Читать интересную книгу Зеркало моды - Сесил Битон

Если представить, что мода – это бесконечная книга, то в таком случае задача хорошего дизайнера – продолжать этот роман, придумав пару-тройку сюжетных ходов; при этом порядочный автор не станет отклоняться от основной фабулы, а удачно подхватив нить повествования, сможет и дальше ей следовать. Баленсиага в отличие от одержимых модой людей не верит, что все новое будет новым вечно – наоборот, его сюжетные ходы должны согласовываться с предыдущими, отвечать самой сути моды, ее характеру. Порой идя на уступки, он тем не менее от своего основного принципа не отступает. Даже когда около года назад покупатели коллекции стали жаловаться ему на излишнюю просторность вещей, он внял их словам и подогнал силуэты, убрав вздутие и мешковатость, но не предал своих идеалов.

Чувство цвета у Баленсиаги до такой степени обостренное, что он умеет, рассмотрев четыре сотни оттенков, безошибочно определить назначение каждого. Он твердо уверен, что модельер в выборе цвета, отвечающего его замыслу и вдохновляющего его, должен придерживаться подлинно научного подхода.

Слушая Баленсиагу, его рассуждения о женщинах, моде, современном мире, ощущаешь отчетливую и неизбывную тоску и отчаяние. Возможно, в нем и кроется секрет уникального таланта модельера: ведь то, что делается от отчаяния, будет жить вечно. Конечно, он уверен, что великолепный век исчез и не вернется; безвозвратно ушли баснословные богатства и роскошь, благодаря которым создавалась особая атмосфера эпохи расцвета моды; при этом Баленсиага, как и Диор, следует за эпохой и продолжает создавать то, в чем эпоха, по всей видимости, ищет и находит свое отражение. В переменчивом океане моды этот гордый испанец-традиционалист стоит подобно причудливому утесу, с которым капризные волны времени ничего не смогут сделать уже много веков.

Кроме королей дизайна, восседающих на главном парижском престоле есть и другие, которые стараются держаться поближе к ним, как на семейной фотографии. Это создатели модных аксессуаров. Среди прочих приближенных к трону и связанных с ним кровными узами можно назвать журналы «Vogue», «Harper’s Bazaar», «Femina», «Mademoiselle» и еще чуть более десятка изданий, задача которых – пропагандировать последние веяния. Гении женской журналистики, возглавляющие эти издания, весьма известны, пусть и не каждому человеку на улице, но узкому кругу тех, кто причастен к миру моды. Эдна Вулмен Чейз и Кармел Сноу много лет посещают показы и сидят в первом ряду. Благодаря их деятельности меняются тенденции и появляются новые законодатели мод: о них тысячи женщин узнают из журнала и волей или неволей принимают диктуемое на веру.

Госпожа Эдна Вулмен Чейз, по сравнению с остальными, – высшая инстанция, которой почти всегда можно доверять. Недавно журнал «Vogue» подал в суд на школу моделей, которая, не имея отношения к издательскому дому «Condé Nast», незаконно использовала название издания, и госпожа Чейз, выступая свидетельницей, заявила судье, что работает в «Vogue» с 1895 года, чем немало его удивила. Приспустив очки на нос, привстав и окинув свидетельницу взглядом, он пробормотал: «Надо же, очень интересно». За эти пятьдесят с лишним лет работы в «Vogue» госпожа Чейз существенным образом влияла, прямо или косвенно, на развитие средств информации и методов рекламы; всех внедренных ею в этой сфере новшеств не перечислить. По своему духу и характеру Эдна Вулмен Чейз – женщина заботливая и щедрая, отличающаяся также простодушием, добрым сердцем и бойцовским духом: ей не раз приходилось вести войну, во-первых, с безвкусным шиком, во-вторых, с теми людьми, которые время от времени пытались подорвать принципы, коих она придерживается. Сейчас ей уже под 80 лет, и она по-прежнему активно участвует в делах журнала, которому полвека своей жизни она служила верой и правдой.

