Читать интересную книгу Жизнеописание малых королей - Давид Малкин

Пророк Ирмияу жил теперь во Дворе Стражи, в "Яме" – самой охраняемой тюрьме Иерусалима, находившейся на территории дворца. Даже Навуходоносор не вызывал такой ненависти у иудеев, как Ирмияу с его проклятиями и обещаниями скорой и страшной кары своему народу за грехи и непослушание Божьему закону. Не раз к королю приходили командиры с просьбой наказать "взбесившегося старца", и Цидкияу просил пророка прекратить проповеди капитуляции.

Но тот и не думал замолкать.

– Если нас победят, весь народ будет уведён в Вавилон, как был уведён из Кнаана Израиль, – тихо говорил король, держа в ладонях руку старика.– Подскажи, как выстоять Иудее, где взять силы?

– И пусть уведут в Вавилон! – выкрикивал в ответ Ирмияу.– Через семьдесят лет другое поколение иврим, а не эти жадные и развратные животные, вернутся и отстроят Храм и город. А "поколение пустыни" недостойно жить здесь, в Земле Обетованной. Вспомни, как Моше сорок лет водил по Синаю такую же злобную и глухую к его призывам толпу! Пусть же там, в Вавилоне начнётся новый род иудеев!

Так они спорили, не в силах переубедить друг друга. А осада Иерусалима продолжалась. По городу ходили слухи, будто после нескольких попыток патриотов убить пророка, король назначил Шимона, командира своей гвардии, ответственным за сохранение жизни Ирмияу. Говорили, будто в своей тюрьме пророк принимает тайных посланцев из Вавилонии, и будто бы сам Царь Царей одобрил поведение иудейского пророка, чьи речи, как было сказано в ходившей по Иерусалиму прокламации, "ослабляли руки воинов и народа". Из тех же слухов можно было заключить, что король Цидкияу очень ценит Ирмияу, выполняет его советы, но делает это тайно, ибо уже несколько раз стрелы патриотов вонзались в дверь за секунду до того, как там появлялся король. Иерусалимцы знали что по таким "предупреждениям" большой мастер – Ишмаэль бен-Натания, первый ненавистник Вавилона.

У иудеев были основания верить, что король находится под влиянием Ирмияу, а тот никогда не скрывал своих взглядов. "Навуходоносор, – проповедовал он, – это Бич Божий, насланный на иудеев Господом за грехи.

Стало быть, и сопротивляться Вавилону – только добиваться окончательной погибели Иерусалима и Храма". Когда назначенный Царём Царей правителем Иудеи Цидкияу должен был нанести благодарственный визит в Вавилон, Ирмияу дал ему в сопровождающие своего ученика, Сераю бен-Нерию, брата Баруха, велев удерживать короля от любых политических игр. По Иерусалиму ходило "слово", которое пророк Ирмияу заповедовал Серае бен-Нерия, когда тот отправился в Бавель с Цидкияу, королём Иудеи, в четвёртый год его правления.

Рассказы об отношениях короля и пророка были правдой. На ночь с Ирмияу снимали деревянные колодки, приводили к Цидкияу. Тот расспрашивал, как кормят в "Яме" и не обижает ли пророка охрана, а потом рассказывал новости, как правило, весьма неприятные для оборонявших город иудеев. Пока хватало стрел и камней, пока ещё не иссякли запасы зерна и не были вычерпаны до дна ямы с весенней дождевой водой, но потери воинов на стенах Иерусалима восполнить было некем: все, кто мог рубить мечом или метать дротики, участвовали в обороне, а от других городов Иудеи столица была отрезана кольцом вавилонских армий.

В начале месяца Сивана сопротивление вавилонскому нашествию по всему остальному Кнаану прекратилось, и Навуходоносор велел освободившиеся войска и осадные орудия перебросить к Иерусалиму. Так под стенами города появилась армия касдимов – самых свирепых бойцов во всём имперском войске.

Король велел принести ещё несколько светильников в дворцовую комнату, где он сидел за ужином вместе с Ирмияу и двумя иудейскими старейшинами из своих главных советников.

– Ирмияу,– сказал он устало.– Я не прикажу сдать Иерусалим, иначе касдимы вырежут нас всех и сожгут город и Храм. Подумай, где взять воинов для обороны взамен тех, кто погиб?

– А ты не знаешь?– удивился пророк.– В Иерусалим сбежались крестьяне со всей Иудеи. Ты велел дать им зерно и воду. Так дай им и мечи! А сколько в городе рабов! Законы Торы не позволяют держать человека в рабстве дольше шести лет, а как поступают твои "почтенные граждане"?!

Король и его советники переглянулись. Ужин продолжался в молчании.

