Читать интересную книгу Звезда упала - Владимир Алеников

— Иди, я сейчас тоже закончу и всё запру. До завтра.

— До свиданья, Нина Анатольевна!

Было слышно, как хлопнула дверь за ушедшей Ларисой.

Надя продолжала машинально работать, погружённая в свои невесёлые мысли.

Опять жалела то Веру, то себя, безнадёжно искала выход. Ей мнились какие-то невозможные картины, как они замечательно живут все вместе, как любят друг друга…

Она горько усмехалась, пожимала плечами. Почему так несуразно сложилась её жизнь?! Ведь она хороша собой, работящая, порядочная, неглупая.

И ещё далеко не старая, в трамвае позавчера вон сказали: девушка, передайте за проезд!

Почему же она обречена на ужасное одиночество и тоску, на это бессмысленное, ждущее её впереди прозябание?

То, что судьба не собирается её баловать, было понятно ещё в детстве, но неужели она не заслужила, не заработала права на самую обыкновенную, нормальную жизнь? Ей ведь ничего такого особенно не надо, просто чтобы рядом находились те, кого она любит, вот и всё…

Неожиданно снизу у неё за спиной раздался весёлый голос:

– Вот ты, оказывается, куда забралась!

Надя от неожиданности выронила книгу, и та, распушив страницы, шлёпнулась на пол, обложкой кверху. На обложке был нарисован смеющийся во весь свой уродливый, до ушей, рот человек. Книга так и называлась — «Человек, который смеётся».

Наде же, однако, было совсем не до смеха. Она растерянно смотрела в какое-то чужое, непривычное лицо Миши. По её разумению он уже давно должен быть на пути к Дарьино.

— Господи, как ты меня напугал!.. — проговорила она.

Михаил улыбнулся. Тут же снова стал родным, близким. Надя с давних пор любила эту его обаятельную, с разбегающимися морщинками улыбку, всегда помнила её.

В своей единственной руке он помимо портфеля ухитрялся держать ещё большую, перевязанную бечёвкой коробку.

— Смотри, чего я Алёшке твоему купил!..

Тут же, как был в костюме, уселся на пол, ловко открыл коробку. Внутри её оказался игрушечный ярко-зелёный грузовик. Так же сноровисто завёл его, зажав между колен, потом тронул какой-то рычажок, и грузовичок поехал между полок.

— Настоящий «АМО»! — наблюдая за ним, с гордостью произнёс Михаил. — Точная копия. То есть, вернее, теперь «ЗиC», я всё по старинке.

— Зачем ты это! — ласково укорила его Надя, тоже с неподдельным интересом глядя на удаляющийся зелёный грузовичок. — Небось, уйму денег стоит!..

Михаил оторвался от игрушки, задрал голову, серьёзно посмотрел на неё.

— Надь, я хочу, чтоб ты знала. Колин сын — для меня всё равно что мой сын. Так что давай, чтоб у нас впредь никогда таких разговоров не возникало.

Надя промолчала, не знала, что на это ответить. Её очень тронули его слова. Он так хорошо их произнёс, просто, без всякого пафоса.

Интересно, что бы он сказал, если бы узнал правду?

Она начала спускаться, одновременно рукой придерживая юбку, чтобы ему ничего не было видно. Он понял, деликатно отвернулся.

— Ну хорошо, извини, Миш, — сказала Надя уже на полу. — Не обижайся. Давай положим твой грузовик обратно в коробку. Сам ему и подаришь. Сейчас заберём его и пойдём ужинать.

Михаил, оперевшись на руку, легко поднялся с пола. Она невольно отметила, как проворно он двигается, совсем не чувствует себя инвалидом. Ей это ещё вчера бросилось в глаза.

— С ужином, боюсь, не выйдет, — сказал он с явным сожалением. — В другой раз. Уезжаю я сегодня, Надь. Думал, завтра, да вот не получается, надо срочно возвращаться, проблема на МТС возникла. К тому же шофёр один в Дарьино едет из главка, так он меня и забирает. Вот попрощаться зашёл.

Надя погрустнела. Она и забыла уже, что он должен уезжать.

— Надо так надо. Хорошо, что свиделись. Так здорово, что ты вернулся. Спасибо, что зашёл, а то ты так исчез утром… Я огорчилась. Ну, Вере ты сам знаешь, что сказать… Расскажешь всё, что видел…

Она опять смутилась, нужные слова, как назло, не находились. Он стоял очень близко, смотрел ей прямо в глаза. Они были почти одного роста, он капелечку повыше.

— Ну, счастливо тебе, Миша!

Надя протянула ему руку, но жест этот уже по ходу показался ей слишком официальным, нарочитым, и к правой руке тут же присоединилась левая, она обняла его за шею, приткнулась к нему на секунду, прощаясь с ним, с прошлым, со всем, что ей было дорого.

