— Но ведь твои интересы — на севере, не так ли? — многозначительно произнес Вильям. Элинор рассмеялась.
— Для тебя, Вильям, брак был связан с огромной выгодой. Было время, когда ты мог идти по этому ложному следу без малейшего представления, что я хочу переменить тему. Только это не совсем ложный след. Земли Иэна действительно находятся по соседству с лордом Гвенвинвином, но Гвенвинвин посматривает в твоем направлении.
— Это предупреждение, Элинор?
Плохое обращение со стороны короля озлобило Вильяма, подумала Элинор, но тут же поправила себя. Нет, его беспокоило не обращение. У него отобрали все должности и власть, чтобы вознаградить какого-то незаслуженного фаворита или в связи с переменой в могуществе или состоянии его сюзерена. Именно ущемление прав делало Вильяма озлобленным. Никогда прежде в его жизни ни один человек не усомнился бы в достоинствах Вильяма.
— Предупреждение? Опять-таки ты вкладываешь в слова не тот подтекст. Кто бы ни был Джон, лорд Гвенвинвин не дурак. Как я уже сказала тебе, Иэн хочет собрать вас всех вместе и потолковать. Меня просто интересует, что собирается предпринять лорд Гвенвинвин.
— Мне кажется, что лорд Иэн — не худший источник информации, чем я.
— Пожалуй, если бы нам удалось хоть раз поговорить о таких вещах. Всегда находится какая-то более насущная тема для разговора.
— Могу себе представить, — холодно ответил Вильям. Элинор открыла было рот, чтобы рассказать ему о разбойниках, но тут же захлопнула его. Глаза ее загорелись, и она набрала побольше воздуха, чтобы дать горячую отповедь скабрезному намеку Вильяма. Изабель так сочувственно отнеслась к ней, что ей не приходило и в голову, что Вильям может думать иначе. И вдруг ей стало совершенно ясно, почему Вильям с таким подозрением относится к Иэну, которого достаточно хорошо знал — какова истинная причина, почему он не хотел приезжать на их свадьбу. Столь же ясно стало Элинор, почему Иэн так долго не возвращался в замок, хотя миссия его давно закончилась. Эта догадка так воодушевила Элинор, что она удержала злые слова, готовые сорваться с ее губ.
Вместо этого она тихо произнесла:
— Я не забыла Саймона.
Вильям скривился, словно Элинор причинила ему физическую боль.
— Разумеется, нет, — хрипло ответил он.
— Ты знаешь, кого Джон прочит мне в качестве будущего мужа? — спросила она. Для нее было очень важно, чтобы Вильям встретился с Иэном без чувства негодования и понял, почему их брак так необходим. — Он выдвигает Фулка де Кантелю или Генри Корнхилла.
Голова Вильяма резко метнулась в сторону Элинор.
— Ты шутишь! — взревел он.
— Я?! Шучу?!
Он, конечно, понимал, что она не шутила. Именно такого сорта месть и мог придумать Джон по отношению к женщине, которая пренебрегла им. Его слова были вызваны лишь инстинктивным отвращением к самой идее, что Элинор могла оказаться женой одного из этих грубых и жестоких животных. Вильям не славился вежливым обращением с женщинами. Он мог ударить свою жену за провинность, но никогда не стал бы бить ради развлечения или от удовольствия слышать ее крик.
— Ты думаешь, что я очень быстро забыла старое и ухватилась за новое, — продолжала Элинор, — но я просто вынуждена выйти замуж, пока король не распорядился за меня. Отказать ему напрямую означало бы измену. Разве ты сомневаешься, что за подобные дела он отнял бы мои земли и даже заточил меня в тюрьму? И как долго, ты думаешь, в таком случае проживет Адам?
— Недолго, — проворчал Вильям. — Артур, во всяком случае, прожил недолго. А что касается тебя самой… да, я понимаю.
— И не смей думать также, что Иэн зарится на владения Саймона или, раз уж зашел разговор, испытывает Похоть к его жене. Я признаю, что Иэн женится по любви, но по любви к Саймону, а не к Элинор.
— Я никогда и не думал… — начал было Вильям, с залитым краской лицом. Затем румянец начал спадать. — Все это так, Элинор. Я вообще ни о чем не думал. Когда мы получили твое письмо, меня охватил такой приступ боли — словно я снова услышал о… смерти Саймона. А Иэн… он так отличается от Саймона, он такой молодой и с лицом, как у черного ангела.
Элинор не смогла удержаться от смеха. Она не обижалась на предположение Вильяма, что ею руководили плотские мотивы. Таково было, конечно, общее мнение о женщинах, но Элинор видела и более глубокую причину. Саймон был на тридцать лет старше ее, но Вильям тоже значительно старше своей жены — лет примерно на пятнадцать. Поэтому ясно, что быть несправедливым к Иэну его заставляла самая настоящая ревность. Он, без сомнения, представлял себе, как после его смерти Изабель бросится в объятия к молодому красавцу.
Элинор никогда не намекнула бы Вильяму о своем открытии. Это бы его смертельно обидело, поскольку он никогда не признается, даже самому себе, в истинной причине недовольства ее новым браком. Вильям ей нравился, и, кроме того, она была признательна ему за то, что ей удалось скрыть боль, которую причиняло ей долгое отсутствие Иэна.
— Да, — согласилась она, — Иэн красив, как звездная ночь, но лицо его не ново для меня, ты же знаешь. И я не новинка для него.
К ее удивлению, Вильям снова покраснел.
— Возможно, — сказал он несколько сдавленным голосом, — мне следовало бы развернуться и ехать домой. Я виновен в совершенно отвратительных подозрениях. Ты догадывалась об этом? Может, именно поэтому ты отправилась за мной, а не лорд Иэн?
Элинор знала, что эти слова рано или поздно прозвучат, и теперь, когда поняла причину, почему Иэн не возвращался в Роузлинд, она могла ответить на них совершенно искренне. Тем не менее ей потребовалось несколько мгновений, чтобы усмирить вновь вспыхнувший гнев. Ей была отвратительна идея, за которую Вильям сейчас извинялся. Иэн оставался в Роузлинде несколько месяцев, пока Саймон болел. Вильям, конечно, как и многие другие, ничего плохого не думал об этом, но, получив приглашение на свадьбу Элинор и Иэна, все они, вероятно, склонились к непристойному выводу, что они запланировали этот союз еще до смерти Саймона или, что еще хуже, все это время были любовниками.
— Иэна нет в Роузлинде, — сказала Элинор, с трудом сохраняя невозмутимость в голосе. — Со времени своего приезда он провел в замке лишь несколько ночей. Он охотится за разбойниками.
— Я прошу у тебя прощения, — пробормотал Вильям, откликаясь скорее на ее тон, нежели на слова. — Я не удивлюсь, если ты злишься на меня. Если ты не можешь простить меня, я вернусь домой. Я не могу представить даже, что нашло на меня, Элинор.
Это была правда — он не понимал. Священники так часто проповедовали о похотливой натуре женщин, которые совращают мужчин с пути истинной добродетели, как Ева когда-то соблазнила Адама, что в душе мужчин всегда сохранялась подозрительность, даже у тех, которые свято верили в любовь и добродетельность своих жен. Эта хула отложила свой отпечаток и на женщин тоже. Как бы ни были они уверены в собственной честности, они всегда со скорбью соглашались с общим мнением.