Госпожа Кармел Сноу из «Harper’s Bazaar» свой журналистский опыт приобрела, публикуясь в «Vogue» и в других изданиях дома «Condé Nast». За это она до сих пор им чрезвычайно признательна. Миссис Сноу, словно хорошее вино, с каждым годом обретает все более тонкий вкус. У нее бледно-лилового оттенка волосы и румяные щеки. Те качества, которые были ей присущи в молодости и благодаря которым она стала знаменита в мире моды, сегодня цветут новым цветом. В госпоже Сноу интересным образом соединяются ирландский темперамент и, хотя французской крови в ней нет, интуиция француженки. Инстинкт, который никогда ее не подводит, позволяет ей предугадывать тенденции современной моды на этапе, когда для большинства профессионалов они еще не очевидны. Кармел Сноу настолько проникается окружающей ее атмосферой, что часто, как телепат, угадывает реакцию людей, заканчивает за них мысли и фразы. Отзывчивая, наделенная быстрым умом, директор «Harper’s Bazaar», однако, выставляет себя в довольно невыгодном свете, уверяя, что она необразованная и неграмотная. Но в профессии она, безусловно, одна из самых грамотных людей, а ее образование – те самые французские инстинкты, которыми она вынуждена пользоваться в своей среде, непредсказуемой и не прощающей ошибок. Тут госпоже Сноу не о чем беспокоиться: как саламандра ловит муху проворным языком, так и она своим острым умом на лету ухватывает идеи и излагает их в журнале, который держит неизменно высокую планку и остается примером для всех остальных.

Французский редактор «Harper’s Bazaar» Мари-Луиза Буске – как волшебный порошок вроде того, что китайцы веками добавляют в суп или соус, храня рецептуру в строгом секрете. Без мадам Буске мир моды лишился бы частички души и разума. Вращаясь в среде, где отношения, как правило, непростые и шаткие, Мари-Луиза Буске не растеряла ни доброго отношения к людям, ни высокохудожественного вкуса. Ей понятны беды и трудности, с которыми сталкиваются художники. Она большой ценитель книг: пока был жив ее муж, они вместе устраивали литературные салоны. Для мира моды Мари-Луиза Буске – настоящее сокровище не только потому, что она присутствует при рождении всего нового в большом и малом искусстве, но и потому, что исполняет при этом роль акушерки. Для людей, ищущих вдохновения, эта замечательная француженка – просто сказочная фея, исполняющая заветные желания. За ее модными платьями, зваными вечерами по четвергам, за мучащим ее подозрением, что она заложила свою душу, чтобы выжить в мире преходящих ценностей, – за всем этим скрывается фигура глубоко трагическая, одинокая, наделенная чудесными качествами, непоколебимыми как гранит, неизменными в течение многих лет. У нее тяжелейший артрит, она прихрамывает, но не отчаивается – колесит в своем автомобильчике, пытаясь успеть всюду, утешая тех, кто встревожен, заботясь о людях, заводя друзей, содействуя молодым талантам и блестяще играя в мире моды роль Флоренс Найтингейл. И несомненно, являясь таковой.

Глава XVI

Французский штрих

Однажды Шелли сказал, что, если считать, что доставшееся нам художественное и литературное наследие восходит к Фидию и Платону, то все мы греки. С таким же успехом можно сказать, что все мы французы. Представьте: на протяжении вот уже трехсот лет Франция удерживает исключительный статус центра западной цивилизации, питая литературу и искусство, как изобразительное, так и прикладное, своим особым видением, чутьем, творческой энергией. Во всем этом безошибочно угадывается так называемый французский штрих. В поэзии, парфюмерии, драматургии и портняжном деле, в оформлении интерьеров и прочих новшествах Франция – бурлящий гейзер вдохновения.

Совершенно не случайно, что именно французы – непревзойденные мастера в искусстве жить и творить образ жизни. По-настоящему цивилизованный народ не станет презирать второстепенные виды искусства, зная, как важны эти жизненные проявления, пусть даже их выразительные средства не столь монументальны, как мрамор или рукопись. Франция может по праву гордиться талантливыми ювелирами и декораторами не меньше, чем Стендалем или Роденом. Швейцар, распахивающий вам двери, и добродушная и участливая консьержка, коротающая время за вязанием, уважают красоту во всем ее многообразии. Поэтому 50 миллионов французов считают необходимым совершенствовать и развивать малое искусство, в котором они уже достигли определенных высот. Каковы бы ни были причины этого явления, жителей других стран пример Франции явно подстегивает: в Париже обосновалось множество иностранцев, и некоторым из них удалось в определенной степени усвоить эту уникальную способность. Пожалуй, наиболее яркий пример из недавнего прошлого – Пикассо. Его долг перед Францией так велик, что мы уже и не считаем его испанцем, разве что по месту рождения. Корни его культуры, безусловно, французские. При этом французы или «офранцузившиеся» люди в равной мере предпринимают успешные попытки быть первыми не только в одежде: в ювелирном деле или дизайне интерьеров они явно одни из лучших, при этом не похожи на других.