Читать интересную книгу Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух - Вадим Рабинович

Затевается диалектика разума как умного видения и веры как авторитетного светозарного слова на долгие будущие времена. При этом слышание как преподавание - впереди и выше понимания как умного, в дальнейшем исследовательского - видения мира. А пока исследовательского только в сфере слов. Но слово - от пророка, учителя, миссионера - к послушнику, ученику-неофиту, желающему встать на путь.

Вера и понимание. Понимание есть свойство мышления. Но и вера (верование) есть, согласно Августину, тоже мышление. Но такое, однако, мышление, которое не нуждается в способности постигать, а нуждается лишь в одобрении. Credera cum assensione - вера с согласием. Это еще не fides religiosa, a лишь доверие (credera), без которого, понятно, религиозная вера невозможна. При этом cogitare как способность мыслить ничуть не иное, чем способность верить, то есть тоже способность мыслить, только особым образом. Вера предшествует пониманию. Она - "в целом". Видение веры целостно, но не артикулировано и не дано как система частей. Зато вера целостна и схватывается верующей душой. С веры-доверия начинается первый урок чему бы то ни было. Первое слово учителя - слово на веру. И лишь потом - понимание (шаг за шагом), всматривание в это слово. Слову учителя верят, потому что учитель - авторитет. Именно со слова, сказанного авторитетом, и потому с авторитетного слова начинается урок, на который пришел неуч, чтобы стать человеком выученным: "Так как любой человек делается образованным из необразованного и любой необразованный не может знать того, как он должен вести себя и что делать, чтобы приобрести способность к учению, то для всех желающих учиться чему-либо великому и сокровенному вратами к этому служит только авторитет" ("О порядке", II, 9). Авторитетная - авторитарная педагогика. Но вслед за словом авторитета должно воспоследовать слово понятое - то же самое, конечно, слово, только понятое разумом. Авторитет предшествует разуму; зато разум - по сути дела. Авторитет вещает о сути дела и о самом деле (предмете) купно; разум - только о сути дела. Отсюда две учительских программы: одна - для невежд, для которых только авторитет и есть, другая - для людей ученых, для которых "приличнее разум" (там же). Первая программа доступна, пряма, недвусмысленна. Вторая более надежна, долговременно убеждающа, зато чревата несогласием, ибо разум, пусть даже призванный обосновать веру, разноголос. Он - многоголосый канон, содержащий в себе возможность петь - жить - мыслить не столько "по богу", сколько "по человеку". Но здесь я тороплю события.

Мысль Августина - мерцающая мысль. Она далека от прямолинейной выстроенности его схоластических последователей. Именно поэтому она богаче, ярче, вдохновенней. Именно поэтому она - живая мысль, какой ей и подобает быть в канун канона. Ибо канонизированная мысль - уже не есть мысль. Она единственно верное учение по причине собственного всесилия. Послушайте, как мысль Учителя, самого еще ученика, сама себя стирает, дабы вновь проступить в еще неустоявшихся литерах становящейся доктрины: "Что я понимаю, тому и верю; но не все, чему я верю, я понимаю. Всё, что я понимаю, то и знаю, но не все то знаю, чему верю... Поэтому, хотя многие предметы я и не могу знать, я все же знаю, как полезно им верить" ("Об учителе", 11). Отсюда и классификация объектов веры (credibilia) (a значит, и объектов разумного постижения), данная Г. Майоровым: предметы исключительно веры (исторические феномены); предметы веры и понимания в их тождественном совпадении (истины логики и понимания); предметы, которые можно понять только через веру (религиозные истины). Из этой классификации следуют три типа средневековой дидактики: научение примером; научение исследовательски преобразуемым словом; научение проповедью, пророческим словом.

Вера и разум идут рука об руку. Но для веры особенно необходим авторитетный - известный и проверенный - учитель, представляющий наиболее же авторитетную религиозную веру - христианскую; оплот идеологической, прагматического свойства, перестройки общественного сознания; веру, подключившую к своему авторитарно-идеологическому делу, помимо собственного авторитета, еще и понимание: для прочности и, так сказать, для "научной" убедительности. Авторитет человеческий и авторитет высший - церковный, божественный.

