Мес в своем дворце поднял голову. Он услыхал голос Кадуцея и все понял. Но овладевшая им апатия переборола его. Целый день он без движения лежал на своей кровати, видя, как постепенно заходит солнце его мира. Он оброс щетиной и сильно похудел. Кожа его на лице почернела и стала смахивать на пергамент. Волосы отросли и поседели. Время течет по-разному в разных мирах. В мире Кларендона оно текло быстро, быстрее, чем в других. Мир Меса с его торжественными закатами и басовитым гулом лесов, тянущихся до самого горизонта, обладал неспешным течением времени и тем был удобен: здесь хорошо было пережидать потрясения и трудности. Но сейчас пережидать означало подвергнуть себя опасности остаться в неведении, а нет хуже этой беды. Он помнил смутно, что за это время к нему наведывался Пиль, постоял у постели, цокнул языком, пропал. Потом… невозможно… нет… Мириам, глядевшая печально и сострадательно?
Мыслить он не перестал. Но это были смутные, будто закутанные в вату мысли, отклик которых еле доходил до его сознания. Но одна крутилась меж извилин постоянно, внося беспокойство своею докукой. Эта мысль была — о Гогна. И, очнувшись, медленно приходя в себя, он поймал себя на том, что мелко трясет головой, стремясь освободиться от назойливой мысли. Это не удавалось. Но в себя он пришел. Он увидел, что, одетый, лежит на кровати, а лучик взошедшей за окном луны вырывает из окружающей темноты его обутую в башмак ногу, налепившиеся на подошву комья грязи… и где это я так извозился?.. грязь мира… грязь мира Хесуса Гассен-ди-Кларендона.
Он вспомнил.
Когда он встал под душ, вода, казалось, смыла не только грязь его тела, но и прополоскала все внутри, промыла мозг, и мысли освободились от окутывающей их грязной ваты. Они застучали внутри черепа, словно звонкие горошины, и он сжал голову руками. Струи воды хлестали по нему, будто во время тропического муссона. Зачем приходил Пиль? Надо что-то делать. Сутки! Зачем приходил Пиль?
Кадуцей. Арелла.
Сначала он решил вернуться за своим жезлом, но лавр сообщил, что ему хорошо, что никогда не было ему так хорошо, как сейчас. Ты, пожалуйста, не трогай меня. Ладно, сказал Мес.
И сейчас же приказ настиг его. Приказ безмолвный, но гласящий, всепроникающий, но ограниченный, неотвергаемый, но спорный, неописуемый, но наглядный, неповторяемый, но настырный, неизреченный, но реченный, безвременный, но последний. На свою via dolorosa вступал Мес.
Пока он брился, стало ясно, что события за эти сутки не стояли на месте. Сутех чуть не застал Бакста в его мире, и испуганный Бакст бежал под защиту Ирид. Малларме, как водится, тут же куда-то исчез. Прочие, словно животные, которым грозит опасность, затаились в своих мирах. На Земле не осталось никого, кроме Сета и Пиля, свыкшегося по своей привычке где-то в городах. Даже Ховен и Кебес, наконец-то почуявшие опасность, не показывались. Сет стал полновластным владыкой Земли.
Рука Меса дрогнула, и он порезал себе щеку.
— Отлично, — сказал он, и голос его тоже дрогнул. — Не всегда же ведать, что творить.
Он решил облечься в самые роскошные свои одежды и долго перебирал камзолы и хламиды в своих шкафах. Потом это ему надоело, и он решил пойти в чем есть. Был — в зеленой майке с изображением кукушки, выскакивающей из часов, и надписью «Кукушка спит, а время идет!», черных штанах и грубых крестьянских башмаках с полопавшимися шнурками. Эх, кадуцея не достает!..
Спустившись вниз, он отомкнул ключом запретную дверь и вошел в черную с зеркалами комнату. Надежно запер дверь за собой и подошел к крайнему слева зеркалу. Свеча еле мерцала перед ним.
— Великие Спящие, — произнес он запинаясь, — Видящие Странные Сны, примите мою протянутую руку! Впустите меня! Откройте свой последний скорбный путь!
Он помедлил, оглянулся, а потом вошел в зеркало. Мертвые были перед ним. Жужжащая невнятно толпа смолкла при его появлении.
— Привет, — не раздумывая произнес он. — Ну что, пошли!
— Куда это? — раздался вдумчивый голос.
— За мной, — сухо ответствовал Мес.
И он повел их. Ему было действительно трудно без кадуцея, чье мудрое и священное древо немало споспешествовало ему на путях водительства живых и мертвых. Но он мог обходиться и без него, хотя трудно это было, непривычно, тоскливо и неприятно.
Он оглянулся, чего раньше никогда не позволял себе, и увидел, что мертвых не прибавляется. Но заметил среди них Снофру. Жрец покорно следовал за ним, и взгляд его был пуст.
Вот и показались уже вдали арки Входов. Скоро подошли к ним. Человек в джинсах уже сидел перед тихим сонным ручейком, и, часто затягиваясь, курил вонючую самокрутку.
— Ну, наконец-то! — хрипло приветствовал он Меса, как всегда ни словом не обласкав ведомых им. — А я уж заждался… Эй, вы, давайте все под правую арку!
Мертвые, поколебавшись (все как обычно) начали переходить Порог. Человек взглянул искоса на молчащего Меса, как бы вскользь спросил:
— Ты чего это? Молчим, а?
Мес кивнул.
— Что-то не так. Ты сегодня какой-то не такой.
— Да, — ответил Мес.
— Так. А почленораздельнее ничего не будет.
— Да, все не так. И я какой-то не такой сегодня.
Человек глубоко задумался над этими словами.
— Я… — начал он, но Мес внезапно резко поднял руку, прервав его. Что это? Я не ошибся? Или только что оттуда, из-под арки левого Входа, до меня донеслось нечто? А что там? Там, за Порогом? Хаос, говорят многие, и я в том числе. Отец Хаос. Отец? Так это он зовет меня? Или… к чему-то принуждает? Мимо прошел Снофру, последний из мертвых, и ушел во тьму. Но я хотел поговорить с ним! Опять. Опять это. Зовет. Или… приказывает?
Раздался треск, и неподалеку показался Ховен. Он находился в горизонтальном положении, с закрытыми глазами, но кровати под ним не было. Под ним вообще ничего не было. Он лежал в воздухе.
— Я сплю, — подумал Ховен, и они услышали его. Ховен внезапно сел, но глаза его оставались закрытыми.
— Что это? — подумал он.
— Ты уже здесь, — сказал Мес.
Ховен открыл глаза — и с шумом свалился наземь. Недоумевающе он осмотрелся.
— Что это? — растерянно повторил он.
Снова треск, и возник Кебес. Этот будто восседал на своем любимом троне, но его, как и следовало ожидать, под ним не было. Секунду он хлопал глазами, а потом также брякнулся оземь.
Треск — явление доктора Гутьеррес. Она переминалась с ноги на ногу, сжав руки, и смотрела во тьму Входа.
— А, уже знаю! — радостно перемолол словами паузу человек в джинсах. — Сейчас заявится…
Новый треск перемолол уже его слова, но догадка оказалась верной. Это явился Сутех. Не в пример прочим, растерянным он не выглядел. Он был хмур и насторожен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});