Вдруг с изумлением почувствовала, что он прижимает её к себе, всё сильнее и сильнее.

Надя отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза, но Михаил, по-прежнему удерживая её, стал покрывать частыми страстными поцелуями её лицо. Он целовал её губы, глаза, шею, и она ошеломлённо стояла, никак не отвечая на эти неожиданные, жалящие её поцелуи, но в то же время и не делая никаких попыток высвободиться.

Потом вдруг опомнилась, попыталась отстраниться:

— Ты что, Миша, с ума сошёл?! Пусти!.. Ты что делаешь?!

Но он не слушал, продолжал целовать её, вжимал в себя единственной рукой. Она снова попробовала вырваться, и он снова не отпустил её.

Они нелепо тыркались между полок, натыкались на них, ударялись то спиной, то бедром. Полки качались, книги подбитыми птицами падали на пол.

— Я люблю тебя, ты же знаешь! — лихорадочно шептал Михаил. — Я всю жизнь любил тебя! С самого первого класса, как увидел тебя, так и полюбил! Когда умирал, о тебе думал! Это судьба, Надя! Судьба меня к тебе привела!..

Надя всё меньше отдавала себе отчёт в происходящем. Она ещё слабо сопротивлялась, мелко вздрагивала, шептала в ответ:

— Что ты такое говоришь, Миша… Не надо… Нельзя… Миша… О, господи!

И внезапно, не выдержав, забыв обо всём, сама впилась в его губы долгим, забирающим все силы поцелуем.

Не отрываясь друг от друга, они медленно опустились на пол, прямо там, где стояли, среди попадавших с полок книг.

Надя уже ни о чём не думала, ничего не понимала. Всё, что она хотела, это вот так бесконечно нежно целовать его, отвечать на его ласки, ощущать прикосновения его мускулистой руки.

Она быстро расстегнула на нём рубашку, брюки, в мгновение ока разделась сама и с протяжным, чуть слышным стоном опустилась на него сверху, впервые за долгие годы чувствуя жар и силу мужского тела.

Алёша с завистью смотрел, как из сада забирают Леночку Савельеву. За ней пришёл папа. Весело болтая, они зашагали домой.

Папа у Леночки очень добрый. На днях он подарил детскому саду ежа Гришку. Гришка был ушастый, с нежным животиком и подвижным чёрным носиком. Днём он в основном спал, свернувшись в колючий клубок.

Теперь из всех детей Алёша остался один, самый последний. Впервые мама не пришла за ним вовремя.

Он сидел на скамеечке, под грибком, печальными глазами неотрывно глядел на калитку. Мамы всё не было, хотя на улице уже зажглись фонари. Получалось, что он не нужен маме, раз она не спешит за ним. Получалось, что он вообще никому не нужен.

Алёша почувствовал себя ужасно несчастным. С трудом подавил желание расплакаться. Он ведь так ждал маму, хотел спеть ей новую песню, которую они выучили.

Теперь уже не до песен. Даже если она сейчас придёт, петь он ей всё равно не будет.

Так ей и надо, сама виновата, надо приходить вовремя.

Из дверей здания высунулась Лидия Марковна, Лидочка, оглядела опустевший сад.

— Иди сюда, Алёша, — позвала она. — Нечего там сидеть одному. Мама скоро придёт. Давай, давай!

Алёше вынужден был подчиниться. Глупо, конечно, ведь гораздо лучше ждать маму здесь, на улице. Но Лидочка иначе не отстанет, характер у неё очень приставучий.

Он тяжело с шумом вздохнул и понуро побрёл в здание.

Надя и Михаил лежали рядом на полу, между полками, понемногу приходили в себя. Оба молчали, каждый по-своему переживал случившееся.

Надя поймала себя на том, что не испытывает никакого стыда или раскаяния. Напротив, возникло странное чувство, будто произошло то, что должно было произойти давным-давно, тыщу лет назад. Мало того, она была совершенно уверена, что и Миша чувствует то же самое.

Как же это хорошо!..

Вдруг сгустившуюся над ними тишину прорезал громкий монотонный звук. Били настенные часы в читальном зале.

— Боже мой, уже семь! — в ужасе спохватилась Надя. — Я же за Алёшкой опоздала!.. Скорее, Миша!

Она вскочила, начала быстро одеваться, приводить себя в порядок. Михаилу ничего не оставалось, как последовать её примеру.

Надя зыркнула в его сторону, замерла на секунду, потом повернулась к нему лицом и спешной скороговоркой высказала прямо противоположное тому, о чём только что с таким удовольствием думала:

— Мишенька, милый, послушай меня. Ты должен правильно понять… У меня столько лет никого не было… И ты для меня как родной… Но больше этого не должно повториться… Я тебя прошу, Миша, ты больше не приходи… Не приезжай… И Вере ничего не говори… Вообще не говори, что меня встретил… Обещаешь?