Читать интересную книгу За нами Москва! - Иван Кошкин

— В общем, я решил прорываться к своим, — сказал Бурда с ходу. — Вся эта наша партизанщина до добра не доведет.

— А по-моему, мы воюем хорошо, — возразил политрук — Немцев бьем, сами потерь не имеем.

— Пока не имеем, — заметил Петров. — Пока у них до нас руки не дошли, но дело не в этом. Слышали канонаду сегодня днем?

— Да слышали, — ответил вместо комиссара комроты, — там дерется бригада, а мы здесь заняты, по существу, мышиной возней.

— Значит, отходим? — уточнил Загудаев.

— Да, — кивнул Бурда, — до вечера держим их здесь, к тому же надо постараться повредить хотя бы один мост. С наступлением темноты начинаем движение на Протасово, а оттуда — на Первый Воин.

— Не слишком большой крюк нарезаем, Александр? — спросил комиссар. — Эдак и до Тулы доедем…

— В самый раз, — усмехнулся Бурда. — Если бригада отступила после сегодняшнего боя, следующий естественный рубеж обороны — Лисица. Лучше пройдем пять километров из своего тыла к передовой, чем влетим в самое кубло. Ладно, совет окончен, по машинам, товарищи. До вечера мы их на эту сторону не пропустим.

6 октября 1941 г.

— Что, нервничаешь? — не выдержал комиссар, наблюдающий, как полковник в третий раз подходит к столу с разложенной картой.

— А ты нет? — Катуков в который раз прокручивал в голове план предстоящего сражения, стараясь понять, что он мог упустить.

Утро шестого октября порадовало комбрига низкой облачностью и промозглым мелким дождем — атак с воздуха можно было не опасаться. Почти все имеющиеся в наличии силы бригады оседлали шоссе Мценск — Орел, заняв позицию на высотах за речкой Лисица. Прямо перед шоссейным мостом отрыл окопы мотострелковый батальон, левый фланг должна была удерживать рота Тульского батальона при поддержке четырех танков. Правее участок от железной дороги до Оки будет удерживать сосед — полк НКВД. Накануне в бригаду прибыл противотанковый дивизион — личный резерв комкора Лелюшенко, «сорокапятки» разместили на позициях мотострелков. 2–й танковый батальон капитана Рафтопулло укрылся в роще за пехотинцами. Имевшиеся в наличии пять «тридцатьчетверок» и три KB встали в засады, еще четыре под командой старшего лейтенанта Лавриненко снова отошли в личный резерв полковника. Что возможно — сделано, и все же уверенности у Катукова не было — противник был слишком силен, не только артиллерией, авиацией, пехотой. Немцы умели воевать, причем гораздо лучше, чем он сам и его бригада, скорость и автоматизм, с которыми они перегруппировывались, поддерживали друг друга огнем, меткость их стрельбы, уверенность и напор гитлеровской пехоты — все было выше всяких похвал. Да, враг воевал лучше, полковник не мог это не признать, но что это меняло? Комбриг имел боевую задачу и был обязан выполнить ее во что бы то ни стало, прочее значения не имело.

Артиллерийская подготовка началась в девять утра, обстрел был сильнее, чем накануне, позиции мотострелкового батальона скрылись в дыму, земля дрожала, и под прикрытием этого огня немцы начали атаку. Железнодорожный мост саперы взорвать успели, но шоссейный был захвачен стремительным броском немецких танков с десантом на броне, Михаил Ефимович мог только наблюдать в бессильной ярости, как противник разворачивается в полутора километрах от его позиции — помешать ему он не мог. В этот раз кулак, собранный гитлеровцами, был впечатляющим: три десятка танков, свыше батальона пехоты. Катуков понял, что наступил момент истины. У него имелось семь «сорокапяток», полтора десятка БТ и главный его козырь — двенадцать новых танков — с этими силами комбриг должен был не пропустить врага в Мценск

Немцы уже подошли на дистанцию прямого выстрела, и противотанковые пушки артдивизиона открыли огонь. «Сорокапяткам» удалось повредить один из вражеских танков, прежде чем все они были уничтожены ответным огнем. Два БТ, вкопанных в землю среди окопов мотострелков, уже горели, еще пять минут, и немцы ворвались на позиции мотострелкового батальона. Пехота, двигаясь вместе с танками, методично вычищала окопы, очаги сопротивления расстреливались из танковых пушек и забрасывались гранатами, то тут, то там над стрелковыми ячейками вставали языки пламени — немцы применяли огнеметы.

— Командир мотострелкового батальона докладывает: потеряны все орудия, до половины личного состава, держаться сил больше не имеет, — сообщил Никитин.

