Аретино решил посмотреть на полотно, над которым работали Тициан и Стелла, – на «Данаю». Обнаженная греческая царевна возлежала на атласных простынях, а сверху лился сладострастный золотой дождь – Юпитер.
– Кум, ты меня, конечно, извини, – загоготал Аретино, – но стареешь. Теряешь мастерство, черт побери! Какая же это Стелла! Совсем не похожа!
– Идиот беспамятный, – ласково ответил Тициан, – я же тебе в прошлый раз рассказывал про эту картину. Это и не должна быть Стелла. Кардинал Алессандро Фарнезе, когда я был в Риме, заказал мне написать свою любовницу. Я уезжал уже, она позировать не могла. Кардинал тогда прислал мне ее миниатюру – вон она лежит, на столе, и сказал написать по ней большой портрет. Мне стало скучно, я предложил вариант не портрета, а картины с обнаженной фигурой. Так что Стелла позирует для тела, а лицо я с миниатюры срисовал.
Аретино вернулся к столу, держа в руках миниатюрный портрет любовницы кардинала:
– Да я ее знаю! Только не помню. Как зовут? Красивая.
– Анжела, куртизанка. Говорят, у нее сестра была знаменитая, Камилла Пизана из Флоренции. Ты ведь всех прелестниц всех городов наизусть помнишь, а эту? – поинтересовался художник.
Аретино запустил тощую ручищу с обкусанными ногтями в рыжую бороду и задумался:
– Анжелу не знаю. Камиллу знал. Лет двадцать назад, когда во Флоренции был. Мы с поэтом Аньоло Фиренцуола захаживали к ней и к девочкам, с которыми она жила. Красивая была эта Камилла, но дура необразованная. Скучно с ней было. Стихов моих не читала, петь не умела. Безграмотная, шуток не понимала, улыбалась мало.
– Давайте я спою вам песню, – прервала его Стелла Флорентина (чье прозвание означает «флорентийка») с каким-то неприятным выражением лица. Она взяла лютню, лежавшую на сундуке в углу, и стала играть мелодию, сочиненную достопочтенным Констанцо Феста или же не менее почтенным Филиппо Вердело – она не помнила точно, кто был автором этого мадригала:
От меня ты просишь трудного решенья,
Мне «нет» ответить тяжко и «да» – нелегко.
Но все ж решусь и «да» я не скажу теперь,
Поскольку не могу я снизойти к тебе:
Желая дать твоим желаньям утешенье,
Я честь свою ценю при этом высоко[7].
Она так красиво, так мило пела, ее изящные белые ручки так нежно держали лютню, что и Тициан, и Аретино примолкли, залюбовавшись. Поэт при этом, правда, грыз грушу, и ошметки падали ему на штаны.
Тициан. «Портрет Пьетро Аретино». Ок. 1537 г.
Коллекция Фрика (Нью-Йорк)
СДЕРЖАННЫЙ И МОЛЧАЛИВЫЙ ТИЦИАН НА ПРОТЯЖЕНИИ ДЕСЯТИЛЕТИЙ БЫЛ БЛИЗКИМ ДРУГОМ ОБЩИТЕЛЬНОГО И ЯДОВИТОГО ПЬЕТРО АРЕТИНО – ФАКТИЧЕСКИ ПЕРВОГО ЖУРНАЛИСТА В ИСТОРИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ, ПРИЧЕМ ЖУРНАЛИСТА БЕСПОЩАДНОГО, ЗАРАБОТАВШЕГО ПРОЗВИЩЕ «БИЧ ГОСУДАРЕЙ» И ВДОБАВОК НЕ БРЕЗГОВАВШЕГО ШАНТАЖОМ. ТАКЖЕ МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО АРЕТИНО БЫЛ ПЕРВЫМ КРУПНЫМ АРТ-ПУБЛИЦИСТОМ: ОН АКТИВНО ЗАНИМАЛСЯ ПИАРОМ ТВОРЧЕСТВА СВОЕГО ДРУГА ТИЦИАНА СРЕДИ МОНАРХОВ И АРИСТОКРАТОВ ВСЕЙ ЕВРОПЫ.
