ведёт себя на тренировках. Все именно так и думают, — добавляет Вьюга.
Соседняя с моей комнатой, комната Джована!
Я смахиваю несколько слезинок. Это то, что все думают?
— Почему вы не сказали мне? — шепчу я.
Они заметно поникают на моих глазах.
— Не наше дело, — нехотя говорит Лёд.
Я встаю из-за стола, потрясённая. Слышал ли Джован этот разговор? Я знаю, что моё лицо краснеет. Я выхожу из обеденного зала и жажду скрыть это. Я сбегаю в свою комнату. Сегодня днём я не пойду на тренировку. Вместо этого я зароюсь под меха. Я закрываю лицо и вздыхаю.
Дверь распахивается. Почему я?
— Уходи. Я не буду сегодня тренироваться, — мой голос приглушает куча меха, под которым я прячусь.
Он вырывает меха из моей хватки.
— Почему? Ты больна? Я видел, как ты до этого выбежала из зала. Мне позвать Садру? — спрашивает Джован.
Почему он так много разговаривает?
— Нет, я не больна. Я просто не хочу никого видеть, — говорю я.
«Я не хочу видеть тебя», — молчаливо добавляю я. Я встречаюсь с ним взглядом и отвожу глаза, натягивая меха.
Джован наклоняется над кроватью и берет мой подбородок, заставляя меня поднять голову. Я закрываю глаза.
— Ты скажешь мне, что не так, — допытывается он.
Я трясу головой, освобождаясь от его хватки, и откатываюсь в сторону.
— Нет. Оставь меня одну, — шепчу я.
— Олина… кто-то обидел тебя? Я редко видел тебя такой подавленной. Это… женские дела?
Я выжила в Куполе только для того, чтобы умереть от стыда. Я качаю головой и слышу позади себя его взволнованный вздох.
— Ну, в таком случае, — говорит он.
Его вес смещается на кровати.
Я откидываю голову, и передо мной появляется груша.
— Груша, — ухмыляюсь я, садясь.
Он смеётся над моей реакцией.
Он прислоняется к стене за кроватью.
— Да. Я закончил развлекаться, заставляя тебя бросать их, пока я стреляю.
Я смотрю на него. Мой рот открыт.
— Ты делал это для забавы? Это так… подло, — говорю я.
Его ухмылка не может стать ещё шире.
— Я всё ещё был зол на то, что ты сбежала. Ты не представляешь, как весело было наблюдать за твоим лицом. И в обеденном зале тоже. Эти страдания компенсировали те муки, которые я испытывал.
Я смотрю на него. Он заставлял меня бросать их целую неделю. Я вполсилы бью его по руке, но меня слишком отвлекает груша в его руке.
Я смотрю на него. У меня перехватывает дыхание от веселья в его глазах. Я вспоминаю, что все думают, что мы спим вместе, и отворачиваю голову.
— Груша должна была поднять тебе настроение, — говорит он через мгновение.
— Так и есть.
Я колеблюсь, решая, стоит ли ему говорить. Может быть, будет лучше, если это сделаю я, тогда он может отстать на тренировках.
— Просто… люди болтают обо мне, — я ковыряюсь в меху.
Я не знаю, чего ожидаю. Доброго слова. Неловкости. Один из советов «на повышенных тонах», которые Аквин любит мне давать.
Я не ожидаю, что он будет корчиться от смеха.
Я хмурюсь на него и слезаю с кровати.
— Ты уничтожила мой Купол, победила моих Дозорных, — говорит он, беря себя в руки, — твои лучшие друзья — банда преступников из Внешних Колец. Ты расхаживаешь полуголая в этом костюме. И тебя беспокоит то, что люди болтают о тебе? Ты носила чёртову вуаль большую часть своей жизни, — его веселье иссякает, его осеняет мысль. — Что говорят? Это должно быть ужасно.
— Не беспокойся, — бормочу я.
Я не собираюсь говорить ему после такой реакции.
Он встаёт с кровати и делает один шаг ко мне. Я едва не закатываю глаза, прежде чем вижу, что он держит в руке мою грушу. Я поднимаю глаза и встречаю его взгляд.
— Только не моя груша, — я издаю стон.
Он смотрит на фрукт. Перекатывает плодоножку между большим и указательным пальцами, так что груша крутится.
— Скажи мне. И я отпущу грушу.
Его выражение лица бесстрастное, но в глубине его глаз горит доля юмора. От этого захватывает дух. Я отворачиваюсь от этого зрелища и взвешиваю последствия. Я очень хочу эту грушу. И если я скажу ему, возможно, он переселит меня в другую комнату.
— Они называют меня потаскухой, — моё лицо теплеет. — Кажется, все думают, что мы… что мы… спим вместе, — неуклюже заканчиваю я и смотрю на массивные ботинки передо мной.
Хотела бы я раствориться в камне подо мной. Я бросаю быстрый взгляд на грушу.
— И это всё? Кто, как ты думаешь, распустил этот слух? Мне нужно было как-то присматривать за тобой, не вызывая подозрений.
Его слова настолько шокирующие, что не совсем доходят до меня.
— Ты… что? — спрашиваю я.
— Я поощрял разговоры. Это было несложно. Ты красивая женщина.
Его комплимент теряется, когда моё зрение окрашивается в красный. Всё его внимание с тех пор, как я здесь, было частью представления, чтобы удержать меня от повторного побега.
Он ухмыляется и подносит грушу ко рту.
— Не. Кусай. Её, — говорю я мрачным голосом.
Было ошибкой сказать это. Я вижу блеск в его глазах за секунду до того, как он подносит грушу ко рту и откусывает мягкую мякоть. Как только я вижу, что её сладкий сок стекает по щетине на его подбородке, я теряю дар речи. С придушенным криком я бросаюсь на него.
Чего бы он ни ожидал, это было не оно.
Я выбиваю из него дыхание. Надеюсь, он подавится этим чёртовым фруктом! Я пользуюсь его неустойчивостью, и он оказывается на спине раньше, чем успевает прожевать три раза.
Я отбегаю в сторону до его ответной реакции.
— Ты это заслужил, — говорю я. — Ты распустил слухи! Поверить не могу. Знаешь, не очень приятно, когда тебя называют потаскухой. Особенно, когда ты не заслуживаешь этого звания. Думаю, ты должен извиниться. И ты съел мою долбаную грушу!
Я замолкаю, когда Джован вскакивает на ноги и бросает на меня такой взгляд, полный смертоносного обещания, что я кидаю взгляд на дверь. Внезапно Джован кажется намного больше. Ширина его плеч в два раза больше моей. Возможно, мне следовало бежать сразу.
— Ты хочешь извинений? — спрашивает он. — Как именно ты собираешься получить их?
Я фыркаю на него.
— Посадить тебя на задницу будет достаточно.
Я выпячиваю бедро и ухмыляюсь ему. Он приближается ко мне.
— Я мечтал о спарринге с тобой с тех пор, как увидел вас в Куполе. Наверняка ты тоже об этом мечтала? — говорит он.
Мы обмениваемся улыбками.
— Итак. Если ты прижмешь меня, ты получаешь