Суворину А. С., 25 ноября 1896*
1824. А. С. СУВОРИНУ
25 ноября 1896 г. Мелихово.
25 ноябрь.
Возвратясь из Москвы, отвечаю на Ваше письмо. Жан Щеглов живет во Владимире губ<ернском>, Студеная гора, д. Логинова. За фамилию домохозяина не ручаюсь, но думаю, что почта знает адрес Жана и ошибки в адресе не будут иметь значения. Если же Щеглова нет во Владимире, то он скрывается в Москве, в Кокоревском подворье.
Теперь позвольте дать Вам скучное поручение. Дирекция прислала мне контракт для подписи*. Будьте добры, когда угодно, при оказии, пошлите его в дирекцию плюс гербовый сбор 1 р. 25 к. Эту сумму посылаю Вам марками. Кстати обратите внимание на 2-й пункт контракта. Ведь за 4-х актные пьесы полагается плата в размере 10% с валового сбора, и, кажется, за «Иванова» я получал именно 10%. Но теперь почему 8%? Если в контракте ошибка, то не посылайте его.
Как сошел у Вас спектакль?*
Вообще что нового?
Да, Иванов (управл<яющий> Б<арятински>х) женат на второй.
Приехать скоро не могу.
Желаю Вам всего хорошего. Простите за поручение.
Ваш А. Чехов.
Немировичу-Данченко Вл. И., 26 ноября 1896*
1825. Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
26 ноября 1896 г. Мелихово.
Лопасня, 96 26/XI.
Милый друг, отвечаю на главную суть твоего письма — почему мы вообще так редко ведем серьезные разговоры*. Когда люди молчат, то это значит, что им не о чем говорить или что они стесняются. О чем говорить? У нас нет политики, у нас нет ни общественной, ни кружковой, ни даже уличной жизни, наше городское существование бедно, однообразно, тягуче, неинтересно — и говорить об этом так же скучно, как переписываться с Луговым. Ты скажешь, что мы литераторы и что это уже само по себе делает нашу жизнь богатой. Так ли? Мы увязли в нашу профессию по уши, она исподволь изолировала нас от внешнего мира — и в результате у нас мало свободного времени, мало денег, мало книг, мы мало и неохотно читаем, мало слышим, редко уезжаем… Говорить о литературе? Но ведь мы о ней уже говорили… Каждый год одно и то же, одно и то же, и всё, что мы обыкновенно говорим о литературе, сводится к тому, кто написал лучше и кто хуже; разговоры же на более общие, более широкие темы никогда не клеятся, потому что когда кругом тебя тундра и эскимосы, то общие идеи, как неприменимые к настоящему, так же быстро расплываются и ускользают, как мысли о вечном блаженстве. Говорить о своей личной жизни? Да, это иногда может быть интересно, и мы, пожалуй, поговорили бы, но тут уж мы стесняемся, мы скрытны, неискренни, нас удерживает инстинкт самосохранения, и мы боимся. Мы боимся, что во время нашего разговора нас подслушает какой-нибудь некультурный эскимос, который нас не любит и которого мы тоже не любим; я лично боюсь, что мой приятель Сергеенко, ум которого тебе нравится, во всех вагонах и домах будет громко, подняв кверху палец, решать вопрос, почему я сошелся с N в то время, как меня любит Z. Я боюсь нашей морали, боюсь наших дам… Короче, в нашем молчании, в несерьезности и в неинтересности наших бесед не обвиняй ни себя, ни меня, а обвиняй, как говорит критика, «эпоху», обвиняй климат, пространство, что хочешь, и предоставь обстоятельства их собственному роковому, неумолимому течению, уповая на лучшее будущее.
А за Гольцева я, конечно, рад и завидую ему*, ибо в его годы я уже буду не способен. Гольцев мне очень нравится, и я его люблю.
За письмо благодарю тебя от всего сердца и крепко жму тебе руку. Увидимся после 12-го декабря, а до этого времени тебя не сыщешь. Кланяйся Екатерине Николаевне и будь здоров. Пиши, буде придет охота. Отвечу с превеликим удовольствием.
Твой А. Чехов.
Евтушевскому А. П., 27 ноября 1896*
1826. А. П. ЕВТУШЕВСКОМУ
27 ноября 1896 г. Мелихово.
Многоуважаемый Андрей Павлович!
Я написал о Вас П. Ф. Иорданову*, как Вы того желали, о чем и спешу сообщить Вам. Кланяюсь Вашим детям и желаю, чтобы Ваши хлопоты и заботы увенчались полным успехом.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов. 96 27/XI.
