приоткрыта, как это часто случалось в Тейне. Король ворвался в наш дом, и его сапоги загрохотали по деревянному полу. Я прервала разговор с Нелли и застыла в кресле. Он возвышался над нами, и в его тлеющих глазах горела ярость. Кинжал в его руке был таким же острым и смертоносным, как два рога, которые росли у него на голове.
– Иди к себе в комнату, – прошептала я Нелли.
– Всем стоять! – приказал король, переводя пылающий взгляд с Нелли на меня. – Кто из вас старшая?
Я медленно встала, пряча руки за спину, чтобы он не увидел, как они дрожат. Воплотился в жизнь мой самый худший кошмар. Прошло больше года с тех пор, как король в последний раз посещал нашу деревню и обрушивал гнев на нас, смертных. Никогда не забуду выражение лица Вэл, когда она увидела своих родителей повешенными на деревенской площади.
С тех пор она перестала быть на себя похожей.
– Я, – ответила я.
Он сократил расстояние между нами и схватил меня за волосы. Я испуганно поджала губы, чтобы не закричать от страха. Король молча выволок меня из дома по ступенькам и бросил в грязь. Тело пронизал боль, когда я ударилась о землю, но она не шла ни в какое сравнение с охватившим меня ужасом.
Что происходит? Мы выполняли все его приказы. Мы слушались. Я не сделала ничего плохого. И даже думать не смела о том, чтобы поднять против него мятеж. Это было слишком опасно. Я видела, какая участь постигла родителей Вэл, моего дядюшку. Все они теперь мертвы.
Он плюнул на землю рядом с моим лицом, и я поморщилась, ненавидя себя за то, что была такой слабой.
– Я знаю, что сделал твой отец.
– Что? – непонимающе переспросила я.
Я подняла голову и посмотрела на короля. Он наклонился и изогнул губы в жестокой улыбке. Прошел год с тех пор, как отец сбежал, пройдя по Мосту к Смерти, и исчез в тумане. Неужели король узнал об этом только сейчас?
– Мои солдаты только что нашли его, когда он возвращался по мосту, – усмехнулся он. – Он и его друг. Похоже, они поняли, что им стоило повиноваться своему королю. В туманах опасно, и что-то там на них напало.
В сердце зародилась надежда. Отец вернулся? Похоже, он ранен, но раны заживают, тем более здесь. Я открыла было рот, но король прижал кончик кинжала к моим губам.
– Молчать! Твой отец пренебрег моим приказом. Тебе известно, как я поступаю с предателями?
Я задрожала. В мыслях всплыли нежеланные воспоминания, как кружащие в небе стервятники, ищущие способ поглотить меня сполна. Сколько крови. Сколько блуждающих взглядов. Если король решил, что мой отец – предатель, тогда он уже мертв. Я обмякла, и мои плечи опустились, будто просевшая крыша, а по щеке скатилась слеза.
– Именно! – Он, не церемонясь, схватил меня за руки и перевернул на живот.
У меня перехватило дыхание. Он надавил всем своим весом на мои ноги. Грязь царапала лицо, а в горле стоял приторный привкус желчи. Он убил моего отца, но ему этого мало. Теперь он убьет и меня.
Король Оберон схватился за тунику и разорвал ее, обнажив мою спину. В кожу, прямо у основания позвоночника, вонзилось острие его кинжала. Я судорожно втянула воздух, слишком напуганная, чтобы что-то предпринять, и решила просто лежать, как насекомое, угодившее под ботинок великана.
Он наклонился и прошипел мне на ухо, а я почувствовала аромат лаванды от его дыхания.
– Что твой отец там делал? Расскажи, что тебе известно.
Я зажмурилась.
– Убегал от тебя.
– Как ты смеешь!
Меня разорвала надвое жгучая боль. Оберон провел клинком по моей коже, вонзая сталь ниже поясницы. Я закричала, брыкаясь на земле, но сделала только хуже. Перед глазами заплясали черные мушки. Темнота взывала ко мне, приглашая в свои приветственные объятия.
Перед глазами появились две маленькие босые ступни. Я повернула голову и увидела Нелли, которая, дрожа, стояла рядом со мной. Она держала зеленую ручку метлы и замахнулась ею на короля фейри.
– Хватит! – По ее лицу текли слезы. – Отпусти ее!
У меня чуть не остановилось сердце. Лезвие убрали от моей спины, а вес короля сместился.
– Нет! – Я попыталась перевернуться, но он прижимал меня к земле. – Она всего лишь ребенок. Она не ведает, что творит. Нелли, возвращайся в дом и оставайся там, что бы ни случилось.
– Всего лишь ребенок? – спросил король с пугающим спокойствием. – Сколько тебе?
– Семнадцать, – ответила я. – Но исполнилось только-только.
– Хм, не такой уж она и ребенок. – Я вся подобралась, пока король оттягивал момент. А потом он уступил: – Но я пощажу ее, если ты примешь ее наказание.
– Да, конечно, – не раздумывая ответила я.
– Нет, не надо! – сказала Нелли, задыхаясь от слез. – Отпусти ее, пожалуйста.
– Нелли! – Я посмотрела на нее, продолжая лежать и прижимаясь щекой к грязи. Сестра была очень напугана. От ужаса у нее дрожали губы и тряслись руки. Казалось, ее тело вот-вот расколется на куски, как разбитое стекло. – Возвращайся в дом. Скоро все закончится.
– Послушай ее, дорогая, – крикнул кто-то из жителей деревни. Еще несколько человек шепотом выразили свое согласие. Оказывается, вокруг нас собрались люди. И никто из них ничего не сделает. Они не могут.
Нелли подавила всхлип, развернулась и взбежала по ступенькам. Она остановилась у открытой двери, крепко сжимая метлу. Щетина в дрожащих руках тряслась, как ветки на ветру.
Коварно ухмыляясь, король повернулся ко мне. Он положил одну руку мне на затылок, удерживая на месте, и снова вонзил в меня нож.
– Первый порез был за твоего отца. Этот за твою сестру.
Лезвие прошлось по моему телу, разрезая на куски, как кусок мяса. Я закричала, когда боль пронзила меня насквозь, когда ненависть вскипела в моих венах, как кислота, прожигая сполна. Сестра не отрывала взгляда от моего лица. Я смотрела на нее и находила в этом силу, о которой даже не подозревала. Если он не убьет меня, то я исцелюсь. И тогда эта боль станет всего лишь далеким воспоминанием.
Но я никогда не забуду эту ненависть.
Оберон убрал клинок от моей пульсирующей от боли спины и бросил его на землю. По грязи потекла струя крови. Потом послышалось шуршание его одежды и звук лопающейся бечевки.
Пот капал мне на глаза.
– Что ты делаешь?
– Молчи, – приказал он.
Снова послышался шорох, а потом по моим ранам растекся жидкий огонь. Языки пламени охватили все мое тело. Боль была такой сильной, что я едва могла