План Бормана по оттеснению и «изоляции» Гиммлера начал приносить плоды. Авторитет Гиммлера как верховного правителя всего аппарата СС по-прежнему был непререкаем, однако, как и у большинства людей, у Гиммлера была своя слабость, и на ней можно было сыграть. Он страстно мечтал о назначении на высокий военный пост. Соответственно, когда после июльского покушения в 1944 году Гитлер был охвачен подозрениями в отношении офицеров вермахта, Борман предложил ему поставить Гиммлера на должность командующего Армией резерва. Вслед за этим Гиммлер стал сначала верховным командующим группы армий «Верхний Рейн», которая пыталась задержать продвижение 7-й армии США и 1-й французской армии в Эльзасе, а затем – командующим группой армий «Висла», которая стояла на пути советских войск к Берлину.
Вряд ли стоит говорить, что все эти его должности были скорее номинальными: Гиммлер был лишен таланта стратега и проницательности полководца, и ежедневные обязанности по командованию войсками за него выполняли профессиональные военные. Однако, когда «группа армий Гиммлера», встретив сильного противника, оказалась обреченной на поражение, доверие фюрера к его «верному Генриху»[279] пошатнулось, как это и задумывал Борман. Прочие нацистские иерархи понимали, откуда дует ветер, и полагали, что связывать надежды пережить ураган разгрома следует скорее с Борманом, чем с тускнеющим и ненадежным Гиммлером или одурманенным наркотиками Герингом. Теперь Борман в настойчивом стремлении обрести власть и монопольный доступ к фюреру собрал вокруг себя тесный круг сподвижников. Сюда входили обергруппенфюрер СС и генерал полиции Кальтенбруннер, заместитель Гиммлера на посту начальника РСХА, группенфюрер СС и генерал полиции Генрих Мюллер, легендарный начальник гестапо, и группенфюрер СС, зять Евы Браун Герман Фегелейн, адъютант Гиммлера и представитель СС при штабе Гитлера. Его дезертирство в лагерь Бормана стало ключевым событием: как и сам Борман, Фегелейн был гедонистом, поэтому они превратились в двух закадычных друзей и часто выпивали вместе.
К концу февраля 1945 года Красная Армия создала на фронте огромный выступ, протянувшийся на запад и достигавший Одера всего в 100 км от Берлина. Немецкое контрнаступление на этот «клин» из Померании провалилось, и 20 февраля Борман с ликованием написал своей жене Герде: «Наступление дяди Генриха не сработало. Он не организовал его должным образом и теперь его резервные дивизии будут приписаны еще куда-нибудь».[280] Сам Гиммлер удалился в военный госпиталь Гогенлихен, попросив фюрера освободить его от должности командующего «по медицинским показаниям» и дать ему возможность сконцентрироваться на выполнении других обязанностей. Геринг в это же время отправился в свое загородное поместье Каринхалл, чтобы спасти от наступающей Красной Армии свои обширные коллекции.
Борман же старался теперь очистить близкое окружение Гитлера даже от второстепенных фигур, если ими нельзя было легко управлять. Одним из таких людей стал Генрих Гофман,[281] личный фотограф фюрера, его советник по вопросам искусства и доверенное лицо, который и познакомил Гитлера с Евой Браун. С деланной заботой о здоровье Гофмана Борман предложил ему пройти обследование у доктора Теодора Морелла, личного врача Гитлера. После разнообразных анализов Гофману сообщили, что он является носителем возбудителя опасной паратифозной лихорадки типа Б, следовательно представляет опасность для здоровья фюрера и должен удалиться из его окружения и из его штаб-квартиры. Озадаченный, Гофман решил пройти независимое обследование. Результаты повторных тестов оказались отрицательными, однако медицинский отчет миновал стол Бормана, и Гофман так и остался в изгнании. Следующим на очереди стал доктор Карл Брандт,[282] личный хирург Гитлера, инициатор «акции Т-4», нацистской программы эвтаназии. Репрессии Бормана продолжались с безжалостной эффективностью. Любой человек, от простого немца до высшего партийного чиновника подлежал устранению, если Борман видел в том личную выгоду и необходимость для исполнения его плана по спасению жизней и богатств горстки избранных нацистских лидеров.
Взяв окружение Гитлера под свой полный контроль, Борман занялся распространением своей абсолютной власти на гауляйтеров – партийных руководителей, управлявших 42 регионами великого германского рейха. В лице шефа гестапо Мюллера Борман обрел могучего союзника для осуществления своих замыслов. Первостепенную важность по-прежнему имела абсолютная лояльность гауляйтеров к фюреру, ведь ревностное выполнение всех распоряжений, исходящих из его штаба, было жизненно важным условием благополучия партии. В резиденции каждого гауляйтера стоял телетайп, потоками изливавший указания «телеграфного генерала», как за глаза называли Бормана. Начинались они неизменно со слов: «Национал-социалисты! Товарищи по партии! По поручению фюрера настоящим приказываю…»[283] Благодаря созданной Мюллером сети агентов-осведомителей гестапо, Борман продолжал получать оперативную информацию обо всем происходящем на сокращающейся территории рейха. Огромная организация гестапо состояла из множества отделов и подразделений, наделенных полномочиями по надзору и управлению различными сферами деятельности в Германии и за ее пределами. Гауляйтер Байрёйта, имевший дерзость отправлять телеграммы Бормана в мусорную корзину, был застрелен по его приказу людьми Мюллера как предатель. Так выглядел кнут; пряником же были новые документы и новая личность в конце войны – для тех, кто оставался верным курсу партии. Умельцы-евреи изготавливали такие документы в концлагере Заксенхаузен в рамках операции «БернХард».
После провала Арденнского наступления Гитлер вернулся в Берлин и некоторое время занимал резиденцию в старом здании Рейхсканцелярии, пока в середине февраля непрекращающиеся бомбардировки Союзников не вынудили его искать постоянного убежища в подземном «фюрербункере» (нем. Führerbunker – «убежище фюрера»), расположенном здесь же, под парком Рейхсканцелярии. 12 апреля 1945 г. в бункере царила атмосфера веселья. Около полуночи, когда Гитлер был наиболее энергичен, пришли известия о кончине Рузвельта. Фюрер счел это добрым предзнаменованием, напомнившим ему о спасении в Семилетней войне его героя Фридриха Прусского после смерти российской императрицы Елизаветы Петровны в 1762 году. 13 апреля в приказе по вермахту Гитлер предрек перемену всего хода войны «теперь, когда судьба стерла с лица земли величайшего в мире военного преступника». Борман ликовал не меньше; немедленно связавшись со всеми гауляйтерами по телеграфу, он предсказал «полную перемену отношения Западных держав к советскому наступлению в Европе». Сепаратный мир, которого больше всего опасался Сталин, и объединение сил с Западными союзниками, на которое больше всего рассчитывал Гитлер, теперь казались вполне возможными, поскольку главный поборник безоговорочной капитуляции уже умер, а Германия еще не сдалась. Свое телеграфное обращение Борман завершил словами: «Это лучшая новость за последние годы… Передайте всем, что самый опасный человек в мире теперь мертв».[284] Борману смерть Рузвельта давала уникальную возможность осуществить его главную сделку и обеспечить успех операции «Огненная Земля».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});