– Я люблю тебя, Цыпа, – сказала я в ответ. – Я только сейчас по-настоящему поняла, как люблю. Не знаю, как мы выкрутимся из всего того, что на нас свалилось, но ты ведь не откажешься от меня, правда? Этот шкаф, этот телевизор – они новые, чужие… Эти вещи… они тоже не мои, но даже если я их вынуждена буду носить, то… Ленечка! Под одеждой – прежняя я… Меня никто не сможет подменить на новую… какую-нибудь… жидкокристаллическую…
Сентиментальный Зацепин никогда не мог противиться мне, если я говорила о любви к нему. От самых моих немудреных ласковых слов он всегда терял голову и становился абсолютно ручным. Так случилось и на этот раз. Настроенный клеймить и пригвождать, он мгновенно забыл только что сказанное, посветлел лицом и протянул ко мне руки. И на новом диване от Назаренко произошло то, что бывшему бизнесмену очень не понравилось бы. Я не догадывалась тогда, что он предусмотрел и это. Илья знал, что процесс мщения будет растянут во времени, что уже само по себе является наказанием. Я должна была не просто мучиться, а мучиться долго, может быть, всю оставшуюся жизнь. Возможно, он даже высчитал, сколько мне осталось.
Мы переехали в квартиру Ленечкиных родителей, чтобы быть подальше от назаренковских подношений. Любашка почти постоянно находилась в лечебнице, и родители Зацепина обрадовались мне как родной. Они вели себя так, будто я являюсь законной женой их сына, будто я долго была в какой-то длительной командировке и наконец вернулась в родное гнездо. Я старалась их не разочаровывать, но мамой и папой не называла. О свадебных платьях с кружевными вставками никто из нас тоже больше не заговаривал.
Через некоторое время Илья Назаренко опять напомнил о себе. Когда мы с Ленечкой однажды вернулись с работы, Елизавета Семеновна радостно сообщила нам уже в коридоре, что доставили новую мебель и даже успели установить стиральную машину в ванной, а заодно поменять старые проржавевшие трубы на пластиковые. Мы с Зацепиным потерянно молчали, а Елизавета Семеновна щебетала, что всегда знала: мы с Ленечкой можем быть счастливы только вместе. Они-де с Сергеем Ивановичем решили, что на некоторое время съедут на дачу, чтобы мы пожили вдвоем и насладились друг другом в полной мере.
Родители Зацепина действительно съехали и неустанно каждый вечер сообщали нам о том, как быстро и ловко замечательные строители, которых мы прислали, строят на их участке новый зимний двухэтажный коттедж. Елизавета Семеновна с восхищением рассказывала о чертежах дома и планировке участка, которые им показывали, и с всхлипываниями и причитаниями радовалась тому, что у нас с Ленечкой все так хорошо устраивается. Если уж у несчастной Любашки ничего не вышло, то пусть хоть у нас…
– Я сожгу эту дачу, – рыкнул Ленечка, отключившись от телефона матери.
– Пусть хоть родители порадуются, – осторожно предложила я.
– Похоже, ты уже начинаешь привыкать? – окончательно раздражился Зацепин.
– Ленечка! Неужели ты не понимаешь, что он… Назаренко… на это и рассчитывал! Он будет счастлив, если мы с тобой не выдержим!
– То есть ты намекаешь, что он за нами наблюдает?!
– Я не знаю… Очень может быть…
– Бред!
– Леня!! Строительство коттеджа – не бред!! Не может же у нас быть коллективная галлюцинация!
– Она н-не коллективная… Она только у мамы…
– А мебель эта… кошмарная? А стиральная машина? А платье, которое вчера прислали из модного дома «Петроградская сторона»?
– Да я так просто… – отмахнулся Ленечка. – Все хочется схватиться за какую-нибудь соломинку… но… знаешь, Рита, не хотел тебе говорить… В общем, я сегодня снимал деньги в банкомате со своего счета, так там…
– Что?! – заранее ужаснулась я.
– Там такая сумма… астрономическая… Ты тоже проверила бы свой счет.
– Не буду! Ни за что! Не дождется! Я не стану снимать деньги со счета – вот и все! Вот тебе и выход! И ты не снимай!
– Но жить на что-то надо.
– А ты только часть… ту, которую заработал…
– Так он в ответ придумает что-нибудь еще почище!
– Ленечка! Что ты несешь? Он не может придумать!! Он мертв! Мертв! Мертв!
– Ты и сама в это почти не веришь… И еще я думаю, что когда-нибудь мы сломаемся. Наших денег может на что-то не хватить, и мы возьмем назаренковские… будто бы в долг, а потом привыкнем брать… И он окажется победителем!
– Ленечка, Ленечка! – Я уже рыдала в полный голос. – Он не окажется, не окажется… Его уже нет, а мы есть. Мы! Есть! Понимаешь ли ты это?! Даже если мы станем пользоваться всем, что он нам предлагает, все равно останемся в выигрыше, потому что живы!!! Может быть, нам как раз и надо всем этим пользоваться и радоваться жизни?! Он думал, что мы, гнилая интеллигенция, не сможем жить за чужой счет, а мы сможем! Вот возьмем ему назло и сможем!
– Рита!! А ты не боишься, что он придумал какой-нибудь кошмарный финт на тот случай, если мы вдруг начнем тратить его деньги?!
– Какой?!!
– Такой! Вдруг эти деньги не его, а третьего лица, и мы окажемся по уши в долгу перед какими-нибудь уголовниками?!
– Нет… – прошептала я трясущимися губами.
– Согласись, что такой вариант исключать нельзя!
– Но… но мы же уже пользуемся… Куда же девать мебель, например, из моей квартиры, когда старой не осталось?! И золото! Я же выбросила в мусоропровод золота на несколько десятков тысяч!
– Представляешь, как повезло вашему дворнику, если он нашел драгоценности! А с нас за все это могут спросить! Кто ж знает, на что ставил Назаренко, когда затевал свою посмертную месть, чертов гигант мысли… Только бы родителей не тронули…
– Не тронут, Ленечка…
– Ты-то откуда знаешь? Любашку же тронул один гад… И вообще, разве Назаренко посвящал тебя в свои планы?!
Я сделала вид, что считаю его вопрос риторическим. Не могла же я сказать, что Назаренко ставил на его, Ленечкину, смерть. Проклятый извращенец! Неужели он всерьез думал, что я могу каким-то образом организовать смерть Зацепина?! Киллера, что ли, найму? Да мне лучше самой сгинуть… Я всегда любила Ленечку. А после того, что замыслил Назаренко, мне кажется, что люблю его еще в тысячу раз сильней.
В тот день мы так и не придумали, что нам делать и как быть. Деньги на наши с Ленечкой счета продолжали поступать в огромных количествах. В почтовый ящик опускались документы о покупке на мое имя машин, квартир и загородных домов. Квартира Зацепина в наше вынужденное отсутствие продолжала преображаться, несмотря на то что Ленечка чуть ли не каждую неделю менял замки.
Дальше дело пошло еще хуже. Чертовы газеты затрубили о наследнице (именно так они выражались) хлебобулочной империи «Маргарита». Меня замучили репортеры и самые разнузданные папарацци. Отвратительные бульварные газетенки и солидные издания перемывали мне кости с усердием, достойным лучшего применения. В качестве особо тяжкого извращения читателям преподносилась моя работа в книжном магазине средней руки и проживание в жалкой двухкомнатной квартирке с никому не известным гастроэнтерологом Зацепиным, с которым я спала еще в ясельном возрасте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});