Беркович узнал — сосед с первого этажа, он вчера утром был дома, возился у себя в садике и уверенно утверждал, что с восьми до без четверти десять, когда подъехала патрульная машина, никто из дома не выходил и не входил — никто из чужих, конечно, а так бегали дети, толстая Шуля с четвертого этажа дважды выходила в магазин и возвращалась с полными пакетами.
Тело, завернутое в саван, опустили в могилу, и Рина с Леей бросили по горсти земли. Могильщики взялись за лопаты. Беркович еще раз обвел взглядом присутствовавших — если среди них был убийца, то распознать его не удалось. Да и никогда не удавалось, хотя дважды в практике старшего инспектора были случаи, когда убийца являлся на похороны жертвы.
Выйдя за ограду кладбища, он дождался появления женщин — хотел предложить довезти их до дома, но они сели в серебристую «мазду», за рулем которой был сосед с первого этажа. Он, видимо, их и привез — Беркович явился на церемонию, когда она уже началась, не хотел, чтобы на него обратили внимание.
— Борис! — услышал он знакомый голос. Из своего красного «рено» махал Рон. Он-то чего искал на похоронах? Свою работу эксперт выполнил, его сотрудники сделали все анализы и исследования с необычной для них скоростью — Хана очень заинтересовало это убийство.
— Я на машине, — сказал Беркович, подойдя и пожав Рону руку. — Почему я тебя не видел на кладбище?
— Издалека смотрел, — коротко отозвался Хан.
— Появились идеи? — заинтересованно спросил Беркович.
— Нет, — покачал головой эксперт. — Я думал — здесь, посмотрю на этих людей, на вдову, и что-то придет в голову.
— Ничего?
— Глупая идея, — Хан помолчал. — Может, Натан нашел этот камень? Странная штука, согласись, ты бы тоже заинтересовался, найдя такое на улице. Принес, никому не показывал, утром хотел рассмотреть лучше…
— И случайно ударил себя по шее? — насмешливо спросил Беркович.
— Нет, конечно, — сердито сказал Хан.
— Ясно, — вздохнул Беркович. — Ты на работу? Поезжай, я за тобой.
Он оглянулся. «Мазда» умчалась, на кладбище не осталось никого, кроме могильщиков, собравшихся под навесом, где недавно раввин читал кадиш[15] по усопшему. «Господь Бог наш, Бог единый…»
«Богу все известно, — подумал Беркович, — но это единственный свидетель, который никогда не даст показаний».
* * *
На третий день после убийства Беркович знал о семье Альтерман больше, чем кто-либо другой в Израиле и, скорее всего, во всем мире. В расследовании он не продвинулся ни на шаг. Комиссар Хутиэли, у которого Беркович проходил стажировку после офицерских курсов, большой любитель давать советы (правда, Беркович сам попросил его оценить ситуацию), сказал после долгого раздумья:
— Жена знает больше, чем говорит, это понятно. Задержи ее на двадцать четыре часа, пусть посидит полдня в камере, а потом допроси. Уверяю тебя, расскажет много интересного.
Беркович молчал, смотрел в окно. Да, проверенный метод, обычный метод, плохой метод.
— А можно сначала, — продолжал рассуждать комиссар, — вызвать ее на допрос в местное отделение полиции, чтобы она далеко не ехала. Посиди там с ней — официальная обстановка на женщин этого типа обычно действует отрезвляюще.
— Какого типа? — не удержался от вопроса Беркович.
Хутиэли внимательно посмотрел на бывшего подчиненного.
— Если я правильно тебя понял, — сказал он задумчиво, — Рина женщина скорее эмоциональная, чем рассудочная. Убить с заранее обдуманным намерением не смогла бы — слишком сложная конструкция. Значит, возможен сообщник. Мужчина.
— Никто из посторонних в дом утром не входил и не выходил, — вяло возразил Беркович.
— Следовательно, — с энтузиазмом принял возражение Хутиэли, — это кто-то из живущих в доме. Возможно, у Рины связь с кем-то из соседей. Обычное дело. Сколько там квартир в блоке?
— Десять, включая квартиру Альтерманов. Мужчин, с кем хотя бы теоретически у Рины могла быть связь, двое — Реувен Мильштейн с первого этажа и Гай Финкель с четвертого.
— Вот видишь! Минимум двое, которых надо проверить!
Беркович покачал головой.
— Реувен — молодой парень двадцати двух лет. Зачем ему Рина? У него есть девушка, они собираются пожениться. Кстати, он дал показания, что никто из чужих в дом не входил и не выходил. На кладбище Рина с Леей ездили на его машине. Если Мильштейн сообщник, его показания нелогичны. А второй — Финкель — с Риной в очень плохих отношениях. Их квартира над квартирой Альтерманов, трубы в доме плохие, это старый дом постройки сороковых еще годов, трубы давно менять надо. Финкели постоянно заливают Альтерманов, Рина скандалит с Гаем, тот обещает трубы починить, но только латает дыры, а они появляются опять.
— Рина скандалит с Гаем, — многозначительно заметил Хутиэли. — Неплохое прикрытие нежных отношений, тебе не кажется? Кстати, почему скандалит Рина, а не Натан?
— У Рины это лучше получается, — хмыкнул Беркович. — Натан был человеком тихим, голос не повышал, даже когда его выводили из себя. Так все соседи говорят, и Рина тоже, и Мария.
— Мария?
— Подруга. Сейчас она у них, Рине с дочерью трудно быть одним.
— Все-таки ты защищаешь вдову, — сказал Хутиэли. — Единственная подозреваемая, и ты, я вижу, не веришь в ее виновность.
— Не верю, — пробормотал Беркович, стараясь придать не столько голосу, сколько собственным мыслям, больше уверенности, которой не испытывал.
— Вернемся к Финкелю, — деловито произнес Хутиэли. — Женат?
— Конечно. И вряд ли он что бы то ни было себе позволял. Его жена сопернице глаза выцарапала бы, если бы у Гая с Риной что-то было.
— Могла и убить?
— Не Натана же! Рину убила бы, возможно. Мужа — скорее всего. Но все это чепуха, — прервал сам себя Беркович. — Ничего у Финкеля с Риной не было, а в то утро он рано уехал на работу, часов в семь, он работает в автомастерской на улице Каплан.
— Надо проверить.
— Проверил, конечно. Он приехал на работу в половине восьмого и до двух часов возился с «хондой», которая за день до этого попала в аварию.
— Куда ни кинь… — пробормотал Хутиэли, исчерпав возможности, которые он считал верными в выборе реальных версий убийства. Он был убежден, что убийства всегда просты, как бутерброды, которые он ел на завтрак и считал, что более простой и полезной пищи человечество не придумало. Опыт работы в полиции это убеждение подпитывал — за много лет Хутиэли не приходилось сталкиваться с убийцами, способными разработать и осуществить тщательно продуманный план, такой, чтобы следователь не разгадал если не сразу, то на второй день. Самый распространенный в Израиле тип убийств — преступления на почве семейных разборок: муж застал жену с любовником, муж жену бьет, она ему в отместку проламывает череп чем-нибудь, что попадется под руку. Или, наоборот, что случается, не так уж редко: жена лупит мужа, если ей что-то не нравится, и муж, доведенный