Откуда-то раздался приглушенный металлический удар. Она подумала, что это была ее голова, сталкивающаяся с кабиной пикапа. Тесс подумала: Зомби Пекарь. Потом ненадолго наступила тьма.
6
Она очнулась в большой темной комнате, которая пахла влажной древесиной, древним кофе, и доисторическими соленьями. Старый вентилятор криво свисал над ней с потолка. Он был похож на сломанную карусель из фильма Хичкока, «Незнакомцы в Поезде». Она была на полу, голая по пояс, и он насиловал ее. Изнасилование казалось вторичным по сравнению с весом: он также раздавливал ее. Она едва могла вздохнуть. Должно быть это сон. Но ее нос распух, шишка, которая по ощущениям, была размером с небольшую гору, выросла на затылке, и занозы впивались в ее ягодицы. Ты не замечаешь подобные детали во снах. И ты не испытываешь настоящая боль во снах; ты всегда просыпаешься прежде, чем наступает настоящая боль. Это происходило. Он насиловал ее. Он отнес ее внутрь старого магазина, и насиловал ее, пока золотые пылинки лениво летали в свете полуденного солнца. Где-то люди слушали музыку и покупали продукты по интернету и дремали и говорили по телефонам, но здесь насиловали женщину, и она была этой женщиной. Он забрал ее трусики; она видела, как они болтались в нагрудном кармане его полукомбинезона. Это заставило ее думать о картине «Избавление», которую она смотрела на ретроспективе фильмов, в те дни, когда ей чуть больше нравилось ходить в кино. Снимите трусы, сказал один из деревенщин прежде, чем начал насиловать жирную городскую девку. Забавно, что это пришло в голову, когда лежишь под ста сорока килограммами деревенской туши, с членом насильника, скрипящим в тебе взад и вперед как несмазанный стержень.
— Пожалуйста, — произнесла она. — Пожалуйста, не надо больше.
— Надо намного больше, — сказал он, и тут вновь появился кулак, заполняя ее поле зрения. Ее щека стала горячей, раздался щелчок в центре ее головы, и она потеряла сознание.
7
В следующий раз, когда она пришла в себя, он танцевал вокруг нее в своем комбинезоне, раскачивая руками из стороны в сторону и напевая «Коричневый сахарок» горланя атональным голосом. Солнце садилось, и два окна, выходящие на запад от заброшенного магазина — с пыльными, но чудесным образом не разбитыми вандалами стеклами — были заполнены огнем. Его тень танцевала позади него, прыгая по дощатому полу и стене, на которой остались светлые квадратные отметены, где прежде висели рекламные вывески. Звук его топающих ботинок был апокалиптичен.
Она видела свои слаксы, скомканные под прилавком, где некогда, должно быть, стоял кассовый аппарат (вероятно, рядом с банкой вареных яиц и маринованных свиных копыт). Она чувствовала запах плесени. И, о боже, как ей было больно. Ее лицу, груди, а больше всего низу, где она чувствовала себя разорванной.
Притворись, что ты мертва. Это твой единственный шанс.
Она закрыла глаза. Пение остановилось, и она ощутила запах мужского пота. Более резкий теперь.
Поскольку он упражнялся, подумала она. Она забыла об игре в мертвую и попыталась закричать. Прежде, чем она успела, его огромные руки схватили ее горло и начали душить. Она подумала: это конец. Мне конец. Мысли были спокойные, полные облегчения. По крайней мере, больше не будет боли, не будет пробуждений, чтобы наблюдать, как мужчина- монстр танцует в горящем свете заката.
Она потеряла сознание.
8
Когда Тесс вернулась в сознание в третий раз, мир стал черным и серебряным, и она парила в нем.
Вот, каково это быть мертвым.
Затем она почувствовала на себе руки — огромные руки, его руки — и кольцо боли вокруг ее горла. Он душил ее не достаточно, чтобы убить, но она носила форму его рук как ожерелье, ладони спереди, пальцы по бокам и на затылке ее шеи.
Была ночь. Луна взошла. Полная луна. Он нес ее через стоянку заброшенного магазина. Он нес ее мимо своего грузовика. Она не увидела «Экспедишн». Ее машина исчезла.
Где же ты, Том?
Он остановился на краю дороги. Она чувствовала запах его пота и ощущала подъем и падение его груди. Она чувствовала ночной воздух, прохладный на ее голых ногах. Она слышала тиканье вывески позади нее, «ТЕБЕ НРАВИТСЯ ОН, ЕМУ НРАВИШЬСЯ ТЫ».
Неужели он думает, что я мертва? Он не может думать, что я мертва. Я все еще кровоточу.
Или все же она была? Сложно было сказать наверняка. Она вяло лежала в его руках, чувствуя себя подобно девочке из фильма ужасов, той, которую унес Джейсон или Майкл или Фредди или неважно, как там его звали, после того, как все остальные убиты. Нес ее к какому-то заболоченному логову в глубине леса, где она будет прикована цепью к крюку на потолке. В этих фильмах всегда были цепи и крюки на потолке.
Он снова двинулся. Она слышала звук его ботинок по дорожному дегтю заплаток на Стэгг-роуд: шмяк-шмяк-шмяк. Потом, на противоположной стороне, скрежет и гремящие звуки. Он отшвыривал ногой куски досок, которые она так тщательно собрала и бросила сюда в канаву. Она больше не слышала тикающую вывеску, но услышала проточную воду. Не поток, а только струйка. Он опустился на колени. Мягкий грунт расступился под ним.
Теперь он точно убьет меня. По крайней мере, мне не придется больше слушать его ужасное пение. Это прекрасная часть, сказала бы Рамона Норвилл.
— Эй, девочка, — сказал он доброжелательным голосом.
Она не ответила, но видела, что он склонился над ней, изучая ее полузакрытые глаза. Она прилагала огромные усилия, чтобы сохранить их в таком состоянии. Если он заметит их движение, даже небольшое… или блеск слез…
— Эй. — Он шлепнул тыльной стороной руки по ее щеке. Она позволила своей голове перекатиться в сторону.
— Эй! — На этот раз он грубо ударил ее, но по другой щеке. Тесс позволила голове перекатиться назад другим путем.
Он сжал ее сосок, но он не потрудился снять ее блузку и лифчик, и это не причиняло слишком сильную боль. Она лежала обмякнув.
— Я сожалею, что назвал тебя сукой, — сказал он, все еще используя доброжелательный голос. — Было классно тебя трахать. И мне нравятся немного постарше.
Тесс поняла, что он действительно мог решить, что она мертва. Это удивительно, но могло оказаться правдой. И внезапно она ужасно захотела жить.
Он снова поднял ее. Запах пота был невыносимым. Щетина щекотала ее щеку, и все что ей оставалось, это не дергаться от нее. Он поцеловал уголок ее рта.
— Извини, я был немного груб.
Затем он снова понес ее. Звук проточной воды стал громче. Лунный свет пропал. Был запах — нет, вонь — гниющих листьев. Он положил ее в четырех или пяти дюймах от воды. Было очень холодно, и она почти вскрикнула. Он толкнул ее ноги, и она позволила коленям оторваться от земли. Безвольные, подумала она. Они должны оставаться безвольными. Они не далеко переместились прежде, чем натолкнуться на рифленую металлическую поверхность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});