его тети и дяди, встречались всей большой семьей по праздничным датам… А что, если это не так?
Что, если у нее нет будущего с Глебом?
И не только с Глебом, но и вообще в Москве?
Она была так поглощена представлениями о том, какой могла бы быть ее жизнь, что вздрогнула, когда Глеб обнял ее сзади за талию. — Я говорил тебе, как прекрасно ты сегодня выглядишь? — спросил он хриплым, приглушенным голосом, от которого по ее телу пробежала дрожь.
— Да, — выдохнула она, отстраняясь.
Дело было в том, что девочки никогда не видели ее с мужчиной, а в мире Данила уже произошло столько перемен, что она не считала справедливым добавлять к этому что-либо еще. Она делала все возможное, чтобы сохранить то, что происходило между ней и Глебом, за закрытыми дверями.
Она знала, что он старался изо всех сил, но иногда все-таки допускал промахи. Он был очень милым и ласковым, и если бы они были парой, она бы восхищалась этими его качествами. А пока она должна была подавлять свои чувства.
Анна бросила на него взгляд, который безмолвно говорил: «Дети прямо здесь». Он смущенно пожал плечами.
— Прости. Я скучал по тебе.
— Тебя не было всего пять минут, — усмехнулась Анна.
— Я знаю. — Его глаза расширились, и он выдохнул: — Это была пытка.
Ее это очень тронуло. Ей нравилось, что каждый раз, когда она входила в комнату, его глаза следили за ней и заставляли ее чувствовать себя самой сексуальной женщиной из когда-либо существующих. Ей нравилось, каким терпеливым он был с детьми и какой легкой и естественной была их связь. Ей нравилось, как много он делал для всех них. При этом она понимала, как сильно она начинает зависеть от него. Это пугало ее, но в то же время она не могла представить себе более достойного человека, из-за которого стоило бы бояться.
— Ого. — Глеб наклонился к ней и незаметно указал туда, где ее мать болтала с Григорием Валентиновичем. — Что там происходит?
— Моя мама считает мужчин, которые служат своему обществу, сексуальными, — усмехнулась Анна. Эта пара действительно представляла собой зрелище, на которое стоило обратить внимание.
Ее мать была босиком, в струящемся платье в цветочек, и на ней были бусы, которые нанизывались на средний палец и поднимались вверх по руке. Ее длинные каштановые волосы развевались на ветру, когда она размахивала руками и оживленно говорила.
Григорий Валентинович же стоял, расправив плечи и он выглядел совершенно очарованным женщиной.
— Вау, — голос Глеба звучал ошеломленно. — Ну, я думаю, это правда, что говорят.
— Что? Что противоположности притягиваются?
— Нет. Что люди приезжают в Москву и влюбляются.
— Так говорят? Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил такое.
— Я говорю об этом, исходя из собственного опыта, — он ухмыльнулся и приподнял брови.
Улыбка, расплывшаяся на ее лице, сказала то, чего она до сих пор не произнесла вслух. Она любила Глеба Мозалева. Просто и незатейливо. И это напугало ее далеко не так сильно, как она предполагала изначально.
Глава 24. Ответ
Глеб, волоча ноги, поднимался по ступенькам в свою квартиру. Его тело болело и было таким усталым, как будто он только что закончил тренировку.
Прежде он посещал детские вечеринки по случаю дня рождения только в качестве дяди или двоюродного брата; у него никогда не было детей, за которых он нес бы личную ответственность. Это был совершенно другой опыт, и это ему понравилось.
Его телефон зазвонил, когда Глеб подошел к своему почтовому ящику. Он вытащил телефон из кармана, взглянул на экран и ответил на звонок.
— Привет, Мила, — сказал он, наклоняясь, чтобы осмотреть конверты, лежавшие в почтовом ящике.
— Ты помнишь, как я говорила тебе, что мне нужно знать все, чтобы иметь возможность выполнять свою работу?
Он уже собирался ответить ей, когда прочитал надписи на конвертах. На мгновение он перестал дышать. Результаты тестов. Они пришли.
— Мозалев, — огрызнулась Мила.
— Прости. — Глеб совершенно забыл, что он вообще разговаривает по телефону. — Я тебе перезвоню.
— Нет! — закричала она, что было совсем не похоже на Милу. Она никогда не повышала голоса. — Не вешай трубку. Мне несколько раз звонили журналисты по поводу истории, которая никуда не денется.
— Что? Какая история?
— Что у тебя есть ребенок. Ребенок, который сейчас с тобой в Москве.
— Что?.. — Глеб даже не смог закончить предложение.
— Есть внутренний источник, который готов обнародовать это.
— Только Гена знал, и ни за что на свете мой брат…
— Значит, это правда. — Он слышал разочарование и обиду в голосе Милы. — У тебя есть сын, и ты не подумал, что мне следует знать об этом? Забудь о том факте, что я один из твоих старейших друзей, но и как своей пиарщице ты не счел нужным сообщить мне эту информацию.
— Я еще не знаю наверняка. — Глеб провел пальцами по волосам.
— Что ж, Глеб, это та информация, которая мне нужна, чтобы меня не застали врасплох с просьбой прокомментировать то, что ты вдруг стал отцом.
— Я еще не знаю. Я имею в виду, что не знаю, отец ли я. — Глеб уставился на конверты, в которых как раз был ответ.
— Ты не знаешь?
— Нет. — Глеб взял конверты и направился в квартиру, объясняя Миле всю ситуацию. Он упомянул тот факт, что в настоящее время держит в руке ответ на вопрос касаемо его отцовства.
Когда он закончил, она выдохнула: — Боже мой.
— Ага. Таково было общее мнение.
— Хорошо. — Ее голос снова стал четким. — Что ж, я постараюсь, чтобы ничего не просочилось, и мы выиграем для тебя немного времени. Затем, когда ты будешь готов, мы организуем эксклюзив. Договорились?
— Звучит неплохо.
— Дай мне знать, когда поймешь, что происходит. Конечно, если это не слишком тебя затруднит, — добавила Мила.
— Я так и сделаю. И, Ми, мне очень жаль. Я должен был держать тебя в курсе…
— С чего бы тебе начинать сейчас? — беззаботно спросила она, давая ему понять, что все в порядке, прежде чем завершить разговор.
Он опустил телефон, и его взгляд метнулся между ним и двумя конвертами, которые он положил на кофейный столик, пытаясь решить, как ему следует поступить. Он пообещал Анне, что не будет смотреть на результаты без нее, но знал, что она уже спит.
Сегодня была первая ночь, когда он не остался. Она заснула во время сказки на ночь для девочек. Он отнес ее в постель, поцеловал и ушел. Ей нужен был отдых, но он ни за что