Примерно в это же время завершилась и солдатская судьба моего отличного водителя Хайна. Он со своей машиной расположился неподалеку от нашей оружейной мастерской в ущелье Пшиша. Обнаружив его, русская артиллерия открыла огонь по этому месту. В голове у Хайна сидела только одна мысль: как бы вывести свой любимый «Фольксваген» из-под обстрела в безопасное место. Близким разрывом снаряда ему оторвало одну руку и разорвало весь бок. Ранение это было столь тяжелым, что нормальный человек тут же бы умер или по меньшей мере потерял сознание. Но атлетическое тело профессионального боксера обладало сверхчеловеческой силой. Несмотря на отсутствующую руку, Хайн смог взобраться на водительское место и принять нужное положение. Лишь добравшись в машине до главного перевязочного пункта, он потерял сознание.
Когда мне доложили об этом происшествии, я тотчас же бросился отыскивать Хайна, но безуспешно. Наконец, один санитар главного перевязочного пункта вспомнил, что один особенно атлетически сложенный, очень тяжело раненный и в бессознательном состоянии солдат умер сразу же после поступления и был похоронен. На этом человеке была только рубашка и штаны, но никаких опознавательных жетонов и ничего, что позволило бы установить его личность или принадлежность к той или иной части.
Мой НП на ничейной земле был оставлен. Но ближе к тылу, сразу за передовой, располагался теперь НП 2-й батареи. Там однажды появились два сапера с русским перебежчиком, который хотел показать нашей артиллерии важные цели. Он точно описал место, где располагался КП его батальона. Командир батареи отдал команду выпустить один снаряд, который разорвался довольно далеко от цели.
– Плохо, плохо, – сказал русский.
После следующего выстрела он понял, что снаряд лег уже ближе к КП.
Третий выстрел, который точно поразил цель, привел его в совершенный восторг.
– Хорошо, хорошо, – произнес перебежчик, воодушевленно потирая руки.
– Удивительный народ, – прокомментировал командир 2-й батареи, когда докладывал мне об этом происшествии.
Удивительный народ! – думал я, направляясь верхом в тыл, чтобы проверить лесной лагерь наших вьючных животных. Там, в паре километров за огневыми позициями батарей, кишели солдаты, которые заботились о снабжении всего фронта, ухаживали за лошадьми, жарили на открытом огне мясо павших лошадей или вообще ничего не делали. Почти все эти солдаты были русскими. Число их измерялось тысячами. Впечатление было такое, словно в тылу у нас находится русский, а не германский фронт.
– Все обстоит как в Древнем Риме, – сказал Людвиг, который меня сопровождал. – Здесь, в тылу, намного больше русских, чем впереди немцев. (Автор сильно преувеличивает. Количество «хиви» обычно не превышало 10–15 % общей численности немецких частей и соединений и крайне редко (в случае больших потерь в боевом составе) достигало 25 % и даже более общей численности конкретной дивизии. – Ред.) Через какую-нибудь брешь во фронте сюда может просочиться целый русский полк, причем никто этого даже не заметит. Им надо будет лишь получше припрятать свое оружие, а это совсем нетрудно. Затем они могли бы одновременно с атакой с фронта взломать наш фронт изнутри. Да, если бы эти «хиви» осознавали свою силу и захотели взбунтоваться, нам пришлось бы ох как трудно.
– Но они об этом даже не помышляют. И вполне довольны своей службой. За ними даже почти не приходится приглядывать.
Железнодорожная ветка, которая использовалась также для целей снабжения, похоже, какое-то время назад попала под краткий артналет. Рядом с полотном дороги лежала убитая лошадь. Какой-то монголоид с растрепанной бородой (у монголоидов борода растет очень плохо. Очевидно, здесь описан предатель из Туркестанского батальона. – Ред.), который шел вдоль этой ветки, отрезал большой кусок истекающего кровью мяса, причем глаза его светились жадностью.
Навстречу нам скакал довольно странный всадник. Он болтался в седле своей лошади, словно сделанная из дерева кукла, но с совершенно прямой спиной. Лицо его тоже словно было сделано из дерева, но особенно поражали его цвета: белая кожа с красными щеками, ни малейшего следа загара, темные глаза и черные усики. Он приветствовал нас, приложив руку к шапке, но при этом выражение его лица не изменилось ни на йоту. Все это выглядело едва ли не комично, несмотря на все впечатление властности, исходящее от всадника.
– Кем бы мог быть этот странный парень? – спросил я Людвига.
– Это офицер из азербайджанского батальона.
– Кто знает народы, считает имена…
Докладные записки
Относительное спокойствие на командном пункте я использовал для того, чтобы написать докладную записку, в которой описывал ошибки, допущенные нами в ходе этих военных действий в горах, и в первую очередь совершенно недостаточные приготовления к ожидаемому периоду дождей и надвигающейся зиме. Я подчеркивал, что мы ввиду отсутствия инструментов, гвоздей и рубероида в стране с избытком дерева неоднократно оказывались в положении, когда было необходимо строить защищенные от воды блиндажи, не говоря уже о стойлах для лошадей, и что, если бы не удалось устранить затруднения, вся масса наших вьючных животных была бы вынуждена мокнуть под дождем в соответствующий период. Эту докладную записку я направил в артиллерийский полк с просьбой передать ее по команде в «высшие инстанции». Полковое начальство на основании этой моей записки разработало анкету, с помощью которой опросило мнение остальных трех командиров дивизионов. Опять же на основании их мнений и моей докладной штаб полка составил «Обобщение опыта», в котором мои предложения большей частью поддерживались, но вся моя критика исчезла.
Поэтому мне пришлось написать вторую, еще более острую докладную записку, которую командование полка в оригинальном виде передало командиру дивизии. Генерал в личной беседе выразил согласие со мной и сказал, что он хотел бы направить мою докладную еще выше. Как высоко она поднялась, я так и не узнал. Во всяком случае, имеющиеся там предложения были проигнорированы, результатом чего стала высокая смертность лошадей и мулов, а выжившие долгое время были слишком слабы, чтобы перевозить грузы.
Третья докладная записка имела заглавие «Командир НП»; позднее она появилась в «Артиллерийском обозрении». Основная мысль ее заключалась в следующем: в ходе этой войны передовой артиллерийский наблюдатель приобретает гораздо большее значение, чем в Первой мировой войне, причем благодаря имеющимся у него средствам связи. Однако требования передовых наблюдателей, нуждавшихся в облегченных аппаратах, поддерживающих стойкую связь на значительных удалениях в горной и лесистой местности, не были учтены. Без таких же аппаратов наладить эффективное огневое взаимодействие из передовых порядков едва ли было возможным. Поэтому я предлагал, с учетом действующих обстоятельств, в рамках дивизии основной фигурой боя сделать командира-наблюдателя. Таковой должен был вместе с небольшим штабом, но с хорошими средствами наблюдения и связи, среди которых обязательно должен был быть пятиваттный радиопередатчик, находиться в районе передовых позиций, поддерживать постоянную телефонную и радиосвязь с батареями в качестве передового наблюдателя и брать на себя координацию огня артиллерийского полка. Таким образом, именно на передовой линии обороны, где возникающая опасность должна быть ликвидирована в первую очередь, стало бы возможно быстрое сосредоточение огня в нужном месте. В докладной записке обобщалась практика, которая была применена на Звездной горе. Мне было ясно, что при ближайшей возможности я сам, в качестве подопытного кролика, буду сделан командиром-наблюдателем. Между тем прошло еще несколько недель, пока дело дошло до этого. И благодарить за это я должен был внезапно наступивший период дождей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});