — повернулась она к Лукрецию. — Отвези меня домой!

— Но… Прости, но я считаю, что сейчас не время, — глаза Александрийского правителя стали жесткими и холодными. Юлия поразилась, как он стал в этот момент похож на своего брата, беспощадного Марка Порция Катона!

— Я думаю, что ты пока не в праве решать, что мне следует делать! — вспылила Юлия. Лицо ее побледнело от гнева.

— Узнаю сенатора Квинта, — Лукреций сказал это точь-в-точь, как его старший брат. В голосе Катона-младшего прозвучала сильнейшая досада.

— Отвези меня домой, — тихо и твердо повторила Юлия.

Внезапно ее охватил ужас. Как она могла представить, что сможет всю жизнь прожить с человеком, который ей совершенно безразличен! Как могла она подумать, что сможет беспрекословно подчиняться воле того, кто ей даже не нравится!

Колесница подъехала к вилле Квинта. На воротах висел траурный венок, в знак того, что в этом доме поселилось горе.

— Думаю, что сейчас самое время, мне обсудить с… — Лукреций чуть было не сказал «твоим отцом», — Квинтом, наш брачный договор.

— Нет, — Юлия сошла с колесницы. — Только не сегодня. Он слишком много пережил, слишком много испытаний выпало на его долю. Я требую, чтобы ты ждал гонца от меня с решением. Возможно, вопрос моего замужества будет решать не Квинт, а…

Девушка вдруг поняла, что не может произнести даже имени Секста!

— Хорошо, — приподнял брови Лукреций. — Ты свободна в своем решении и вольна дать любой ответ.

Но в глазах его вспыхнула такая бешеная злоба, что Юлия почувствовала, как у нее холодеет спина. Милый, добрый друг Лукреций внезапно предстал перед своей возлюбленной в другом обличий. Что-то подсказывало Юлии, что это его лицо — подлинное.

Юлия вошла в дом.

Первое, что ее поразило — отсутствие рабов. Девушка не знала, что отец отпустил их всех, пожелав остаться один в доме. Юлия не знала, что предположить. Ее мягкие дорожные сандалии неслышно ступали по каменным плитам. Могло показаться будто это призрак идет по опустевшему дому, где когда-то свершилась трагедия.

Сенатор сидел в кресле на террасе. На его суровом лице отчетливо обозначились новые морщины, а виски побелели. Юлия остановилась на пороге и прижала руку к груди, задохнувшись от приступа нежности, затопившего ее душу.

Она сделала шаг вперед, затем остановилась. Неожиданная догадка поразила ее громом. Все сны и предчувствия, что мучили ее два последних года… Неужели?

— О, нет, — прошептала она, испугавшись собственной догадки. — Это невозможно…

Квинт посмотрел вслед убегающей Юлии. Он заметил ее приход, но не двинулся с места. Его сковал страх. Ведь теперь между ними нет никаких преград. Теперь он просто влюбленный в нее мужчина, а она молодая, полная сил и страсти женщина…

Юлия же нашла в себе силы бежать. В ужасе от собственного внутреннего озарения, которое показалось ей языками пламени Тартара, где страдают и мучаются самые великие грешники, девушка спасалась от неизбежно надвигавшейся на нее новой жизни. Ноги сами принесли ее к запертым дверям комнаты Лито, возле которых стоял погребальный венок. Юлия толкнула дверь, та оказалась не запертой.

Девушка упала на застеленную узкую кровать и зарыдала.

— О, Лито! Если бы ты могла дать мне ответ! Если бы ты могла дать мне ответ!

Юлия плакала до тех пор, пока Морфей, бог сна, не сжалился над ней и не послал ей короткое, тяжелое забытье.

Сон дочери Квинта был прерывистым. Из глубин ее памяти и подсознания поднимались те образы, которые она считала забытыми, потерянными, выдуманными… Но они были — десятки мелких, чуть заметных моментов, которые обнажали тайную, подлинную сущность вещей.

Вот отец дарит ей золотой браслет и одевает его на руку дочери с такой осторожностью, будто касание ее кожи заразит его смертельной болезнью. Вот сенатор случайно сталкивается с ней в дверях и опускает глаза, потом сердится и велит ей немедленно уйти. Вот он стремительно уходит с террасы при появлении Юлии, словно преступник, словно вор, словно… О, Боги! Сны Юлии, которые она не могла вспомнить. Это любовное томление, жар, пыл, что она не решалась назвать…