Новый, 1947, год мы наконец встретили в полном семейном составе. Вскоре отец, в связи с массовой демобилизацией, перешел на гражданское поприще. Ему предложили должность главного инженера фурнитурного завода. Это было очень близко от дома – по другую сторону парка, на главном проспекте, пересекающем весь город от вокзала до аэродрома. Я увлеченно продолжал курировать проектные работы на кондитерской фабрике. Во время деловой поездки во Львов, буквально ослепивший меня своей неповторимой красотой, удалось посетить Политехнический институт и уточнить условия поступления на архитектурный факультет.
Арест Загряжского
Оставалось завершить все дела по проекту и паковать чемоданы. Однако, когда, на радость всем, появился свет в конце тоннеля, произошла почти катастрофа. Внезапно было начато уголовное дело, затронувшее руководство торговой сети и ряда пищевых предприятий города. В их числе оказался и Артемий Иванович. Я застал его в тяжелом состоянии. Осунувшийся, с мешками под добрыми мудрыми глазами, он обратился ко мне:
– Мои дурные предчувствия оправдались. Нас, ни в чем не повинных спецов, наладивших производство и торговлю, но пришлых, подставила кучка местных воров и взяточников. Мы здесь чужие и за это поплатились… Не делай добра подлецам – не получишь зла… Тебе следует немедленно уволиться, иначе упекут и тебя. Я рад, что судьба нас свела. Храни тебя Бог!
Мы обнялись. Расставание с ним вошло в число тяжелейших потерь моей жизни. Опасения Артемия Ивановича сбылись. Спустя несколько дней я был вызван к следователю. Среднего возраста, внешне довольно доброжелательный, он попросил рассказать о себе. Я понял, что это сверка имеющихся сведений. В завершение расспросов, касающихся лично меня и нашей семьи, он плавно переключился на Артемия Ивановича:
– Вы проработали на фабрике почти два года. Что можете сказать о ее директоре?
Я ответил не задумываясь:
– Хороший специалист, толковый руководитель. Могу его охарактеризовать только с положительной стороны.
Следователь с ироничной улыбкой заметил:
– Видно, вас закормили сладостями на прежней должности!
Мне удалось себя пересилить, чтобы не ответить резкостью. В моем положении это было бы безумием. Я вдруг вспомнил Гасю Иосифовну.
– Да, вы угадали, но кондитерское производство не для меня. И все-таки ничего плохого о Загряжском сказать не могу. Интеллигентный человек…
Следователь резко оборвал меня:
– Все беды в нашей рабоче-крестьянской стране от этой мелкобуржуазной сволочи! Да еще дворянских кровей! Это азы классовой борьбы! И вам, как сыну рабочего, нужно разбираться в этих вопросах!
Я постарался выглядеть наивным простаком:
– Но как же я мог? Он ведь уважаемый человек! Директор! Я же разбираюсь только в строительных вопросах…
Следователь не ответил. Раздраженно подсунул мне лист бумаги:
– Подписка о неразглашении. Не пытайтесь нарушить – иначе очередная встреча не заставит себя долго ждать. Но уже в другом качестве. Я разочарован, так как рассчитывал на вашу пролетарскую сознательность. Жаль.
Не прощаясь, он вызвал дежурного, который проводил меня до выхода. Очередных вызовов не последовало. Видимо, в самом деле я был там лишним, а Артемий Иванович меня не оговорил.
Все мои тогдашние попытки выяснить судьбу Загряжского не увенчались успехом. Связаться с его дочерью также не удалось. Новые жильцы ее квартиры сообщили, что она с дочкой срочно возвратилась в Ленинград…
Речь о том, чтобы сдать вступительные экзамены в вуз, уже не шла. В текущем году они уже прошли. Я затаился. Родители, напротив, оптимистично отнеслись к моей вынужденной безработице. Они в один голос твердили, что перед предстоящей учебой следует отдохнуть и набраться сил. Но праздное времяпрепровождение не соответствовало моему характеру. Ему больше созвучны лермонтовские строки: «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!» И опять – вмешался случай.
Наша дружеская связь с Владимиром не прерывалась. Время от времени мы навещали друг друга. Он усиленно готовился к поступлению в военную академию. Чтобы помочь родителям, наладил контакты с местными скорняками и кондитерами. В качестве снабженца стал выезжать в Молдавию, где закупал каракулевые смушки (шкуры новорожденных ягнят). Из них мастера шили модные в то время женские шубы и шапки. Для кондитеров он привозил с румынской границы дефицитные дрожжи, которые были нарасхват. По его словам, эта деятельность приносила ему неплохие «бабки». Когда я поплакался ему о своей вынужденной свободе, он с радостью предложил стать компаньоном. Родители вначале приняли мое решение в штыки. Но, зная мой упрямый характер, отец в конце концов развел руками:
– Поступай как знаешь. Главное, чтобы тебя эта трясина не засосала и ты не превратился в мелкого торгаша.
Бизнес по-молдавски и не только
Более полугода наш дружный дуэт колесил по городам и весям Молдавии и Северной Буковины. Расширилась география познания городов и небольших поселений этих благодатных мест. В Кишиневе и Бельцах Владимир, с деловым видом знатока, отбирал черные и серые с проседью смушки. Все это плотно загружалось в чемоданы и рюкзаки. Автобусами (конечно, это были не современные «икарусы», а раздолбанные драндулеты, чаще всего переделанные «студебеккеры»[38]), поездами и даже в отсеках грузовых вагонов мы возвращались в Черновцы.
Деньги у постоянных потребителей получали сразу. Владимир, несмотря на его определяющую роль в закупках, делил доходы поровну. Я с радостью отдавал их родителям, оставляя себе небольшую долю на мелкие расходы. Не забывал из коммерческих вояжей привозить различные лакомства и мелкие сувениры работы местных умельцев.
Вместе с уходящим летом в семейную историю вписался первый десятилетний юбилей стремительно взрослеющей Яны. Мы не могли нарадоваться ее успехам. Она прилежно училась в двух школах – общеобразовательной и музыкальной. Росла спокойной, покладистой, некапризной девочкой. Внешне была больше похожа на отца. Каштанового цвета волосы, обычно заплетаемые в толстую косу, обрамляли не по возрасту задумчивое лицо с красиво очерченным разрезом больших лучистых глаз. По доброй довоенной традиции отец изредка, в ностальгическом порыве, распевал с Яной любимые песни.
Обычно мы с Владимиром, после очередного вояжа, отдыхали несколько дней. Затем, для разнообразия, отправлялись в приграничные зоны, где закупали красочно упакованные брикеты румынских дрожжей. Шустрый Владимир, наделенный широкой казацкой хваткой, изучил все рыночные дни в местной глубинке. На обратном пути мы заезжали в каждое поселение. Становились симметрично, в разных концах рынка. Раскладывали на деревянных прилавках брикеты, которые прочной нитью разрезали на равные, как детские кубики, части. Владимир зычным голосом, лихо подкручивая усы, зазывал покупателей. Быстро распродав дефицитный товар, мы возвращались в приграничную зону. Закупив очередную партию дрожжей, сдавали их в Черновцах постоянным оптовикам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});