— Пусть держится зубами, — жестко сказал Катуков. — За нами не Мценск и даже не Тула. За нами Москва! Всем засадам — огонь по противнику. Гусеву — выдвигаться немцам во фланг.

Вчера вечером, организуя оборону бригады, Михаил Ефимович полагал, что организованным огнем мотострелков и танковых засад удастся отсечь немецкую пехоту от танков. Но угловатые серые машины не собирались отрываться от своих солдат, они давили красноармейцев в окопах, уничтожая батальон, и спасти положение могли только танкисты. Катуков планировал подпустить немцев ближе, но те не собирались подходить ближе, пока не расправятся с его мотострелками, и танки бригады вступили в бой раньше намеченного. Первыми контратаковали БТ, их «сорокапятки» смогли лишь повредить две немецкие машины, и за этот успех Рафтопулло заплатил тремя своими машинами, вспыхнувшими, как факелы. Но затем до врага добрались «тридцатьчетверки», и картина мгновенно изменилась: стреляя с коротких остановок, то отходя за дома, то появляясь снова, они за полчаса сожгли четыре танка противника и повредили еще три, заставив гитлеровцев отступить, оттаскивая поврежденные машины к мосту. Впрочем, немцы отреагировали мгновенно: сразу за мостом были развернуты две зенитные пушки, сразу сместив баланс в свою сторону. За пять минут батальон Гусева потерял три «тридцатьчетверки», командирский KB был тяжело поврежден, самого капитана вытащили из башни оглушенного, но живого, без единой царапины. Положение спас Лавриненко: маскируясь дымом горящих домов, он подобрался к мосту на километр, и двумя снайперскими выстрелами уничтожил оба орудия. На позициях мотострелкового батальона продолжался бой, танки перестреливались с дистанции в четыреста-пятьсот метров. Враг потерял еще одну машину уничтоженной, три подбитые были взяты немцами на буксир и уже оттаскивались назад.

Бой продолжался уже три часа, и основной силой в нем были танки. Пехота бригады понесла чудовищные потери, фактически мотострелковый батальон был небоеспособен, и вся тяжесть сражения легла на танкистов Гусева и Рафтопулло. «Тридцатьчетверки» и БТ трижды ходили в атаку, оттесняя немцев к мосту, потери росли, но бригада еще сохраняла боеспособность, большую часть подбитых машин ремонтники смогли эвакуировать. Два раза советские и немецкие танки подобно коннице древних времен проходили сквозь боевые порядки друг друга, вступали в поединки: танк против танка, танк против пушки. Точку в бою поставил Лавриненко: обойдя по приказу комбрига лес севернее шоссе, он со своим взводом сумел прорваться к мосту, подбить средний танк и уничтожить два тяжелых орудия. После этого старший лейтенант отвел свои «тридцатьчетверки» за лес, прежде чем гитлеровцы сумели сконцентрировать на нем огонь.

К 16:00 немцы начали отход за реку. Катуков отвел танки на исходные позиции, сил преследовать противника уже не оставалось, нужно было заправить танки, пополнить боезапас. Многие экипажи потеряли людей убитыми и ранеными, нужно было произвести замену из тех танкистов, что лишились своих машин. Комбриг постоянно получал сообщения о потерях.

— В мотострелковом батальоне осталось сорок активных штыков, — сообщил Никитин.

Капитан казался железным — несмотря на чудовищное напряжение боя, оперативный отдел работал словно налаженный автомат, принимая и обрабатывая информацию, чтобы представить полковнику точную картину сражения.

— В противотанковом дивизионе из двенадцати орудий потеряно семь. Уничтожено два средних танка, один Т–34 и один KB повреждены, восстановят не раньше, чем через сутки. Рафтопулло потерял четыре БТ сгоревшими и два поврежденными.

Потери были чудовищными, цена победы оказалась слишком высокой.

— Еще один такой бой, — пробормотал Катуков, — и от бригады ничего не останется. Составь донесение командующему корпусом, напиши, что я прошу переподчинить мне полк НКВД. А здорово, Миша, опять атаку отражал?

Комиссар вошел в избу и тяжело сел на табурет.

— Я говорил с уцелевшими бойцами мотострелкового батальона, — глухо начал Бойко. — Знаешь, там был младший лейтенант, его взвод потерял две трети бойцов, но он с оставшимися удержал позицию, даже повредил легкий танк, танкисты потом добили. Знаешь, он плакал.

— Ничего удивительного. — Катуков наклонился над картой, пытаясь понять, хватит ли ему сил удержать эту позицию. — В бою держался на силе воли, а теперь отпустило.