ТИЦИАН НАПИСАЛ ПЯТЬ ЕГО ПОРТРЕТОВ – НА САМОМ РАННЕМ ЭТО ГОЛОДНЫЙ РЫЖИЙ МУЖИК С ОСТРЫМИ ЛОКТЯМИ, А ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА СПУСТЯ ПЕРЕД НАМИ АРЕТИНО СОВСЕМ ДРУГОГО СТАТУСА И ДРУГОГО ОБЛИКА: СЫТЫЙ И БОГАТЫЙ, В МЕХАХ И С ОРДЕНСКОЙ ЦЕПЬЮ. СЫН САПОЖНИКА ТЕПЕРЬ НОСИТ ОДЕЖДЫ ВЕНЕЦИАНСКОГО ПАТРИЦИЯ, ЗАСЛУЖЕННЫЕ ТЯЖЕЛЫМ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫМ ТРУДОМ.
– Дай угадаю, – сказал Аретино, когда куртизанка закончила, – автор – женщина? Точно глупые бабские стихи, про глупую любовь. Небось, сочинила их та блудница, увенчанная лавровым венком, графиня Вероника Гамбара из Корреджо. Интересно все-таки, кто ее любовник? Я так и не выяснил. Небось, про то, как он ее бросил.
– Нет, – ответила Стелла. – Я выучила эту песню, когда в юности жила во Флоренции. Матушка моя тоже была куртизанкой, поэтому меня учили музыке и литературе.
– Да-да, раз мы такие глупцы, что платим бабе, которая умеет петь или сочинять в рифму, в десять раз больше, чем такой же бабе, которая этого не умеет, а все остальное у них при этом одинаковое, то хитрые бляди, конечно, будут упражняться, чтобы набить себе цену… – заворчал Аретино. А Тициан улыбнулся в бороду, потому что знал, что прижимистый Аретино умудрялся не давать денег даже самым роскошным куртизанкам – кого убалтывал и очаровывал, кого шантажировал, а с кем расплачивался рекламой и иными услугами.
– Вы же знаете, что так просто cortigiane oneste женщине с улицы не стать, только если тебя готовят к этому сызмальства, мать, иная родственница или другая наставница: так много надо выучить, чтобы и вам угождать, и в искусствах разбираться. В юности, – говорила Стелла, – Меня научили этой песне и рассказали историю про нее, чтобы я хорошо запомнила урок. Эти стихи сочинила та самая Камилла Пизана, с которой ты был знаком лет двадцать назад. Уж не знаю, общался ты с ней до того, как произошла эта история, или после.
– Давай уж, излагай, что за история! – устроился поудобнее Тициан.
– Это все случилось, наверно, до моего рождения, лет двадцать – двадцать пять назад, – говорила Стелла. – Красавица Камилла Пизана считалась одной из самых очаровательных дам Флоренции. И покровитель у нее был – из самых богатых граждан республики: Филиппо Строцци Младший.
– С ним знаком, – сказал Аретино. – Жуткая сволочь, невероятный хитрюга, банкир и дипломат, сами Медичи его боялись. Едва у них власть над городом не отобрал. Герцог Козимо Медичи долго думал, как его победить. Жук, короче.
– Прямо даже умнее тебя? – спросил Тициан, пряча улыбку в бороду, которая была у него побогаче аретиновской.
– Почти такой же умный.
– Так вот, – продолжала красавица, – этот Филиппо Строцци поселил Камиллу Пизана и еще трех девушек на своей небольшой вилле у ворот Сан Галло. А сам, конечно, со своей женой и детьми жил в этом роскошном Палаццо Строцци, которое недавно только достроил. На виллу он раза два в неделю наведывался вместе со своими друзьями, чтобы попировать и повеселиться вволю. Девушки их развлекали – пели, танцевали, ласкали, причем его главной любовницей была именно Камилла.
– Дом снимал отдельный для девок… денег девать таким некуда, ненавижу сук, – бормотал Аретино, выливая последние капли красного из очередного графина. Мальчик-паж посапывал в углу.
– Вы мои друзья, – вещала куртизанка, адресуясь в первую очередь, конечно, к Тициану, – поэтому я расскажу вам эту историю не как обычную байку, а так, как ее передавала моя матушка, обучая ремеслу. Так вот, Камилла совершила недозволительную для нас ошибку – она влюбилась в своего покровителя. Правда, она была еще достаточно молода (ей было лет семнадцать-восемнадцать) и неопытна, а он был действительно