— Неужто же их Альберт без охраны отпустил? — вслух подумал Ульрих.
— Да и охрана не поможет, если малым числом, — философски заметил Марко. — Но Бог милостив, так ведь?
— Господи, — всхлипнула Марта, — а что за ребята?
— Один мессиру сын и к тому же оруженосец, а второй — оруженосец мессира Альберта де Шато-д’Ора…
— А-а-а! — протянула Марта. — А мессир-то Альберт родня вам, ваша милость?
— Племянник.
— Я думала, сын. Похож очень… И характер такой же… Я вот, грешница, соблазняла его, а он не поддался, как и вы… Красивый он, только скромный… — Она внезапно замолчала.
Какое-то время ехали молча. Луна то ныряла в тучи, то обратно выплывала, а факел Ульрих зажигать не хотел — ведь в чаще мог скрываться кто угодно. Дорога поднималась вверх по склону Чертовой горы. Ехали ощупью; Ульрих копьем нащупывал проходы между кустами, которыми заросла дорога, и осторожно направлял в них коня. За ним ехала Марта с вьюками, а за ней — Марко на своей кляче. Тишина стояла жутковатая…
Внезапно налетевший ветер разогнал тучи, и холодная серебристая луна засияла во всей своей красе — засияла, как начищенная серебряная монетка. Лунный свет заливал просеку, придавая ей вид совершенно фантастический: неверные, колеблющиеся очертания кустов и деревьев, трав и камней, окантованные призрачным серебристым сиянием; поднимавшиеся с сырой земли испарения, принимавшие очертания сказочных существ; муравейники, словно мохнатые шапки вросших в землю великанов; корни поваленных деревьев, казавшиеся то щупальцами, то ужасными когтистыми лапами, — все это наводило на мысли о колдовстве и нечистой силе, создавало ощущение смертельной опасности, грозившей неизвестно откуда.
Хотя закутанная в чадру Марта поминутно вскрикивала, ахала и охала, она не очень боялась лесной чащи. Ей казалось, что двое огромных, могучих, умудренных опытом и закаленных бранными трудами вооруженных мужчин надежно защитят ее от любых напастей. Ее отец и господин ее отца казались ей непобедимыми воинами, способными противостоять и силе естественной, и сверхъестественной. Поэтому страх ее был скорее внешний, чем внутренний.
Марко тоже боялся. Но налети сейчас пятьдесят или сотня разбойников — он бы бился с ними топором, резал ножом, пускал бы в них стрелы… Все это он проделывал не однажды. Но вот страх перед неведомым был куда сильнее. Правда, Марко убеждал себя в том, что господин его отважен и непобедим, что он найдет выход в любой ситуации, однако в глубине души он знал, что Ульрих не всесилен… Внешне Марко сохранял спокойствие, не ахал и не охал, как его дочка, а только украдкой крестился.
Еще глубже был упрятан страх Ульриха. Разумеется, никто бы не догадался, что граф чего-то боится. Внешне он казался спокойным и уверенным в себе, но в глубине его души гнездился страх, почти ужас. В отличие от Марко граф боялся и естественного, и сверхъестественного. Он знал, что в такой темноте легко сбиться с дороги и угодить в трясину на склоне горы. Еще проще, сбившись с дороги, выехать на какой-нибудь обрыв и свалиться с него. Ульрих постоянно убеждал себя в том, что на этой дороге нечего ждать засады, но в то же время он прекрасно знал, как просто сейчас, притаившись у дороги, поймать его шею в петлю, как просто выдернуть всадника из седла, зацепив багром… Ульрих знал также, что никакие доспехи не спасут от удара копьем в бок, что они не смогут защитить его даже от стрелы, пущенной в упор умелой и сильной рукой… Образы ведьм, чертей и вурдалаков тоже всплывали из глубин его сознания, хотя их рыцарь меньше опасался. Ульрих боролся со страхом героически, он пытался отогнать его, отбросить, истребить, но за каждым отбитым приступом страха следовал новый штурм, еще более яростный. Но Ульрих знал: победу над страхом приносит лишь одно: реальная опасность. Появись она сейчас — и страх мгновенно и бесследно исчез бы. Выскочи из засады сотня разбойников, выйди из чащобы великан в пять саженей ростом, явись хоть сам дьявол — ничто не устрашило бы тогда Ульриха. Так уж был устроен этот человек — его страшила не сама опасность, а ожидание ее.
Наконец дорога перевалила через Чертову гору и пошла под уклон. Здесь пришлось спешиться и вести лошадей в поводу, так как этот склон был намного круче. Спешившись, Ульрих, как ни странно, почувствовал себя в большей безопасности — во всяком случае, его уже никто не мог сбросить с коня.
Марко, придерживавший свою клячу, чтобы не скатилась по склону, вдруг с шумом втянул в себя воздух.
— Сдается мне, ваша милость, что где-то палят кабана, — заметил он.
— Неплохой у тебя нюх. — Ульрих, в свою очередь принюхиваясь, подтвердил: — Точно, запах паленой щетины…
— Господи! — закрестилась Марта. — Не оставь рабов твоих, упаси нас от врага рода человеческого!
— Уж не думаешь ли ты, дуреха, что мы до преисподней добрались? — усмехнулся Ульрих.
— Да ведь как сказать, ваша милость, — поддержал дочку Марко. — Известно, какой приличный человек возьмется в этакий-то час кабана жарить, да еще на Чертовой горе!
— Зажгли бы факел, — попросила Марта, — хоть посветлее будет.
— Вот как раз этого-то делать не надо, — наставительно произнес Ульрих. — Пламя обладает способностью притягивать к себе стрелы…
Стало совсем темно, потому что луна наглухо ушла в набежавшую тучу.
— Может, опять коням морды и копыта замотаем? — предложил Марко.
— По-моему, не стоит, старина! В темноте да на крутом склоне это все равно не поможет, и оружие наше брякает, камни с дороги катятся, ветки трещат — шуму не меньше будет. Да и потом, лучше, если мы шуму произведем побольше. Если кто и жарит сейчас в лесу кабана, так наверняка не ожидает встречи с большим отрядом.
— Нас-то всего трое, — напомнил Марко.
— Так, значит, надо орать и шуметь так, чтобы все думали, что нас тут тысяча! — И, набрав побольше воздуха в легкие, Ульрих заорал на весь лес:
Эй, давай сюда, старуха,Бочку красного вина!Чтобы смог набить я брюхо,Ты зарежь мне кабана!
Марко и Марта заржали так громко, что эхо, рассыпавшись по стволам деревьев, по горным обрывам и скалам, ответило такой многоголосицей хохота, словно рассмеялись добрых три, а то и четыре сотни лихих удальцов. Марта, хорошо знавшая все кабацкие песни, приободрилась и заревела хриплым контральто:
Поросенка, и теленка,И две дюжины гусей.Дай мне во-о-дки два-а бочонкаДа колбас не пожа-а-алей!
Эхо от первого куплета смешалось с эхом от второго куплета, создав полное впечатление, что через леса и горы движется многочисленная колонна людей, да такая большая, что пока до хвоста колонны доходит первый куплет, в голове уже начинают третий.