"Credo ut intelligam" - "Верю, чтобы понимать", - утверждал - в противовес Тертуллиану - Августин. Формула "рационального" теологизирования предстоящего средневековья. Вера верою, но разум до этой верхней границы исследовательски свободен: он - "научный", потому что научен вере, а в частном поиске он вполне надежен и на него можно положиться именно потому, что он научен, то есть верно и прочно экранирован верой. Августин: "Верное направление исследования должно начинаться с веры... Давайте искать подобно тем, которые находят; и давайте находить подобно тем, которые все еще должны продолжать поиск" ("О Троице", IX, 1). Это высказывание точно комментирует Г. Майоров: "В этих словах Августина широкими мазками начертана вся исследовательская программа будущей схоластики; в них отчетливо слышится неутихающий гомон голосов со средневекового "пира философов", где диалектическое мастерство и риторический пыл чаще всего направлялись на проблемы, заведомо выходящие из компетенции разума". Конечно, слово "исследовательская" надо взять cum grano salis: скорее, учебно-исследовательская программа, ибо вера как основание ученой схоластики - не гипотеза, а постулат, не подлежащий пересмотру ни под каким видом. А все остальное - "как у людей", то есть и в самом деле почти "по науке". Но пока что "гомон голосов"... Многоголосие как основание разноголосия; пение с собственного голоса. Собственная глосса. Возможность сказать слово не столько "по богу", сколько "по человеку". Шанс по-люциферовски хлопнуть дверью, навсегда распрощавшись с ученым школярством вселюдного семинара, раскинувшегося под открытым и одним для всех небом ученейшего и христианнейшего средневековья. Но до этого еще очень далеко: предстоят долгие и многие века...

А пока предстоит ученический путь разума, оправданного верой сверхразумной, а не противоразумной, - к божественному разуму, всецело совпадающему с откровением божественной веры ("Я к вам приду в теологическое далеко..."); веры не слепой, но "видящей" - слышаще-видящей, знающей, разумной, то есть высочайшим образом "рациональной".

КАК ЖЕ ВСЁ-ТАКИ ВЫУЧИТЬСЯ БЫТЬ? Пусть даже силою...

Августин: "Coge intrare!" - "Принудь войти!", когда в пылу миссионерского ража теологический спор предстает крестовым походом, а жаркое слово учителя - в будущих веках - пламенем инквизиторского костра...

Августин. Вот я помолился богу.

Разум. Так что же ты хочешь знать?

Августин. Именно то все, о чем молился.

Разум. Скажи это кратко.

Августин. Я желаю знать бога и душу.

Разум. А более ничего?

Августин. Решительно ничего. ("Монологи", I, 2.)

Знать бога и душу. Смысл всего - вовне и внутри. Но как всё это знать? Как этому всему научиться? Как выстроить сие умение? - Разумом и мыслью. А раз мыслью, то всею полнотой своего существования ради схватывания полнобытийственного смысла - бога вовне и души внутри. Целостного бого-человеческого бытия, данного у Августина в умении (?); в личном опыте жизни (?). Посмотрим...

БЫТЬ ЧЕМ-НИБУДЬ. Просто быть.

"И кто может поставить себя хотя на минуту в такое состояние, чтобы проникнуться всеобъемлющею светлостью этой неизменяющейся вечности (semper stantis aeternitatis) и сравнить ее с временами, не имеющими никакого постоянства (cum temporibus nunquam stantibus), коих отблеск есть не что иное, как перемежающееся и непрестанно изменяющееся мерцание, а затем видеть, какое бесконечное различие между временем и вечностью?" ("Исповедь", XI, 11). Увидеть безвидное. Вечное сделать сиюминутным.

Творческое формообразующее Иоанново Слово. Смысл, который следует высветлить в душе; обличить им невидимое в видимом и сделать его видимым, но видимым особым образом. Слушающее - умственное - видение... Сделать себя причастным сему Смыслу, бытийствующим: полно и вечно.

И все-таки: "Я называю миром все, что таковым мне является" ("Против академиков", III, 11).

Если интеллигибельное есть неизменно божественное, то как изменчивый ум бренной человеческой души может его высветлить - познавать? Или: как ограниченная душа познающего человека может коснуться бога, неопределимого в своем безграничии? Или еще точнее: если это возможно (а это предполагается возможным), то как всему этому научиться? Как, наконец, суметь изготовить в соответствии с интеллигибельной нормой лицезримый - сперва нематериальный предмет?

Бог - абсолютно нематериальный вседержитель. И потому он везде целиком. В душе человека тоже, вместе с умопостигаемым, интеллигибельным миром. Душа живет с этим миром, хотя и не всегда его видит: истина "во внутреннем человеке", точнее, в человеческой памяти. В памяти заключено все, но не все осознается и мыслится. Память - склад знания, которое при определенных обстоятельствах может актуализироваться в мысли.