Отметки Вашего сына* мне очень понравились; я хуже учился.
Чехову М. П., 27 ноября 1896*
1827. М. П. ЧЕХОВУ
27 ноября 1896 г. Мелихово.
26-го ноября в 6-м часу вечера у нас в доме произошел пожар. Загорелось в коридоре около материной печи. С обеда до вечера воняло дымом, жаловались на угар, вечером в щели между печью и стеной увидели огненные языки. Сначала трудно было понять, где горит: в печи или в стене. В гостях был князь*, который стал рубить стену топором. Стена не поддавалась, вода не проникала в щель; огненные языки имели направление кверху, значит была тяга, между тем горела не сажа, а, очевидно, дерево. Звон в колокол. Дым. Толкотня. Воют собаки. Мужики тащат во двор пожарную машину. Шумят в коридоре. Шумят на чердаке. Шипит кишка. Стучит топором князь. Баба с иконой. Рассуждающий Воронцов. В результате: сломанная печь, сломанная стена (против ватера), содранные обои в комнате матери около печи, сломанная дверь, загаженные полы, вонь сажей — и матери негде спать. А еще, кроме всего, новый повод известному тебе лицу* нести чепуху и орать.
Заявляю убытков на 200 руб.
У нас Лика. Кланяюсь.
Ваш папаша*
А. Чехов.
Печка была сделана ужасно глупо. 96. 27/XI.
На конверте:
Ярославль. Михаилу Павловичу Чехову.
Духовская ул., д. Шигалевой.
Чеховой М. П., 29 ноября 1896*
1828. М. П. ЧЕХОВОЙ
29 ноября 1896 г. Мелихово.
Комм<ерческое> о-во выдаст 150 р. Можно звать печника и плотника*. Чем раньше приедет печник, тем лучше, а то мать замучилась. Пришли печника поскорее. Глина будет готова. Всё благополучно. У нас Владимир Николаевич*, который тебе кланяется.
Желаю всех благ! Поклон Лике и Варе*.
Твой А. Чехов. 96 29/XI.
Спроси печника, нужен ли войлок, купи его у Мюра. У Вани возьми книги. Войлок пусть Мюр пришлет.
На обороте:
Москва. Марии Павловне Чеховой.
Сухаревская Садовая, д. Кирхгоф, кв. 17.
Чехову Г. М., 29 ноября 1896*
1829. Г. М. ЧЕХОВУ
29 ноября 1896 г. Мелихово.
Лопасня, 96 29/XI.
Милый, бедный Жоржик, судьба загнала тебя в Анапу!* Но нет худа без добра: во-первых, ты теперь как-никак все-таки агент, вроде вашего превосходительства, и, во-вторых, никогда так не ценишь и не любишь родины, как на чужой стороне. Хуже всего, что эту зиму к нам не приедешь.
Чтобы доставить тебе, изгнаннику, хотя минутное развлечение, буду с каждой почтой высылать тебе какую-нибудь чепушенцию — отдельные номера газет, каких (предположительно) нет в Анапе, и разные брошюрки вроде «Битвы русских с кабардинцами» и «лечения мозолей»*. На сей раз посылаю книжку «Читателя». Я буду посылать, а ты, когда разбогатеешь, возвратишь мне почтовые расходы.
У нас ничего нового. Впрочем, 26 вечером у нас в доме был пожар*. Звонили в колокол, работала пожарная машина, толкались в доме и на дворе мужики, но дело обошлось благополучно; сгорела только часть стены и пришлось сломать печь.
Приезжает изредка Миша с женой, которая оказалась очень милой, простодушной женщиной и искусной поварихой.
Моя «Чайка» нигде еще не была напечатана. Был у меня один рукописный экземпляр, но я отослал его в Киев, где пьеса имела большой успех*. По какой же рукописи играли в Таганроге*? Воображаю, что и как они играли!*
Получается ли в Анапе «Нива»? Пиши от скуки. Ведь по вечерам тебе должно быть адски скучно.
Марку Федоровичу* поклонись и передай ему, что я его очень, очень помню. Будь здоров, не скучай.
Твой А. Чехов.
Почему Анапа Кубанской обл<асти>, а не Черноморской губ<ернии>?
Семенковичу В. Н., конец ноября 1896*
1830. В. Н. СЕМЕНКОВИЧУ
Конец ноября 1896 г. Мелихово.
Многоуважаемый Владимир Николаевич, возвращая Вам «Север России»* и посылая кстати приобретенное мною «Опасное начинание», прошу Вас подписать обе эти книги полной фамилией.