Действительно, город был переполнен иудеями, но служить в армии многим из них запрещалось: крестьянам – как необученным войне, рабам – как неимеющим права носить оружие. А рабов с каждым днём становилось всё больше. После того, как в Иерусалим хлынули иудеи-беженцы изо всей разорённой страны, стал ощущаться недостаток в жилье и пище. За любую работу люди бросались в драку. Участились случаи продажи в рабство себя и детей, чтобы выжить, и постепенно количество рабов в Иерусалиме приблизилось к численности свободных жителей.

Всё наглее вели себя посредники-работорговцы. По их обращению с беженцами можно было подумать, что это именно они защитили последних жителей Лахиша от вавилонских стрел, и теперь согласны купить их труд на самых грязных работах за тарелку каши. Дома богачей лопались от добра, заборы вокруг них делались всё выше, за заборами бродили крепкие охранники и гудели в большие трубы, предупреждая воров о своей бдительности. Будто не было никакой войны и осады, в богатых домах по вечерам происходили весёлые пиры, отмечались рождения, бар-мицвы, любые праздники, впрочем, всё чаще и здесь оплакивали погибших в этот день на стенах города.

– Надо попробовать,– прервал молчание король Цидкияу.

Во время следующего тайного посещения Ирмияу в "Яме" Барух записал рассказ пророка о дальнейших событиях в смертельно раненом Иерусалиме.

Король Цидкияу действительно говорил перед толпой на площади перед Храмом и неожиданно для своих советников смог убедить знатных людей и старейшин Иудеи отпустить на волю принадлежащих им рабов.

"Или вы сами очень скоро станете рабами вавилонян!"– предупредил он, а все уже понимали, что это означает.

В следующие дни бойцов-иудеев на стенах города стало много, как в начале войны. Изумлённые вавилоняне ещё ничего не поняли, когда защитники Иерусалима сделали вылазку, перебили множество врагов, а главное – сожгли все осадные башни вместе с таранами.

Атаки города прекратились. Навуходоносор велел подвезти новые осадные машины. Иудеи, не зная замыслов врага, ликовали. Некоторые командиры предлагали ещё одну контратаку, чтобы окончательно разбить Навуходоносора.

Из-за блокады города, в нём оставалось всё меньше неразрушенного жилья, не хватало продуктов и воды. И опять началось закабаление только недавно освобождённых людей.

Опечаленный этими новостями, король Цидкияу поделился с пророком.

Ирмияу пришёл в ярость.

– Передай этим алчным животным, что когда они будут сидеть на кольях с кошельками в зубах, я не стану злорадствовать. Но перескажи им, что было мне для них такое слово Божье:

– Вы вернули братьев в рабство! Вы отказались признать их свободу! Теперь <...> Я дам свободу против вас – мечу, голоду и чуме!

В одну из ночей Ирмияу в "Яме" тайно посетил пророк Ехезкель. Они беседовали до самого утра, и ни охрана, ни слуги не смели мешать встрече двух мудрейших кнаанских старцев. Только верный человек Ирмияу, его секретарь Барух бен-Нерия, присутствовал при беседе пророков. Он и записал с их разрешения видение Ехезкеля о будущем Храма.

<...>В шестой год от изгнания Ехояхина, в пятый день месяца Элул сижу я в доме моём, и старейшины Иудеи сидят предо мной. И опустилась там на меня рука Господа<...>

Заболела маленькая дочь Цидкияу. Няньки прикладывали к её лбу смоченные водой тряпки, а он сидел у постели, где стонала в бреду девочка и, прикрыв глаза, умолял Бога забрать его жизнь вместо жизни ребёнка.

К утру жар у девочки стал спадать, и король впервые за этот год почувствовал себя счастливым. Все кругом спали, и никто не мешал ему целовать ручку дочери, и просить у неё прощение за жестокий мир, который он не смог изменить к её рождению.

И был город в осаде до одиннадцатого года правления Цидкияу. В четвёртый месяц голод в городе усилился, и не стало хлеба для народа страны.

От плохой воды у многих начались желудочные болезни. По городу бегали голодные крысы и кусали людей. На кладбище в Геиноме не успевали рыть ямы. Нередко у людей сдавали нервы, и они перебирались через городскую стену: будь что будет! Как правило, беглецы тут же попадали в плен к солдатам Вавилона, и те, помучив, продавали несчастных иудеев в рабство.

Иерусалимцы ходили злые, то тут, то там вспыхивали драки, городская тюрьма была переполнена. В месяце Тамузе прошёл затяжной хамсин[45], ещё усугубивший нервозность людей.

Но с приходом каждого вечера в Иерусалим возвращалась прохлада, воздух становился прозрачным и сладким, город взлетал и плыл над Иудейскими горами. Тогда все жители, кто способен был передвигаться, высыпали из домов на улицы или хотя бы поднимались на крыши домов. Горожане прогуливались и обсуждали итоги последних боёв.