Она обвила его ногами и, ухватившись за плечи, откинула голову и гортанно засмеялась.
– Я тоже тебя хотела, Дейн. Думала, с ума сойду.
– Дура, – сказал он. Она сумасшедшая, если хочет такого зверя.
– Твоя дура. – напомнила она.
– Прекрати, Джесс. – Ничья она не дура, меньше всего – его.
– Я люблю тебя.
Слова выстрелили и пробили сердце. Он их не пустит в себя.
Он почти совсем вышел из нее, чтобы потом ударить с новой силой.
– Ты меня не остановишь, – задыхаясь, сказала она. – Я люблю тебя.
Он снова и снова набрасывался на нее жесткими, свирепыми толчками. Но остановиться не мог.
– Я люблю тебя, – повторяла она с каждым толчком, как будто вбивала эти слова в него, как он свое тело – в ее.
– Я люблю тебя, – сказала она, и земля содрогнулась, и небеса разверзлись и поразили его молнией.
Дейн закрыл ей рот, чтобы не выпускать три роковых слова, но они продолжали просачиваться в его запечатанное сердце, даже когда в нее полилось его семя. Он пьянел от этих слов и не мог заставить себя не верить им. Как же так, ведь он старался держать ее на расстоянии? Тщетно.
С ней он никогда не был и не будет в безопасности.
Femme fatale.
Что ж, бывают и худшие способы умереть.
И Carpe diem, сказал он себе, обрушиваясь на нее.
Как и следовало ожидать, из рая Дейн попал прямиком в ночной кошмар. Когда они вышли с церковного двора и стали искать карету, нелепый матч закончился нелепым техническим спором. Зрители растекались во всех направлениях, часть толпы двигалась к городу, другая – от него, к экипажам.
Они были уже близко от кареты, когда его окликнул Ваутри.
– Я подожду в карете, – сказала Джессика, снимая руку с локтя Дейна. – Сейчас от меня нельзя ожидать разумного разговора.
В себе Дейн тоже не был уверен, но понимающе хохотнул. Отпустив ее к карете, он присоединился к Ваутри.
Вскоре к ним подошли еще несколько приятелей, включая Эйнсвуда, и Дейн мгновенно был вовлечен в разговор о прискорбно слабых борцах.
В разгар речи Ваутри о спорном броске Дейн заметил, что Эйнсвуд смотрит куда-то мимо него. Уверенный, что этот тип опять уставился на Джессику, Дейн наклонился к нему, чтобы предупредить.
Эйнсвуд не заметил хмурого взгляда Дейна и ухмыляясь, сказал:
– Похоже, у твоего лакея полно хлопот.
Дейн проследил за изумленным взглядом герцога. Джессика была в карете, вне досягаемости похотливого взгляда его сиятельства.
Однако Джозеф, который в качестве первого лакея обслуживал леди Дейн, дрался с каким-то оборванцем. По виду это был карманный воришка, их, как и проституток, толпами привлекают к себе спортивные мероприятия.
Джозеф схватил оборванца за воротник, но тот вывернулся и ударил его по ноге. Джозеф взвыл. Уличный мальчишка ответил потоком ругательств, которые сделали бы честь матросу.
Дверь кареты открылась, Джессика высунулась и крикнула:
– Джозеф! Какого черта тут происходит?
Дейн был уверен, что она справится с любыми непредвиденными осложнениями, но он также понимал, что ему полагается быть авторитетной фигурой… К тому же приятели смотрят.
Сзади раздался душераздирающий крик. Джозеф вздрогнул, ослабил хватку, оборванец вырвался и кинулся бежать, но Дейн остановил его, схватив за плечо вонючей куртки.
– Ну смотри у меня, маленький…
Он замолчал, потому что мальчик посмотрел вверх.
Дейн посмотрел вниз… и увидел темное, хмурое лицо, сердитые черные глаза, узко посаженные над огромным носом-клювом.
Дейн отдернул руку.
Мальчик замер. Сердитые глаза расширились, хмурым рот открылся.
– Да, миленький, это твой папа, – донесся до него скрипучий женский голос из ночного кошмара – как я тебе и говорила. Видишь, как похож? Правда, милорд? Он очень похож на вас.
Отвратительно похож. Как будто расстояние между ними – не воздух, а двадцать пять лет, и лицо внизу – его собственное, он глядится в какое-то дьявольское зеркало.
