В ночь на 2-е марта, по приказу штаба армии, Сифантай был оставлен. Мы пошли на присоединение к генералу Грекову. Но вскоре наш отряд генерала Павлова получил четыре разноречивых приказания от главнокомандующего, от командующего 2-й армией (два) и от генерала фон дер Лауница, служебное положение которого нам не было известно.
Стало очевидным, что в высших штабах управление нарушено. Для выяснения недоразумений я послал офицера на ближайший этап – попытаться соединиться телефоном со штабом армии. Этого ему сделать не удалось, но, благодаря перепутанным проводам, он стал свидетелем разговора, происходившего между главнокомандующим и командующим 2-й армией.
Куропаткин: «Пошлите полк или два, если можно, по железной дороге в Хушитай».
Каульбарс: «У меня ни одного свободного полка».
Куропаткин: «У меня нет ни одного солдата».
Каульбарс: «Слушаю. Я хотел бы сам перейти в Санлинпу и стать во главе Северного отряда»…
Куропаткин: «Очень рад. Да благословит вас Бог. Надеюсь, что вы меня выручите».
Я предупредил штабных, чтобы удручающий разговор этот не передавали в полки.
Не имея резервов, наше командование употребляло чрезвычайные усилия, чтобы парировать удар. Из армии Линевича приказано было вернуть столь неосмотрительно посланный туда 1-й Сибирский корпус. Спешно снимались дивизии из боевой линии 2-й армии и прямо из боя направлялись на запад против обходящего Ноги. Во главе этих войск стал генерал Каульбарс, оставив за себя на Южном фронте армии генерала фон дер Лауница. Каульбарс выехал лишь с несколькими офицерами штаба, без надлежащих средств связи, что крайне затрудняло возможность управления.
* * *
Выяснилось, наконец, что мы подчиняемся генералу фон дер Лауницу, должны идти на север, причем передать 8 сотен генералу Толмачеву, посылаемому штабом.
Мы шли вдоль фронта, в двух километрах от противника. Впереди была деревня Сухудяпу – пункт весьма важный, как стык Южного и Западного фронтов, естественная тактическая позиция и сосредоточение больших артиллерийских и продовольственных складов. Сухудяпу не была пока никем прикрыта, а между тем в этом направлении показались японские части. Наш отряд развернулся, отбил атаку японцев и стоял до подхода головной бригады собиравшихся там сил.
Но в ночь на 3 марта командир бригады, генерал Голембатовский, без давления противника, отвел бригаду за р. Хуньхе, бросив Сухудяпу… Мы ночевали в двух верстах от селения. Эта ночь навсегда останется в памяти. Горело Сухудяпу. Страшный грохот рвавшихся артиллерийских снарядов, огненные бичи, взлетавшие в темную высь, какой-то сплошной хаос света и звуков, видимый и слышимый на десятки верст, действовал угнетающе на нас и, без сомнения, на подходящие к фронту войска. Плохая прелюдия к готовящемуся наступлению…
Утром 4-го японцы, совершенно неожиданно для командования, были уже в Сухудяпу. А за передовыми японскими линиями текли и текли безо-становочно новые колонны на север.
3 марта прибыл генерал Толмачев, и Павлов передал ему восемь наших сотен.
«Отряд генерала Павлова» прекратил свое существование. Славная мищенковская Урало-Забайкальская дивизия распалась. В тот же день генерал Каульбарс, забыв, что подчинил «Западную конницу» генералу Лауницу, приказал прислать в свое распоряжение шесть сотен, а через день еще две сотни и две батареи. Распался и отряд генерала Толмачева.
Генерал Павлов и я со штабом остались без дела. Мы не хотели уходить в тыл и решили остаться в боевой линии при последних двух наших сотнях. Во избежание недоразумения, каждый день утром и вечером я посылал донесения в штаб армии о положении бывшей Западной конницы и о том, что «Отряд генерала Павлова» не существует. Тем не менее в течение трех дней еще мы получали распоряжения, возлагавшие на несуществующий отряд важные и ответственные задачи.
6 марта нас вызвали, наконец, в штаб армии.
В штабе – неосведомленность, усталость, уныние. Только что кончился военный совет, и генерал Каульбарс шел на телеграф. Решалась судьба завтрашнего дня…
После моего доклада нам разрешено было «стать, где угодно».
– А когда же общее наступление? – спросил я штабного генерала.
– Все обозы направлены спешно в тыл, а армии приказано удерживать свои позиции.
Нас тяготило наше бездействие, и мы, отыскав 4-й Уральский полк, присоединили к нему две наших сотни. Генерал Павлов объединил командование. В тот же день мы получили распоряжение «прикрыть подступы к Мукдену с севера, став у станции Унгентунь».
Положение становилось грозным. Японцы появились уже к северу от Мукдена, в 6 километрах от Императорских могил, угрожая глубокому нашему тылу.
У Унгентуня мы застали уже отряд пехоты с артиллерией. Осветили разъездами местность. Японцев поблизости еще не было. В эту ночь начальник этапа, панически настроенный, вопреки категорическому распоряжению генерала Павлова, преждевременно поджег склады. Унгентунь горел, поднялась паника, и пехотные цепи, лежавшие впереди поселка, открыли беспорядочный огонь в направлении воображаемого противника. Вскоре, однако, все успокоилось. А позади позиции, по железной дороге, закрытой от нас высоким валом, двигались с севера на юг… к Мукдену вагоны с пополнениями, и солдаты весело распевали песни…
На другой день, 8 марта, японская дивизия атаковала нас у Унгентуня, но дрогнула и отступила в полном расстройстве, оставив в поле батарею. Наш Уральский полк брошен был в атаку на батарею, но, встреченный сильным огнем пехоты, укрытой поблизости, в складке местности, отскочил.
Уже к 3 марта путем огромных усилий нашему командованию удалось сосредоточить на Западном фронте против Ноги значительные силы, хотя и с большим перемешиванием частей. Я прошел по всему Западному фронту от начального этапа – Убанюлы до Унгентуня. Видел разные наши полки во многих боях, особенно тяжелых под Санлинпу, Мадяпу, Янсинтунем.
Беседовал со многими офицерами и солдатами, замечал в них усталость и сомнение, но нигде не наблюдал упадочного настроения и чувства безнадежности. С 3 марта войска, переменив фронт к западу, готовы были по первому слову обрушиться всей тяжестью своих 120—140 батальонов на слабейшего врага, совершавшего свой обходный марш в виду неподвижно стоявших русских линий.
Но словосочетание это – «общее наступление» – произнесено не было.
На западе – отдельные атаки небольшими группами – упорные, кровопролитные, но разрозненные – не могли побороть упорства боковых авангардов противника. На севере – мелкие отряды – заставы, бессильные удержать неприятельские колонны, беспомощно наблюдали их течение, вытягиваясь параллельно им тонкими линиями. И тесное кольцо сжималось вокруг злополучного Мукдена.