так мило! Как в детстве: я зайду — выйдешь?
— Только не раньше, чем через… — я бросаю еще один взгляд на себя в зеркало, — минут сорок.
— Договорились. Еще раз с днем рождения, буду ждать возможности поздравить лично. Скоро увидимся.
— До встречи.
Положив трубку, я еще пару минут вздыхаю печально, позволяя себе поругать Гордеева, а потом принимаюсь приводить себя в порядок. Даже если мы просто посидим на качелях во дворе, это не повод распугивать единственного приличного мужчину. Неприличный сам виноват. Упал, как снег на голову, и вообще…
Через сорок пять минут я выхожу на улицу к подъехавшему Арзамасову. Чувствуя себя немного вялой, но чуть более уверенной в себе. Мне удалось нарисовать приличное лицо и найти немятое платье.
Костя ждет меня с букетом возле машины, припаркованной у детской площадки. Массивная фигура и белые цветы выделяются в густых осенних сумерках.
Он обещал мне сюрприз. Может, хоть кто-то умудрится меня порадовать сегодня?
Правда, стоит мне подойти ближе к нему и смущенно поздороваться, как со стороны спортивных снарядов раздается:
— Ксюш-ш-ша!
Глава 51
Этот голос ни с чьим я не перепутаю.
И тон у него сейчас, как у моей мамы, когда я в пять лет собралась изрисовать ее дорогой французской тушью свежепоклеенные обои.
Предостерегающие нотки бесят меня.
Я, что? Должна впечатлиться и сбежать домой?
Ага. Как же. Разбежалась.
Закипая все сильнее, я подхожу к Косте:
— Привет!
— С днем рождения, — он протягивает мне ароматный букет.
— Спасибо, — я зарываюсь носом в цветы.
Я чувствую зуд между лопаток, будто кто-то сверлит меня взглядом. Это ощущение и раздражает, и вызывает во мне обычное женское злорадство. Так тебе. Не нравится? А я все равно сделаю, и ничего ты не возразишь!
— Какой план? — уточняю я у Арзамасова, надеясь, что меня сейчас увезут подальше от Гордеева, он же не пустится за мной в погоню?
Идея посидеть просто на качельках во дворе больше не кажется мне привлекательной.
— Это же сюрприз, — загадочно улыбается Костя. — Но у тебя есть шанс сказать, чего бы ты хотела.
Я бы хотела смыться, и уже подбираю слова, чтобы это озвучить, но снова раздается Ящеровское шипение:
— Кс-с-сения!
Ого, полным именем меня Денис не называл меня, даже когда чихвостил.
— Если я подойду, будет хуже.
От этой угрозы у меня мгновенно подгорает.
— Дай мне минутку, — раздухарившись, прошу я Арзамсова.
Он немного хмурится, но кивает.
Перехватив букет поудобнее, я иду туда, где в темноте красным горит пятнышко тлеющей сигареты.
Иду, а в голове проносятся все слова, которые я хочу высказать Денису. Логичные и не очень претензии толкаются в мыслях. Гордеев решил, что ему многое позволено. Это не так!
Я топаю очень бодро, пока не дохожу до него, но при виде злющего лица, мысли начинаются путаться, и вместо заготовленной речи я ляпаю:
— Ты не офигел, Денис Сергеевич?
Выбросив в сторону недокуренную сигарету, Денис Сергеевич делает шаг мне на встречу, значительно сокращая расстояние между нами, хотя я остановилась на приличной дистанции.
— Нам, видимо, нужно кое-что прояснить, Ксюша.
— Мы уже все выяснили, — храбрюсь я, тем не менее, делая инстинктивный шаг назад.
Но Гордеева не устраивают мои попытки отползти. Он прет на меня, пока я задом не упираюсь в лестницу детской горки. Нависая надо мной, Ящер развивает свою мысль:
— Ты забыла, но я напомню: я своим не делюсь, — его рука преграждает мне путь к побегу, я оказываюсь заперта между железками и его телом.
— Я не твоя! — пищу я, но звучит крайне неубедительно. — У тебя нет на меня никаких прав.
Чего врать? Ревность Гордеева мне льстит.
Но это не значит, что я позволю ему вмешиваться в мою жизнь!
— Есть, Ксюша. Есть, — он склоняется ко мне, но ему мешает букет.
Денис недолго думая отбирает у меня цветы, стебли послушно выскальзывают из ослабевших от волнения пальцев.
Закинув их на горку, он прижимается ко мне так плотно, что, несмотря на разделяющие нас слои одежды, я смущаюсь, настолько его движение откровенное, собственническое.
— У меня есть все права. И спрашивать разрешения я не буду.
— Ты слишком самоуверен, у меня есть свои желания, и я…
— Отлично. Поговорим о твоих желаниях, — соглашается Гордеев, но в его голосе слышится непоколебимость. — Ты сейчас ведешь себя глупо и вопреки тем самым желаниям, о которых говоришь. Я тебе нравлюсь, Ксюш. Это знаешь ты, это знаю я, об этом кричит твое тело, из-за этого все твои обиды…
Я вспыхиваю. Он прав, ну и что? Да, нравится! Нравится — не то слово! Совершенно не подходящее! И теперь я должна молча со всем соглашаться?
— Мои чувства, какими бы они ни были, — разъяренно шиплю я, — это еще не все! И я никогда не пойду на односторонние зависимые отношения!
Меня раздирает от желания задать вопрос: «А ты? Насколько тебе нравлюсь я?».
Ежу понятно, в кровати я его устраиваю. Но ведь меня в любой момент сможет заменить другая!
— Ты сейчас притворяешься? — глаза Дениса сужаются. — Тебе мало того, что я могу дать?
Непонятно с чего беленится он. Я хлопаю глазами. Это он о чем? О цацках? О шмотках? Анальной пробке? Мне кольцо надо, придурок! Или хотя бы признание в любви! Никуда я с этой эгоистичной козлиной не поеду! У меня здесь своя жизнь! Семья, учеба, друзья!
Упрямо выставляю вперед подбородок.
— Ничего мне не надо.
— Значит, я сам решу, что у тебя будет, — психует Гордеев.
Ящер хватает меня за руку и волочет обратно к дому на такой скорости, что я через шаг спотыкаюсь.
— Отпусти меня, — пытаюсь упираться. — Меня ждут!
— Хрен тебе. Он уже уехал. Не дурак.
— Зато ты дурак! Все равно отпусти! — требую я, но мы уже возле подъезда.
— Открывай, — командует злющий Денис.
— Не буду! — нелогично протестую я.
Этот бугай, недолго думая, просто дергает дверь со всей силы, и та с жалобным сигналом домофона распахивается. Гордеев втаскивает меня внутрь, и я начинаю лупить его по спине. Вряд ли я могу сделать ему больно сквозь кожу куртки, но мне надо выплеснуть злобу на собственное бессилие.
Денис разворачивается ко мне и, притянув к себе хозяйским жестом, впивается злым карающим поцелуем.
Я скачала по этим губам, но лишь на несколько секунду позволяю себе ими насладиться, а потом кусаю Гордеева. Денис не обращает на это никакого внимания.
Внезапно, когда я сосредотачиваюсь не на препятствовании передвижению, а на сопротивление поцелую, он забрасывает меня на плечо и взбегает на