А голос, который он слышит, – голос самого сатаны, Дейн это знал раньше, чем встретил злорадный взгляд Черити Грейвз, знал так же уверенно, как то, что она подстроила это нарочно, как все, что делала, включая рождение этого чудовищного ребенка.
Он открыл рот, чтобы засмеяться, потому что так было нужно, потому что только это ему и оставалось. Потом он вспомнил, что они не одни на этом острове кошмаров, они на сцене, разыгрывают позорный фарс перед публикой. И в числе зрителей – его жена.
Кажется, прошла целая жизнь, но это был один момент, и Дейн уже инстинктивно сдвинулся, чтобы закрыть мальчика от глаз Джессики. При этом упустил из виду мальчишку, и он в тот же миг скрылся в толпе.
– Доминик! – завизжала ненавистная мамаша. – Вернись, миленький!
Дейн стрельнул взглядом в жену; та стояла в шести метрах от него, глядя то на него, то на женщину, потом дальше, в толпу, где исчез мальчишка. Дейн шагнул к ней кинув взгляд в сторону Эйнсвуда.
Как ни был тот пьян, но понял послание.
– Господи, Черити, ты ли это, мой цветочек? – воскликнул он.
Черити побежала к карете, к Джессике, но Эйнсвуд оказался проворнее, он схватил стерву за руку и дернул на себя.
– Ну точно, ты, – громко заявил он. – А я думал, ты еще в психушке.
– Пусти! – взвизгнула она. – Я должна кое-что сказать ее светлости.
К этому времени Дейн был возле жены.
– В карету, – велел он.
У нее были очень большие, очень серьезные глаза. Она бросила взгляд на Черити, которую уводил Эйнсвуд с помощью нескольких друзей.
– Она не в своем уме, – сказал Дейн. – Не важно. В карету, дорогая.
Джессика села в карету, сложила руки на коленях, прямая как палка. Она осталась такой, когда карета тронулась, и после не произнесла ни звука, не изменила положение.
Через двадцать минут езды рядом с мраморной статуей Дейн не выдержал.
– Прошу прощения, – натянуто сказал он. – Понимаю, я обещал, что не буду смущать тебя на публике, но я не нарочно. По-моему, это очевидно.
– Я хорошо знаю, что ты произвел ребенка не нарочно. Мужчина редко об этом думает, когда трахает проститутку.
Значит, конец надеждам, что она не видела лицо мальчишки.
Мог бы догадаться, что ее острый взгляд ничего не упускает. Если она смогла разглядеть бесценную икону под слоем грязи, она легко поймет с расстояния в двадцать шагов чей это внебрачный ребенок.
Без сомнения, она видела. Джессика не придала бы значения одним лишь словам проститутки. Если бы она не видела, у Дейна был бы шанс защититься. Тогда он отверг бы обвинения Черити.
Но отвергнуть негритянскую кожу и чудовищный нос не удастся, их видно за версту. Тем более что Джессика видела его мать – белокурую и зеленоглазую.
– И не притворяйся, что не понял, что это твой ребенок, – продолжала Джессика. – Твой друг Эйнсвуд понял и быстро убрал с дороги эту женщину – как будто я полоумная и не вижу, кто передо мной. Действительно, пациентка психушки. Всем вам место в Бедламе. Забегали, как возбужденные куры, а мальчик тем временем удрал. Он был с тобой, – она укоризненно посмотрела на него, – но ты дал ему уйти. Как ты мог, Дейн?
Он уставился на нее.
Она отвернулась к окну.
– Теперь мы его потеряли, и Бог знает сколько пройдет времени, пока отыщем. Я могла бы просто крикнуть. Если бы я не ходила с тобой на церковный двор, я догнала бы его, но я не могла не то что бегать – ходила с трудом, к тому же нельзя было противоречить тебе на людях, я не смела при твоих друзьях крикнуть: «Догони его, идиот!» Никогда не видела таких шустрых мальчишек. Вот он здесь – и вот его уже нет.
Сердце превратилось в безжалостный кулак, бьющий в грудь.
Найди его. Поймай его.
Она хотела, чтобы он побежал за этим страшилищем, которое сотворил вместе с жадной и мстительной грязнулей. Она хотела смотреть на него, гладить…
– Нет! – Слово вырвалось, как ревущий запрет, рассудок Дейна стал черным и холодным.
Маленькое темное лицо, в которое он посмотрел, превратило внутренности в бурлящую яму чувств, которые он всеми силами старался удержать. Слова жены спустили лавину через эти трещины.